ВОТ КАК ЭТО БЫЛО
51(264)
Date: 22-12-98
После Второй мировой войны в западной — русской и нерусской — печати появилось множество сообщений из различных “достоверных” и “официальных” источников о судьбе Якова Джугашвили, старшего сына Сталина. Большинство этих сообщений явно били на внешний эффект, были начинены всякими небылицами и легко могли ввести в заблуждение неискушенных людей, создавая неверное представление как о самом герое этих статей, так и обо всей обстановке в немецких лагерях для военнопленных.
Надо сказать, что подобные сенсационные заметки появлялись и в печати военных лет вместе с собственноручным якобы письмом Якова своему отцу и немецкой авиационной листовкой о сдаче его в плен. Но тогда происхождение этих “документов” легко можно было объяснить: они вышли из недр ведомства д-ра Геббельса и предназначались для деморализации частей Советской Армии. Немало было в то время и обыкновенных газетных “уток” — например, о бегстве Якова в Швецию или Японию.
Это вынуждает меня, более других, может быть, знающего печальные подробности разыгравшейся тогда в Ораниенбурге трагедии, выступить с этой статьей в защиту справедливости и исторической правды.
В феврале 1942 г. я был ранен на фронте, попал к немцам в плен и после выздоровления был направлен в лагерь для военнопленных в городе Ораниенбург. Через несколько дней меня вызывал зондерфюрер лагеря Чудовский. Выходец из прибалтийской немецкой аристократии, окончивший рижскую гимназию, он отлично говорил по-русски, был русофилом и особенно любил Кавказ и кавказцев. Он производил впечатление типичного представителя старой русской интеллигенции, держался со мной, как с равным, и, узнав, что я кавказец, тут же сказал, что теперь в лагере будут два кавказца: я и попавший в плен несколько ранее старший сын Сталина Яков Джугашвили, которого держат не в общем бараке, а в отдельном флигельке, где он проходит специальную обработку. В чем заключалась эта обработка — я узнал позже от самого Якова.
Чудовский сказал мне, что хочет нас познакомить, и послал за Яковом. Я чуточку опешил, но Чудовский предупредил, что мне нечего смущаться: Джугашвили чином ниже меня, да и вообще здесь мы с ним оба на равном положении. Через минуту Яков вошел в кабинет. Чудовский познакомил нас, предложив нам обоим папиросы. Я смотрел “в оба” на своего знаменитого земляка.
Яков Джугашвили был ниже среднего роста, щуплый, сквозь густые черные волосы сильно пробивалась седина, очень черные, маслянистые глаза были поставлены косо и смотрели угрюмо. Выглядел он намного старше своих лет и был похож больше на свою мать, чем на отца.
“Впервые в жизни вижу живого князя”, — произнес он, когда Чудовский меня представил. Говорил он с очень заметным грузинским акцентом. Мне бросилось в глаза, что сапоги его были стоптаны, брюки и гимнастерка с отпоротыми петлицами висели мешком, ремня не было. Во внимательно устремленном на меня взгляде я заметил какую-то затаенную безысходную печаль, которую он старался, но не мог скрыть, и которая бывает у очень несчастных людей или нелюбимых детей, и способна вызывать жалость и сочувствие.
Тогда же я узнал то, что уже частично знал и успел услышать от Чудовского.
Старший сын Сталина Яков Иосифович Джугашвили был в чине старшего лейтенанта (три “кубаря” на петлицах) артиллерии и находился на передовой линии фронта с самого начала войны. Он вовсе не сдался в плен, а, оказавшись в окружении на великолукском направлении, был ранен в плечо и захвачен с оружием в руках в первые месяцы войны, когда немцы стремительно наступали на Москву. Сообщение о добровольной сдаче Якова в плен, содержавшееся в немецких листовках, его “собственноручное” письмо отцу, равно как и последующие утверждения о его сотрудничестве с немцами, были чистейшей выдумкой немецкой пропаганды.
После своего пленения Я. Джугашвили содержался некоторое время в прифронтовом лагере вместе с другими пленными, но был ими опознан и выдан немцам как сын советского диктатора.
Немцы предлагали сыну Сталина всевозможные блага, награды и чины, уговаривая его выступить по радио и в печати против отца, убеждая его, что дни советской власти все равно сочтены. Россия как государство скоро перестанет существовать, и ему, грузину, не пристало сохранять верность стране, которая в свое время огнем и мечом завоевала и поработила его собственную Родину — Кавказ, коему ныне немцы якобы несут освобождение. Во имя исторической правды хочу сказать, что Я. Джугашвили все эти предложения гитлеровцев отверг, даже отказался облачиться в принесенный ему немецкий мундир и до конца оставался в своей фронтовой изодранной гимнастерке.
Потерпев на первых порах неудачу, но не теряя надежды со временем добиться своего, немцы осенью 1941 г. увезли Я. Джугашвили в Германию. В здешнем лагере, как я уже упоминал, ему предоставили отдельный комфортабельный флигель, где обработка продолжалась. Ему показали и прочитали некий документ, подписанный Геббельсом, в котором тот от имени фюрера торжественно обещал всевозможные блага и льготы не только ему самому, но и его брату и сестре и всей прочей родне, если он, Яков Джугашвили, перестанет упорствовать и посодействует великой Германии в ее затянувшейся войне. Но Яков был непреклонен.
Вопреки моим предположениям, наша первая встреча с Яковом в в кабинете зондерфюрера не оказалась последней. Он искал встреч со мной, и благодаря покровительству Чудовского мы довольно часто встречались. Зная, что я нахожусь в общем бараке на голодном лагерном пайке, Яков приносил мне бутерброды, и пока я жадно их поглощал, рассказывал мне, как его обрабатывают нацисты.
Он охотно рассказывал и о своем доме, семье, отце. В одну из наших встреч Яков признался, что был тайно рыцарски влюблен в свою мачеху Надежду Сергеевну Аллилуеву и помнит, как ночью, накануне ее смерти, он проснулся от душивших его слез. “Это был ангел, ангел, — повторял он, — единственный после матери человек, кто был со мной ласков и нежен”. Яков был чужд казарменной похабщины, пошлятины, избегал матерщины. Как-то он рассказал мне, что “бабушка Катя” (мать Сталина) при содействии снохи тайком окрестила его в младенчестве, пригласив православного священника к себе домой.
В конце 1942 года Яков Джугашвили по приказу Гиммлера был отправлен в Берлин. При встрече Гиммлера с Яковом присутствовал и говорил по-русски Розенберг. Что произошло в кабинете всесильного главаря гестапо — можно догадаться, ибо по возвращении в лагерь непокорный пленник был тотчас посажен в карцер на голодный паек, а его отцу было переслано предложение обменять сына на немецких военнопленных. Ответ Сталина известен.
Неизвестно, какую судьбу после этого готовили Якову гитлеровцы, но когда через две недели его обросшего, шатающегося, ослепленного дневным светом вывели из карцера, сообщили ему ответ Сталина и объявили, что теперь он будет переведен в общий барак, — Я. Джугашвили внезапно оттолкнул опешивших стражей, устремился во двор и бросился на проволочное заграждение, через которое был пропущен ток высокого напряжения. Одновременно со сторожевой вышки раздалась автоматная очередь.
...По окончании войны, в Германии, я заказал в православном храме панихиду за упокой души убиенного на войне раба Божия Иакова.
Со слов князя А. КАЗБЕГИ
1.0x
