РУССКАЯ НЕФТЬ

Author: Георгий Семенов
РУССКАЯ НЕФТЬ
51(264)
Date: 22-12-98
ТАЙГА В НИЗОВЬЯХ ОБИ. Леса в снегу. Первоклассная бетонная дорога по холмам. Впереди — город нефтяников Нягань. Будка ГАИ. Мост…
Нынешним летом именно на этом мосту была перекрыта трасса, ведущая к месторождениям "черного золота". Здесь это называлось так: "завернули задвижку". Люди остановили поток жизнетворного сырья на "большую землю". Придавили артерию экономики, попросту слегка "придушив" страну, чтобы выбить деньги, зарплату.
Это был первый случай неповиновения нефтяников, вернее, социальных и профессиональных низов отрасли, руководимых местными политическими и административными воротилами, заинтересо-ванными в переделе прибыли и сферы влияния. Произойди это чуть раньше, до того как шахтеры выстроили палаточный городок на Горбатом мосту у "Белого дома" в Москве, "закрытие первой задвижки" могло бы стать главным политическим событием сезона.
Шахтеры затмили, заглушили нефтяников.
Имелась, впрочем, и другая причина в нераспространении социального взрыва здесь, в северной тайге: во всероссийской раскрутке конфликта еще не были заинтересованы те силы в Нягани (и далее условимся называть по имени этого шестидесятитысячного города обобщенно весь регион нефтяной Сибири), которые совсем недавно, в начале декабря, закончили-таки в свою пользу "боевые действия" по овладению здешними месторождениями.
А тогда, в мае, все начиналось с рядового уже для нас протеста доведенных до отчаяния безденежьем людей. К административному зданию нефтяной компании "Кондпетролеум" подошла толпа няганьцев — строителей трубопроводов. Выбивали долги по зарплате. В принципе, это было нарушением общественного порядка, и потому вполне оправданным выглядело появление на мосту мэра сибирского города, Евгения Делова. Однако, поведение няганьского "городничего" едва ли вписывалось в привычный уже для российских "зарплатных бунтов" сценарий.
"Я полностью поддерживаю ваши требования!" — огорошил няганьских трубопроводчиков мэр, по сути, встав во главе протестного движения. Представим себе Лужкова, заявившего о поддержке шахтеров с Горбатого моста; что для московского "головы" стало бы равносильно признанию крайней своей оппозиционности, запросто воплотил в жизнь "нефтяной" мэр. При существующем режиме пойти на подобный шаг мог только человек, которому или нечего терять, или перед которым открывается возможность очень многое приобрести (красноярский "генерал-губернатор" Лебедь, к примеру, ходит "с народом" на демонстрации протеста потому, что мечтает о верховной власти). Таким образом, об истинных, глубинных мотивах такого поступка мэра Нягани судить, похоже, надо не нам с вами, уважаемый читатель, а, как видно сегодня, тем самым "компетентным" органам, которые в иных местах отличились лишь нужным своим уменьем "потчевать" недовольных резиновым дубьем.
Мэра Нягани Делова, вставшего на "тропу войны" с нефтедобывающим предприятием "Кондпетролеум" и его владельцами из нефтяной компании "Сиданко", далее в тексте предлагаю рассматривать как нечто более общее, нежели главу администрации данного города, — как представителя МЕСТНОЙ власти, под которой надо подразумевать власть противодействующую центральной и, по природе своей, в большей или меньшей степени склонную к сепаратизму. Особенно после заявления Ельцина семилетней давности: "Берите власти столько, сколько можете проглотить". Лозунга, по силе и историчности сравнимого разве что лишь с таким, как "Вся власть Советам", только с противоположной направленностью.
С тех пор цепная реакция Беловежских соглашений не перестает взрывать Россию. Генерал Лебедь только из тактических соображений не говорит об образовании Сибирской республики. Россель тоже притих — на время. Но "деление ядра" не прекращается даже с уходом Чубайса, даже после изгнания Коха. Ядерная реакция раздробления России идет подспудно, глухо. И достигает самого "дна". Становятся одержимыми сепаратизмом даже мэры таких небольших, крайних, городов, как мало кому известной Нягани. А общероссийские структуры, вроде той же "Сиданко", казалось, еще вчера представлявшие собой нечто обособленное в экономическом и политическом пространстве страны, чудесным образом превращаются в носителей идеи российской государственности, и борьба с ними, размельчение и ослабление их тревожит всех заинтересованных в могучей России.
Итак, Делов (мэр города нефтяников Нягань, где и происходят все описанные здесь и далее события) направляет удар рабочего негодования против мощной административно-технической структуры. На мосту лежат десятки его бойцов, кто на раскладушках, кто на тюфяках прямо на асфальте. Уже тогда, к справедливым требованиям няганьских работяг выдать положенные им деньги, мэр лукаво примешивал свой "коктейль" лозунгов, главный из которых — банкротить, то есть попросту перепродать нефтяной гигант "Кондпетролеум". Мол, избавимся от "плохих" хозяев (читай — "Сиданко"), и дело с концом.
Да, не прост Евгений Иванович, ой не прост. Стыдливо прикрыл глаза, будто красна девица, МЕСТНЫЙ мэр, когда "Кондпетролеум" отдавал долги "братве" с моста, да не бумажками вроде ГКО, а "живыми", отобранными у своих же буровиков, деньгами. Как не замечал (почему — вопрос для государственного мужа не праздный) стабильного притока налогов в городскую казну. Стабильного, заметим попутно, именно в последний год, пришедшийся на время управления хозяйством "Конда" "спецов" из "Сиданко".
Попросту забыл народолюбивый мэр и историю декабря 97-го, когда чубайсовская "всероссийская чрезвычайка" потребовала у компании "Кондпетролеум" возврата всех долгов в федеральную казну, под угрозой отобрать у нефтяников последний источник доходов — поставки нефти на экспорт. Предприятие оказалось перед нелегким выбором — либо гасить долги перед бюджетом, либо полностью потерять слабенький ручеек "живых" денег, позволяющий платить зарплату сотрудникам и рассчитываться с поставщиками и смежниками. "Сиданко" тогда выполнила обязательства "Кондпетролеума" перед государством, заплатив по долгам из собственных средств, сохранив экспорт, а значит, и деньги, для "дочерней" фирмы.
Обо всем этом ораторствующий на местном "горбатом мосту" радетель за достойную жизнь "простых людей" вспомнить не смог. Или не захотел. Как не захотел Делов перевести стрелки народного недовольства на разрушительный режим ельцинской власти, но говорил и действовал как страстный проповедник губительного по своим последствиям для Нягани банкротства компании "Кондпетролеум". Мотивы мэра, "давившего" крупнейшее, бюджетообразующее предприятие Нягани, рассмотрим чуть позднее.
На этом мосту посреди сибирской тайги, мне вспомнились лидеры рабочих комитетов Кузбасса в дни яростных шахтерских выступлений многолетней давности. Какими они тогда казались благородными, смелыми, едва ли не богоизбранными. А какие мелкие интересы, получилось, владели ими тогда в Кемерове: все они потом, разоблаченные временем, попросту стали первыми перекупщиками угля и окончательно задушили отрасль.
Местные "лидеры рабочего движения" в нефтеносной Сибири вроде мэра Нягани — те же по природе. Личина приоткрылась уже в период лежания рабочих на мосту. Когда под палящим северным солнцем люди теряли сознание и умирали, прогрессивный и народолюбивый мэр вел свою игру. Пытался впарить работягам вместо зарплаты продукты из своего горснаба сомнительной фирмы, накручивающей цены по законам дикого рынка. Экономика на уровне живота для рабочего человека понятна, потому бунтовщики послали мэра подальше с его продуктами. К сожалению, экономика более высшего порядка вызывает у работяг недоверие после того, как эту самую макроэкономику опошлили Чубайс с Немцовым, Гайдар с Кириенко.
Опошлили настолько, что не были услышаны даже очень убедительные и порядочные экономисты "Сиданко" вроде Сергея Бахира, объяснявшего "народу" ситуацию, в которую попали няганьцы спустя полгода, в декабре. Вновь, как в старь, "народ безмолвствовал", когда решался вопрос о банкротстве "Кондпетролеума", когда на сцену вышли силы, с прямого благословения МЕСТНОЙ власти стремящиеся любой ценой урвать, подмять под себя несметное богатство сибирских недр. Те, кто сейчас уж верно глумливо потешается над робостью няганьского рабочего люда, зомбированного и одураченного мэрской сказкой про "конкурсное производство" и "справедливое" распределение всех благ в этом забытом Богом уголке Сибири. Те, кто "под шумок", под аккомпанемент риторики мэра затеял ПЕРЕДЕЛ няганьской (читай — РУССКОЙ) нефти.
Эти, еще за неделю до арбитражного суда, решавшего судьбу "Кондпетролеума", нагло, по хозяйски вели себя в Нягани. Талантливо исполнил роль добродушного деревенского старосты мэр Делов, привечая нового "барина" на подступах к "усадьбе". Старался градоначальник, видимо, не за так — посулы "варягов" дать мэрским людям порулить нефтяными потоками, погреть руки на бедствии "Конда" вскружили голову государственного "человечка".
Не таясь уже, не прикрывая фиговым листком свою продажную срамоту, мэр дал понять няганьцам: у вас новый "хозяин". А молва народная подхватила и разнесла весть — хозяева не издалече, из соседней Тюмени. Вернее, из Тюменской компании. Тоже нефтяной. Правда, о тюменской нефти (читай — нефти ТНК), разговор нужен особый. Пока же — все внимание к Нягани.
В то время как грубые варяги торжествуют, приятно смотреть на людей в другом стане, которые умеют проигрывать, временно оставляют поле битвы — непонятые, но полные силы, достоинства, внушающие веру в скорый успех.
Таков, на мой взгляд, Сергей Бахир, плоть от плоти этой нефтеносной земли, "свой", няганьский, не один пуд соли съевший вместе с городом и предприятием. Сейчас он в команде "Сиданко" пытается отстоять эту землю, пядь за пядью, от вражеского "нашествия".
Образно говоря, именно на Бахира вел в атаку нынешним летом недовольных жизнью людей "крутой" мэр этого далекого сибирского городка. Мэр, в лексиконе которого вместо множества определений "капиталы", "финансы", "рубли", "деньги" присутствует единственное — "денежки". Нечто если и не мелкое, то мелочное просматривается во многих эпизодах его деятельности( но об этом чуть позже).
Фигура Бахира— несравнимо масштабнее. В нем приоткрылся для меня новый тип русского инженера, хозяйственника, бизнесмена — короче, делового человека. Он одного поколения с Чубайсом. Образованность и живой смелый ум присутствуют в обоих. Но если Чубайс и как его крайнее выражение Кох— наглы, провокационны, ироничны в отношении к таким понятиям, как народное бедствие, судьба России и т. д., а главное — безответственны, то Бахир, кажется, всей своей нервной системой связан с народом, и не с абстрактным, а с конкретным, няганским, нефтяным. Если Чубайс, посещая подвластную глубинку, ведет себя протокольно, отстраненно, с тремя неизменными телохранителями сзади и по бокам, то Бахир с обнаженным сердцем предстает перед людьми, за судьбы которых отвечает. И в его глазах мерцает боль тех, кто беспощадно спрашивает с него. Я наблюдал Бахира на встрече с няганцами, видел и слышал, как он отвечает на самые тяжкие их вопросы— твердо, мужественно, с глубоким сочувствием к заблудшим.
Няганцы — рабочие, домохозяйки, обработанные пропагандой нефтяных сепаратистов, задавали в прямом телеэфире запрограммированные вопросы. Уши "режиссера" торчали так заметно, что досада брала. Чувствовал это и Бахир, мрачнел его взгляд, но интонация оставалась все такой же правдивой и сердечной. Он был выше мелочных интриг, ему были чужды полемические красивости, политическое лукавство. Я поймал себя на мысли, что стилистика речи и поведения Бахира удивительно схожи с нынешней правительственной, примаковской.
Слава Богу, если в маленькой Нягани появляются такие люди на политической сцене, пускай пока и не в роли героев-победителей (сам Примаков разве еще победитель?), то значит, окончательно минули жванецкие времена изящного политического трепа.
Бахир говорил, что решение о банкротстве "Кондпетролеума" — губительный шаг. Создается опасный прецедент по сути своей "раздербанивания" крупного нефтяного производства. Продажа предприятия, пусть даже и единственному владельцу, прежде всего, приведет к безвозвратному списанию всех долгов (кредиторы, ау!). Вообще, с началом конкурсного производства (по закону оно может продолжаться год) в самом "Кондпетролеуме" никто никому не обязан ничего платить. Расходование средств — исключительная компетенция конкурсного управляющего, никому не подконтрольного в течение срока действия своего "мандата".
С судьбой "Конда" накрепко повязана судьба города Нягань. Основные фонды "Кондпетролеума" достаточно дороги: скважины, оборудование. Предпродажная "уценка" сведет городской налог на имущество к смешной сумме в 1 миллион рублей, город потеряет две трети текущих платежей на всю оставшуюся жизнь. Что скажет народу тогда, как запоет няганьский соловей-мэр?
Если требуются какие-то изменения в управлении, "закрутка гаек", говорил людям Бахир, то есть и другой путь. Сменить управление, не разрушая основ производства. "Сиданко" заявила кредиторам: заключайте мировое соглашение, мы отдадим вам собственность. Кредиторы в обмен на долги получают акции (цена которым — нефть "Конда"), предприятие не "худеет", а значит, остается при деньгах и Нягань, но главное, государство, как крупнейший кредитор, получает полный контроль над компанией "Кондпетролеум". Разве не дельная мысль: государство наше, обобранное и разворованное, может чем-либо еще прирасти, не теряя, не сжимаясь сиротливо под натиском жадных, бессовестных ртов?
Увы, агрессия и напор "пришельцев", питаемые алчущей легкой наживы местной властью, сделали свое дело. Кредиторы "сдали" "Конд" зарвавшимся делягам, которые в своей борьбе за "дармовую" нефть не гнушались использовать мощнейшие механизмы пропаганды и агитации, сравнимые разве что с предвыборной кампанией в высшие органы власти страны.
Однако, их негласная, не заявленная в рекламе, потаенная логика открылась немногим: "Вот будет компания под нашим контролем, годик мы будем искать нового собственника, а в это время сами "похозяйствуем маленько".
— Вы так говорите, — спрашивали у Бахира обольщенные няганьцы, — будто Тюменская нефтяная компания какая-то вражеская организация.
— Понятно, вам выгодно представить ее в дурном свете, — раздавалась "из зала" очередная реплика.
— Она и не хорошая, и не плохая, — отвечал Бахир. — Она просто чисто коммерческая. И в ее уставе записано: главная цель — получение наивысшей прибыли. Это значит — резкие сокращения рабочих мест, отказ от социальных программ. А это опять же прямой путь рабочих — НА МОСТ.
— Такое впечатление складывается после ваших слов, Сергей Юрьевич, что в ТНК все какие-то беспощадные дельцы. Но там есть много хороших специалистов.
— Не спорю. Но любому самому классному специалисту нужно много времени, чтобы разобраться в делах нового предприятия, в жизни города. Неизбежны ошибки, которые мы бы уже не сделали...
Припомнил Бахир 1995 год. Тогда он организовал в Нягани эффективное нефтегазодобывающее предприятие на принципах государственности. В то время сепаратистские тенденции облекались в иную одежку, и на Бахира " покатили бочку" под видом упорядочения землепользования в Ханты-Мансийском автономном округе, на территории которого выстроен город Нягань. То есть глубинную природу, истинный смысл действий, подобных нынешнему "банкротству", Сергей Юрьевич знает как никто другой. Тогда тоже обещали "народу" лучшую жизнь, а народ спустя время вынужден был требовать крохи с помощью перекрытия магистрали на нефтепромыслы.
“То же произойдет и следующей весной”, — думал я, слушая твердый, мужественный голос Бахира.
Он говорил:
— Если бы те, кто настоял на конкурсном правлении, действительно верили в возможность организации рентабельной работы компании, они бы стремились провести санацию предприятия. Их же цель — распродажа с молотка, чтобы списать все долги и приобрести компанию за бесценок. Следующий их шаг — закрытие убыточных участков. Затем — снижение добычи нефти с целью уменьшения платежей в бюджет, и наконец — вожделенная спекуляция активами на фондовом рынке. Благо, запасов нефти в один миллиард тонн для этого вполне достаточно. Вообще, скажу я вам, дорогие няганцы, вводить конкурсное производство для оздоровления крупного предприятия — это все равно что лечить головную боль методом вскрытия черепа...
Но даже такое образное, доходчивое пояснение не тронуло подозрительных нефтяников. Чувствовалось, что народ, в который уж раз уповает на "нового собственника", как на приход доброго барина.
И вот тюменцы, будто ордынцы, нагрянули в Нягань накануне собрания кредиторов, вершившего судьбы нефтяников и их семей. Казалось, какая-то грубая, темная сила пронизала все ключевые точки города. Даже внешне такие же новорусские, корпоративные, нефтяные, они, тюменцы, резко отличались от коренных, были выше ростом, носили длинные, тяжелые кожаные пальто. Вскоре обнаружилось, что произошел обрыв связи в городе. Может быть, это случилось независимо от пришельцев, но самые проницательные няганцы и теперь не сомневаются, что была проведена тонкая операция с применением разведывательной электроники. Как бы там ни было, но интеллигентным, тактичным представителям "Сиданко" в течение нескольких часов не удавалось связаться с Москвой для консультаций. Мне думается, такие совпадения случайными все-таки не бывают. Тем более, что в то время, когда город остался без сообщения с большой землей, группа связистов ТНК раскрыла свой портативный передатчик, выдвинула антенну космического канала и в самые критические часы борьбы за обладание акциями вела активные переговоры со своими штабами в Тюмени, Москве и далее везде.
Обученные манипулированию общественным мнением в таких "крутых" телкомпаниях, как "Независимое телевидение", пришельцы вступили в тесный контакт и с местным няганским телевидением. Потребовалось трое бритоголовых "менеджеров" с выпиравшими из-под пиджаков пистолетами и совсем небольшая сумма долларов, чтобы установить контроль над телефонами обратной связи со зрителями во время прямого эфира с Сергеем Бахиром. Таким образом в студию не проникло ни одного вопроса Сергею Юрьевичу от людей, поддерживающих "Сиданко". Может быть, этот трюк с перекоммутацией и возымел бы действие, если бы в студии оказался не Бахир, великолепно чувствующий себя в "открытом бою", своими вескими высказываниями опровергнувший все доводы "захватчиков".
Военизированные "нефтедобытчики" произвели сильное впечатление только на людей, уважающих грубую силу в ведении дел. Они были похожи на чубайсовских опричников. Без сомнения, "захват" нефтепромыслов в Нягани стал пиком торжества их административно-хозяйственных технологий. В скором времени эти "крутые" технологии времен накопления первичного капитала канут в лету, ибо в них есть элемент криминала — даже в самом стиле разговоров, поступков и одежды. Только под прикрытием идеологии ельцинской разбойничьей вседозволенности могут существовать такие таранные организации — в цивилизованных же условиях сразу подпадут под статью.
Как ни странно, но даже теперь, когда "Сиданко" временно оттеснена от няганской нефти, у нее появляются все новые сторонники в этом городе. Привлекает к "Сиданко" именно какое-то неизъяснимое благородство ее представителей, обладающих ценнейшим качеством обращения врагов в друзей.
Виктор Маслов — один из влиятельных политических деятелей Нягани, выпускающий здесь свою газету "Монитор", говорил: "Мы с Бахиром когда-то были конкурентами на выборах в окружную думу. Я боролся с ним всеми возможными средствами. Тогда он победил и оставался моим потенциальным противником. Но теперь, во время его противостояния с ТНК, я просто влюбился в него. Это человек с философией будущего России".
Интересно подробнее присмотреться к Виктору Маслову. Что за люди не приемлют докатившийся до Нягани этой зимой наглый, чубайсовский, отживший метод ведения нефтедобычи и устройства быта в городе?
Мы сидим на кухне в крохотной квартирке Маслова, как бы оккупированной им самим под помещение редакции. Навороты компьютерной техники соседствуют с протекающими трубами отопления. Пьем кофе чашку за чашкой. От гостеприимной простоты хозяина веет давно забытой северной геологической вольницей, бригадностью, вахтовым товариществом.
По этому человеку пришелся первый удар надвигающейся катастрофы — еще весной, незадолго перед "перекрытием моста", в окно его квартиры влетела граната РГД. Конечно же, расследование "зашло в тупик". И теперь Маслов уже привык к состоянию повышенной боевой готовности, вот только разделить эту постоянную тревогу вынуждены и его жена, и его сын — верные помощники отца.
А было так. Семья проводила вечер в маленькой гостиной у телевизора. Неожиданно окно с треском и звоном разламывается, осколки осыпаются на пол. На секунду все столбенеют. В пролом стекла валит морозный воздух (весна в Нягани стояла очень холодная). Хозяин командует: "Всем на кухню!"...
Маслов вспоминает, что тогда ему подумалось, мол, камнем кто-то из мальчишек кинул, хулиганских рук дело, не больше. Сидел в кухне и решал, как заделать брешь в "крепости", подушкой заткнуть или фанеркой забить. А жена спохватилась о комнатных цветах, в которых души не чаяла. От холода они могли погибнуть в комнате. Пошла спасать. И в одном из цветочных горшков увидела что-то вроде камня. "Витя, там какой-то киндер-сюрприз лежит".
Хозяин подошел и, обученный в институте на военной кафедре кое-какому воинскому умению, без труда определил в "киндер-сюрпризе" гранату-лимонку.
Была вызвана милиция. Специалистов по обезвреживанию взрывных устройств в Нягани с роду не водилось. Докатившийся сюда вал терроризма останавливать пришлось по-любительски. Офицер обернул бронежилетом цветочный горшок, вынес его. В машине держал тоже на руках, и лишь за городом выставил на снег.
Привязали к цветочному горшку тротиловую шашку и взорвали.
Супруга Маслова до сих пор жалеет дивное тропическое растение, первым пострадавшее в схватке гигантов.
Чудом неразорвавшаяся граната в доме Маслова была как бы финальным аккордом в серии гонений на этого человека со стороны властей Нягани, вступивших в борьбу за передел собственности нефтяников (конечно, без доказательств следствия нельзя утверждать, что Маслову "зеленкой лоб намазали" в администрации города). Но логика просматривается. И действует старое правило: "От любви до ненависти — один шаг".
Когда-то демократичный Маслов был на выборах доверенным лицом мэра Нягани. Потом разочаровался в нем. Типичный диктатор с коммерческим уклоном прорезался в господине мэре в первые же месяцы его правления. Что и оттолкнуло Маслова, который в ту пору работал в местном аэропорту. Мэрская посредническая фирма под названием "Горснаб" могла, например, предложить аэропорту грейдер по уборке снега за 900 тысяч, в то время как на Челябинском заводе машину можно было купить за 500. В шесть раз, пройдя кабинеты городской администрации, увеличилась стоимость стальных пластин настила для аэродрома. И так далее. Маслов восстал. И был уволен. Выжили с работы его жену. С Масловым задружился начальник аэропорта Малиновский, и был уволен мэром под предлогом "одноразового нарушения трудовых обязанностей"...
Может показаться, что я отвлекаюсь, вязну в разборках городского масштаба, оставив в стороне глобальную “войну” за обладание нефтью “Конда”, движущую жизнь в Нягани. Но битва эта, как в капле воды, отражается в столкновении двух конкретных личностей — инженера Маслова и администратора Делова. Эти две фигуры для Нягани — символические, а их имена — нарицательные.
… Закончилось собрание кредиторов в городе Нягань, в компании "Кондпетролеум". Пришли новые "хозяева". Они довольны. "Сейчас найдем покупателя, толкнем ему "все хозяйство" миллионов за сорок "зелеными". Расплатимся с долгами, всем работягам — по зарплате. Заживем!". Тут же один из крючкотворов-наемников, своими руками только что "закопавший" и "Кондпетролеум", и Нягань, неосторожно бросил: "Следующая командировка — в "Черногорнефть". Для несведущих поясним: "Черногорнефть" — еще одна "дочерняя" компания "Сиданко", стоящая "под топором" нагловатых, "нечистых" на руку, передельщиков, поставивших на поток свое жуткое искусство — банкротить предприятия отечественного нефтекомплекса.
Итак, держись, Нягань: "заживем!". Такое, примерно, настроение воцарилось в эти дни здесь, в одном из тысяч русских "пограничных" (читай — на грани жизни и смерти бытующих) поселений с мощными градообразующими традициями.
Так мало радостей в нашей жизни, что жаль портить даже такую псевдорадость. Но против фактов, как говорится, не попрешь. В моих руках еще тепленькая копия депеши из Великобритании. Сейчас ее читают и новые владельцы здешних нефтепромыслов. "Главное управление делами корпорации "XAVIER" сообщает, что инвестиции корпорации в разработку месторождений на период до сентября 1998 года составили 30 миллионов долларов. Просим включить и нашу корпорацию в список конкурсных кредиторов. В противном случае мы будем апеллировать к международному суду . Подпись: Б. Уилксон".
Вычтем из предполагаемой прибыли от продажи эту сумму, плюс множество других — от подобных кредиторов. Что останется няганским рабочим?
Зима еще только началась. Морозы здесь— под сорок. На мосту не полежишь.
Кому-то среди нефтяников Нягани, может быть, и не надоело еще верить и надеяться, успокаивая себя народной мудростью : "Что не делается, все к лучшему". Но большинство уже не верит. Особенно — коренные геологи, которые пришли на болота и возвели весь город.
Мы едем по живописной Нягани, задуманной городом будущего, на машине Анатолия Василевича. Сегодняшнее утро, как и все здешние автомобилисты, он начал с того, что разжег паяльную лампу и поставил ее под картер своего "коня". Такие лампы — в багажнике каждой здешней машины. Анатолий показывает мне остановленные нефтяные качалки, покрытые инеем, мертвые площадки для сварки труб, безлюдный завод железобетонных изделий. И говорит:
— Даже если произойдет чудо и все это заработает, то я еще подумаю, возвращаться ли мне в вахту. Столько раз обманывали! И я худо-бедно научился выкручиваться без ломотки на скважинах. А если и пойду на добычу, то поставлю очень жесткие условия. Те копейки, которые теперь платят в тайге, я заработаю, не выходя из этой машины.
С мыслью о том, что насильственно прерванная бездарными реформами жизнь не восстановится никогда, а потечет по высохшему руслу какая-то другая, я вылезал из машины и пешочком поднимался на высотку на окраине города к строящемуся храму святого Алексея. Кирпичная, новенькая церковь высоко над Няганью вознесла золотой православный крест. В конце ХХ века русские дошли и обозначили свою землю на самом севере западной Сибири.
Неподалеку из-за леса торчали пустотные конструкции больничного комплекса, возводимого шведами. С наступлением морозов эта стройплощадка опустела. Шведы не выдерживают нашего климата. Сбежали под теплый обдув гольфстрима. Вернутся только в мае.
А нам отступать некуда.
г. Нягань
Ханты-Мансийский округ