Author: Олег ШЕСТИНСКИЙ
“КАК НИКОГДА, СЛУЖА ДОБРУ...”
2(267)
Date: 12-01-99
Поздравляем нашего давнего автора, соратника и единомышленника, прекрасного русского поэта с 70-летним юбилеем! Редакция “Завтра”
ЛЕНИНГРАД Ивану Сабило
Мой Ленинград погребен Пискаревкою.
Санкт-Петербург — это город не мой.
Разве забуду, как мерли погодки над бровкою
снежной дороги блокадной зимой?
Разве забуду могилки умявшиеся,
в сонме крестов моя бедная мать —
тихие люди, без позы поклявшиеся
город врагу ни за что не отдать?
Разве из сердца признательность вынется
к тем, кто спасали нас, духом сильны —
Зина Круглова, девчушка-дружинница,
ставшая позже министром страны.
Санкт-Петербург, что в духовном наитии
мощно десницу над миром простер,
дабы кубанцы рванулись по Индии,
а на Балканы полки гренадер.
Град лейб-гвардейцев, монарха, Империи,
томных красавиц Двора роковых...
Предки мои удалились в поверия,
сказы, преданья скрижалей родных.
Град, опочивший без завещания
на перехлестах гражданской войны...
Смутно сегодня для слуха звучание —
Санкт-Петербург — не его мы сыны!
Гордое имя разменено биржами,
души мельчит банкометный устав...
Были героями — стали мы бывшими
при шутовстве новорусских забав.
Мы, на кладбищах войны похороненные,
дети блокады, завьюженным днем
годы, историей провороненные,
горьким предательством лишь назовем.
РУССКИЙ
Свел меня случай с Русским Бойцом —
в черной рубашке с бледным лицом.
Юноша глянул, красив и высок,
был его голос тих и жесток:
— Шел с княжьим войском воин-монах,
благословенный в горних мирах...
Черной одеждой чтим память его,
не устрашимся, как он, ничего.
Если Россию спасти не суметь,
мы предпочтем унижению — смерть...
— Мальчик, — сказал я, — в жизни своей
ты никаких-то не видел смертей.
Я же в блокадном аду голодал,
ну а что выжил, — совсем не гадал.
И до сих пор наяву, не во сне
мертвые дети мерещатся мне...
Юноша глянул, красив и высок,
был его голос тих и жесток:
— Там-то от голода — в снег головой,
здесь-то за золото — кровь и разбой...
Там — омертвение в тусклых домах,
здесь — онемение в русских умах.
Разве не стыдно, в блокаду спасясь,
с новой блокадой не чувствовать связь?
Он удалился, красив и высок...
Честно пытался я жить, — видит Бог!
Сколько же можно обиды копить
да скулежем поднебесье коптить?
К Богу ли, к Князю ли или в твой Строй, —
только б не тлеть в этой гнили сырой!
“Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить...”
Ф. И. Тютчев
ПОЛУКРОВКИ
Живем, как божии коровки,
беззвучные в своей стране...
Да мы ведь сами полукровки,
не нужно их искать извне!
Мы сами, не моргнув и оком,
смирясь с народною бедой,
кровь, нам дарованную Богом,
кривясь, разжидили водой, —
водой бесстыдных умалений
на евро-западном крыльце,
никчемных ссор да словопрений
с брезгливой метой на лице.
Мы так тихи в рассудке квелом,
что нас князья под знамена
не кликнули б на рать с монголом
или на брань Бородина.
А урки вьют из нас веревки,
как бы исподтишка, спроста,
а урки-то не полукрови,
в них кровь кипуча и густа;
они не с бухты — не с барахты
Русь разоряя до сумы,
высвистывают дев и шахты,
порты и юные умы...
Пора уж нам понять, разиням,
что эти самые враги
страну обмерили аршином
и выбросили на торги!
К ПОГРЕБЕНИЮ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ
Поколдовали над останками,
скроили книжицы удало,
Русь оглушая перебранками
от Петербурга до Урала;
и размордевшие министрики
интриге следуя дворцовой,
искали в духе новой мистики
разгадку во кости берцовой.
Какими маленькими, жалкими
предстанут миру суетливцы,
бредущие за катафалками
до Петропавловской гробницы!
А души девушек династии
задумчивы на небосклоне,
чин ангельский приняв во счастии
за казнь в ипатьевском поддоне.
А вот душа их бедной мамочки
застонет плачем птицы-пеночки
все о ненайденных — о мальчике
да о своей четвертой девочке.
А будь сам царь на царском месте, —
себе не дал бы упокоя,
пока десантники без чести
гниют в Чечне на поле боя.
ПРАВНУКИ А. С. ПУШКИНА
“Товарищ! Верь, взойдет она,
Звезда пленительного счастья...”
А. С. Пушкин
Во дни большевистского паводка,
во лоне безумной земли
служили России два правнука
поэта и род свой блюли.
Один, лишь кудрявые выкресты
погнали царя на восток,
не смог унижения вынести, —
пустил себе пулю в висок.
Другой, лишь казачьи, некормленные
станицы краском распушил,
как руки свои обескровленные
в тоске на себя наложил.
Быть может, в часы одиночества,
огладив уже пистолет,
примнилось им предка пророчество...
А счастья как нет, так и нет!
Но если б нисколько не верили
мы в чьи-то святые слова,
то не было б нашей Империи,
а просто песок да трава.
И вижу в мистическом проблеске
одно наваждение сам, —
как Пушкин, сын правды и доблести,
тетрадку подносит к очам
и мыслит над строками яркими,
предчувствуя будущий рок...
Но все же своими помарками
не переиначил листок.
А правнуков в смертной готовности
быть символом жизнь обрекла
не творчески-праздной условности,
а чести, спалившей дотла.
В ДЕНЬ ПОКАЗА ПО НТВ ФИЛЬМА
“ПОСЛЕДНЕЕ ИСКУШЕНИЕ ХРИСТА”
1. НА МИТИНГЕ ПРОТЕСТА В ОСТАНКИНЕ
Послышалось:
— Жидо-масоны!..
Но это не я произнес,
а те, кто пропащи, бессонны,
а тот, кто бесхлебен и бос.
Послышалось в ужасе:
— Дьявол!..
И сказано это не мной,
а тем, кто надежду оставил,
забитый расстрельной страной.
Послышалось:
— Люде святыя!
Как жить под расклев воронья?
А это сказала Россия,
а это сказал уже я.
2. ХУЛИТЕЛЯМ
Исподтишка зомбируя страну,
презрев тысячелетней веры догмы,
вы выдворили на святые стогны
Москвы фигляров, нищих и шпану,
и кистенем разбойничьих реформ
вы череп продырявили народу,
выслушивая праздничную оду
гоп-шоу-менов, взятых на прокорм.
Вы ствол спилили, и от вас на срезе,
не сок, а сукровица, слизь и гной, —
с “Последним искушением” Скорсезе
отождествили вы свой дух и строй!
Мы — выше вас, и эта мысль проста:
свои идеи непреклонно сея,
мы не подняли б дрын на Моисея,
как вы в безумстве ныне на Христа.
Обкуренная пошлостью реклам,
похабной болтовней телеэкранцев,
вам — во своей державе иностранцам —
в свой срок Россия врежет по рогам,
которые за эти десять лет
у вас набухли и окостенели...
Исподнее стирающим в купели
вам до моей России дела нет.
Но есть —
“есть Божий суд, наперсники разврата”,
когда национальная утрата
моей страной ее сыновьих прав
вам отольется... Впрочем, не слезами.
А чем? Час грянет, — и узрите сами.
И будет гневен Бог,
Вам даже слез не дав.
3. “ПРОСНИСЬ!..”
Как сладострастно унижать
нас, русских, стали напоказ,
сочтя, что будем скрежетать
зубами лишь
в который раз!..
Как откровенна сволота,
облив помоями Христа!
Не автомат, а Крест беру,
как никогда, служа Добру,
и отправляюсь на войну,
религиозную войну.
Давно Россия за Христа
не шла в Москве на правый бой...
И вновь растрепанной толпой
мы месим грязь, сомкнув уста.
Проснись, страна кукушек,
кряхтя от колотушек!
ПРОСНИСЬ!..
* * *
А зачем нам плакать о России,
причитать,
если мы у Бога не спросили —
кто же тать?
Если Крест лишь на словах нам дорог,
как и честь,
то, быть может, самый страшный ворог —
я и есть?
1.0x
