НАСТУПАТЬ!

НАСТУПАТЬ! (Беседа Александра ПРОХАНОВА с первым секретарем Московского горкома КПРФ Александром КУВАЕВЫМ)
1(214)
Date: 7-1-98
Окончание.
А.К. В какой-то мере, как и всякая абстракция, соответствует. Действительно, существует умеренная, компромиссная точка зрения, сконцентрированная в кругах действующих лидеров политической оппозиции, и существует стихийный протестный потенциал низов. Протест низов еще не выплескивается из квартир, где не хватает денег на хлеб, не прорывается за стены разоренных предприятий, НИИ и нищенствующих воинских частей. Дело, видимо, в том, что при советской власти соблюдение социальных прав граждан воспринималось как нечто естественное, как дыхание или биение сердца. Если человека в чем-то ущемили, незаслуженно обидели на работе или в быту — наготове был целый ряд государственных инстанций и общественных организаций, которые должны были восстановить справедливость. Мы привыкли во всем надеяться на власть. И когда ее природа изменилась, то выяснилось, что у нас почти нет инстинкта самозащиты, инстинкта самосохранения, который порождает массовые акции протеста трудящихся на Западе. Кроме того, существует боязнь новой гражданской войны, способной напрочь разрушить всю инфраструктуру страны, выстроенную за семьдесят с лишним лет самоотверженного труда. И потому протест часто выражается растерянностью, недоверием всем и вся. Но вечно так продолжаться не может. Не сегодня так завтра растущее возмущение нынешней властью найдет иные, действенные формы выражения. А политическая оппозиция, не чувствуя за собой массовой поддержки, пока не торопится переходить к решительным действиям, ограничиваясь парламентским диалогом с нынешним режимом. Какой-то смысл в этом есть, но смысл явно недостаточный, ибо политика режима в главном не изменяется, и народ перестает замечать разницу между властью и оппозицией.
А.П. После выборов 96-го года следование думской оппозиции в фарватере правительственной политики стало пугающе постоянным. Иногда говорят, что альянс коммунистов с Черномырдиным оплачен чуть ли не крупными вложениями Газпрома и правительства в партийную кассу. В чем здесь загадка? В старых номенклатурных, цековских связях, в выборе “меньшего из зол” или в чем-то еще?
А. К. Я не могу согласиться с самой постановкой вопроса. Какого-либо альянса коммунистов с Черномырдиным нет и быть не может. Глупо считать, что оппозиционные лидеры “куплены” или по другой причине переметнулись на сторону властей. Принцип “двух зол”, из которых надо выбирать меньшее, здесь тоже неприменим. Да, в самом правительстве, внутри ельцинской власти существуют две тенденции. Одну олицетворяет группа банкиров, которая, захватив финансы и перепродавая госсобственность, высасывает кровь из нашей полуживой экономики, из нашего общества. Эта группа представлена такими людьми, как Березовский, Гусинский, Потанин и Чубайс, ее курс — это курс смерти, курс истребления и русского населения, и русских территорий, и остатков русской государственности.
Вторая тенденция нынешней власти связана с промышленностью, с землей, с ресурсами. Это курс Черномырдина, где Газпром выступает не просто как сумма труб, скважин, газонасосных станций и всей инфраструктуры, а как некая концепция промышленного существования страны.
Эти тенденции конкурируют между собой, и у многих в оппозиции есть желание помочь Черномырдину, дабы его руками не позволить развиваться дальше финансовой опухоли, умерщвляющей все живое в России. Газ, нефть и все сырьевые экспортные отрасли на сегодня — сила, стягивающая огромные российские пространства в единую геополитическую систему.
Но этот сырьевой, газпромовский вариант существования России не может устроить нас, коммунистов, ибо он ущербен и дает жизнь только тем территориям, где есть скважины и рудники, где проходят трубы. Вся остальная промышленность оказывается обреченной на деградацию и умирание. Черномырдин неприемлем для страны, как неприемлем и Чубайс. Наша задача — не подыгрывать ему, а использовать нынешние возможности для броска из думского существования в пространство реальной политики, завершить организационный период создания партии как действенной политической силы, не ограничивать себя только парламентскими формами борьбы. То есть надо выйти из этой, по большому счету, унизительной для наследницы ВКП(б) — КПСС, ситуации с честью. Надо сказать, в этом направлении делается немало, в том числе и нашим партийным руководством. Но “немало” — еще не значит “достаточно”.
А. П. Все эти годы мы стремились создать идеологию, которая привлекла бы к себе основную массу населения: и молодежь, и стариков, и технократов, и священников. Мы пытались выработать для этого универсальную организацию—такую, как НПСР. Отчасти это получилось, но на президентских выборах 96-го года большой фрагмент российского общества пошел за Лебедем, за Жириновским, за их псевдо-патриотическими лозунгами. А если бы все эти люди проголосовали за Зюганова, то даже чудовищные фальсификации, которые власть допускала при подсчете голосов, не могли сработать. В чем же все-таки ущербность наших лозунгов? Почему нам не удается повести за собой все страдающее и обездоленное население нынешней России?
А. К. Я тоже постоянно размышляю над этим. Соединить всех нас под одним знаменем должна, казалось бы, тема русской беды. Когда мы говорим, что Россия каждый год теряет полтора миллиона населения; когда мы говорим, что, потеряв своих сородичей на Украине, в Казахстане и Прибалтике, русские потеряли свои крылья, без которых нельзя взлететь; когда мы говорим, что каждый день наша страна теряет свою экономическую мощь, свое образование и науку, свои ценности — разве мы не правы? Когда наши лидеры называют факты российской катастрофы и указывают ее виновников, им никто не возражает. Но объединиться вокруг нас спешат далеко не все нормальные, любящие свою страну люди. Почему? Почему, чувствуя беду, люди все-таки не соединяются для ее преодоления, идут по разным направлениям? Наше общество переживает сейчас идейный разброд, который, на мой взгляд, вполне закономерен. Старая идеология во многом уже не отвечает сегодняшним реалиям. Новая только рождается. Слово нашей партии в формировании новой идеологии, я уверен, будет решающим, ибо именно мы выступаем за сочетание исконно русских традиций с традициями советскими и запросами нынешнего времени.
А. П. Я продолжу вопрос. Мы, стремясь к универсальности, выстраивали образ будущего страны из очень узнаваемых, хрестоматийных, но, по-видимому, не слишком совместимых фрагментов. Здесь и откровения древнего язычества, и монархические упования, и осколки наследия Толстого, Достоевского, Ленина, которые, по сути, исключают друг друга, и заповеди русских святых, и цитаты из революционных манифестов, и двуглавый имперский орел, и символы сталинской эпохи. Все это вместе похоже на богато наполненный и хорошо оформленный музей, который мы предлагали обществу как некую модель нашего будущего развития. Но на деле эта модель химерична, она уводит нас в область воспоминаний, в область мифов и грез. И на фоне грядущего XXI века — технотронного, загадочного, экстрасенсорного, наполненного информационными взрывами,— мы с музейной моделью вряд ли выживем. Как вы видите будущее, какой образ будущего вы несете в себе?
А. К. Я по образованию инженер. До партийной работы имел дело с машинами, техникой, технологиями. То есть жил среди людей научно-технической сферы. Поэтому мне не надо объяснять, насколько новое знание меняет и облик планеты, и облик самого человечества. Сегодня, когда разрушена советская цивилизация, центры развития мира переместились на Запад, прежде всего — в Америку, и там технологически формируется будущее XXI века. В том числе — через выращивание в лабораторных условиях, с помощью генной инженерии, живых организмов: не только растений или животных, но и человека. Клонирование человека — это та реальность, к которой наука подступила вплотную. Возможность создания искусственных людей сделает возможным бескровное подчинение человечества задачам олигархов — узкой, закрытой прослойки властителей мира. Эта страшная возможность не химера.
Близки мы также к исчезновению традиционно интеллектуальной среды и к замене ее средой Великой Иллюзии. Этим занимался, например, Голливуд, этим занимается американское телевидение, создавая ту разноцветную, убаюкивающую, наркотическую реальность, которая уводит человечество прочь от истинных, вмененных ему задач и насаждает идею абсолютной безнаказанности и вседозволенности для высших государственных жрецов. Всем же прочим предлагается встраиваться в эту иерархическую пирамиду. Угроза расчеловечивания общества исходит из цитадели современного либерально-демократического общества — Америки. Наша русская альтернатива заключается в том, чтобы предотвратить эту фашизацию человечества, это его превращение в конгломерат нелюдей, зомби. Мы должны одухотво- рить цивилизацию XXI века. Это — абсолютно русская, традиционная для нас задача. Ее исполняли русские люди на протяжении всей своей истории. Наша русская духовность, наша русская любовь, наша русская красота способны возродить бездуховный, отчужденный мир. Русская альтернатива XXI века — это применение высших достижений науки для всестороннего и свободного развития человека, а не для его угнетения.
А. П. Возможен ли прорыв в XXI век из сегодняшней нищеты, из наших разрушенных индустриальных центров? Можем ли мы совершить русскую революцию нового типа?
А. К. Главный вопрос всякой революции — вопрос о власти. Ныне власть находится у слоев, которые разложились изнутри, разворовали народное достояние, погрязли в дележе власти и собственности. У них уже нет моральной поддержки ни в России, ни в мире. Армия не поддерживает их, они не могут быть уверены даже в собственных спецслужбах. Они держатся у власти на непрерывном манипулировании общественным сознанием, прежде всего — через телевидение. Мы должны отнять у этого режима власть, воссоздать сильное государство. Мы должны сконцентрировать наши ресурсы на самых главных направлениях, в тех местах, где развитие еще возможно, где есть человеческий потенциал, есть инженеры, ученые, просто люди с совестью и неразрушенной психикой. Именно туда мы должны направлять всю нашу энергию и средства, создать условия для того, чтобы из них, как из бутонов, рванули побеги нового общества. Но для этого, повторяю, нам необходимо перехватить власть и направить ее не на разрушение и деградацию общества, а на его развитие и расцвет.
А. П. Легко сказать: перехватить власть. Какие сегодня есть способы перехвата власти? Валом валить на мэрию, как в 93-м, а потом подставлять свои спины и груди танковым ударам? Или делать то, что мы делаем сегодня в Думе, — непрерывно, но вяло поругивать власть, а потом снимать вотум недоверия правительству и входить в непрерывный, скверный компромисс? Как перехватить власть, в чем технология перехвата власти?
А. К. Партия сама по себе — технологический инструмент взятия власти. На это не способна ни толпа, как бы велика она ни была, ни палата парламента, как бы ни дружны были все ее фракции. Единственный инструмент, пригодный для перехвата власти — это партия. Партия, имеющая опору в массах и сплоченный, боеспособный актив. Абсолютно недостаточной является наша традиция два или три раза в год выходить на торжественные протестные манифестации и, собрав под красные знамена какую-то часть народа, с пением, выступлениями лидеров и криками “Долой режим!” провести на улице несколько часов, а потом благополучно разойтись по домам, чтобы не появляться до следующего праздника.
А. П. Вот вы сказали, что партия — это инструмент перехвата власти. Но, что греха таить, сегодняшнее состояние КПРФ внушает большую тревогу. О ней говорят, что это партия стариков, партия утомленных бойцов, израненных на мировой войне и вымотанных в послевоенном строительстве. И в это катастрофическое время их нельзя перегружать. Кроме того, по своему составу КПРФ является остатком той структуры, которая к концу 80-х растворилась в государстве, утратила внутреннюю сверхплотность того ядра, которое в 1917-м несло в себе модель будущего развития общества и государства. Постепенно, из года в год, сбрасывая отработавшие ступени, это ядро раскрывалось, превращаясь в различные отрасли экономики, методы управления, идеологические доктрины — в советскую супердержаву. Но ее разрушили, а люди, сохранившие в себе обломки ее величия, и составляют основной контингент КПРФ. Можно ли направить их на новую борьбу, переключить с воспоминаний о прошлом на сражение за будущее?
А.К.Это очень больной вопрос, он тревожит партию в целом, тревожит и наших ветеранов. Кому им передать свое знамя, кто сменит их на политических баррикадах? Проблема обновления партии — не просто механического омоложения, а создания “партии нового типа”, которая могла бы действовать на рубеже тысячелетий, в атмосфере нынешнего хаоса и разгрома,— эта футурологическая проблема чрезвычайно важна для нас. Но немедленный отказ от той политической традиции, которой живет КПРФ, был бы не только трагическим, но и губительным.Сегодня, тщась открыть что-то новое в общественном устройстве, некоторые политики предлагают изменить партийную идеологию, предлагая взамен неумело слепленные суррогаты. Под них предлагается изменить даже название партии. Подобные замыслы несут в себе зародыш катастрофы — и не только потому, что не будет принята основной массой партийцев. Никогда вопросы тактического, временного выигрыша, будь то приобретение некоторого количества сторонников, привлеченных чем-то новеньким или укрепление позиций во властных структурах, не оправдывают отказа от основной задачи, которую мы ставим перед собой: построение общества высшей справедливости. Мы называем его коммунизмом.
Что касется состава самой партии, большинство в КПРФ составляют ветераны. Но они являются не балластом партии, а ее драгоценнейшим потенциалом. Их самоотверженность, жертвенность и твердость в служении высоким целям дает нам не только энергию, но и пример политического поведения: раньше думай о Родине, а потом о себе. Не подрывая, не трансформируя этот базовый контингент, надо одновременно создавать новые партийные структуры. Опыт коммунистического Китая, который не менял сложившийся уклад, не менял общей идеологемы, не отвергал свой великий проект, не осквернял бывших вождей, но смог привнести в свое развитие современные тенденции, создать под контролем компартии очаги нового технологического строя, которые постепенно охватывают все общество — здесь очень показателен и важен. Нам необходимо в партии создавать подобные реторты модернизации. Значительная часть зрелых и молодых членов КПРФ — это также люди идейные, которые поставили своей задачей противостояние нынешнему режиму. Но проблема здесь существует. Это — проблема влияния на широкие слои молодежи. Множество микроскопических комсомолов такую функцию выполнить не может.Этим должна заниматься сама партия, и более целенаправленно.
Нам нужны люди, способные работать среди молодежи, внутри ее субкультуры, отвергающей все архаичное, стремящейся к постоянной новизне, постоянному авангардному взрыву. Нам нужны люди, которые могли бы работать в культуре — и не только в ее традиционном, классическом, реалистическом спектре, но и там, где идет постоянный эксперимент, постоянный поиск. Мы не должны отказываться от таких поисков, не должны считать само слово “авангард” бранным, раз сами претендуем на роль политического авангарда. Нам нужны люди, которые были бы чутки к ситуации внутри академической среды, к тенденциям научного развития, специфике работы в разных сферах нашей жизни. Нам необходимы люди, которые понимали бы пафос Генштаба, ВПК, пафос глобального планирования, невозможного без современных геополитических представлений. Наконец, нам необходимы люди, которые занимались бы вопросами веры: не аппаратно и формально, а истинно. Все, что мы сегодня можем предложить огромным массам верующих людей — это либо наше атеистическое невмешательство в их миры, либо мертвый конформизм. Здесь много риска, много неясного и неведомого, но только в зоне этих контактов могут сформироваться новая стилистика партии, ее новые лидеры.
А.П. Вы сказали о новых лидерах. Где их взять? У нас нет “фабрики лидеров”, их взращивание — это долгий, мучительный, “штучный” процесс. Общенациональный лидер, — такой, как Зюганов, взращивался годами, в нем растворились такие калории, такие энергии, в нем принесло себя в жертву огромное количество талантливых, ярких и сильных людей. Где найти когорту новых лидеров?
А.К.Вы правы, такой “фабрики лидеров” у нас нет, но она должна быть создана. Теневой кабинет, о котором вы говорили со Светланой Горячевой, быть может, станет первым шагом на этом пути. Работа по возрождению страны, которая нам предстоит, потребует огромного количества самых разных людей, и нельзя надеяться, что эти люди придут к нам из нынешнего аппарата, прибегут к нам из разрушенной политическсой машины противника. Этот слой аппаратчиков в массе своей непригоден для решения серьезных задач, это очень инертный, неверный и разложившийся сорт управленцев. Повторяю, уже теперь мы должны ковать новые кадры, — пока пусть даже в форме политического клуба, где должен действовать “теневой кабинет”, где должны собираться интеллектуалы и практики, где должна вестись непрерывная дискуссия и полемика по насущным проблемам нашего общества и возможностям их политического решения. Сохраняя целостность нашей партии, нашей оппозиции, подтверждая лидерство Зюганова, мы должны окружить его ансамблем помощников, лидерами нового типа: молодыми, ориентированными в будущее, где им предстоит действовать.
В рядах РСДРП(б) в феврале 1917 года было всего 24 тысячи человек. Но уже через восемь месяцев она взяла власть в стране и сумела наладить управление разрушенным государством. Сила партии — не в арифметической сумме личных возможностей отдельных ее членов. Сила партии — в умении сформулировать действительные интересы народа и организовать их осуществление.
Ныне КПРФ имеет вполне эффективные и авторитетные организации по всей стране, крупную фракцию в Думе и своих представителей в региональной исполнительной и законодательной власти. Надо направить все силы и накопленные организационные ресурсы на завоевание авторитета у широких масс и на привлечение в наши ряды новых членов. Что конкретно для этого надо делать? Надо исполнить решения IV съезда КПРФ — то есть начать наступление на режим, готовить всероссийскую политическую стачку, которая должна позволить партии перехватить власть. Я не боюсь упреков в прожектерстве: народ якобы не реагирует на политические лозунги. Реагирует, если они созвучны его интересам.
Два момента для наступления на режим мы уже упустили. Первый — летом, когда атомщики со Смоленской АЭС (пусть даже с подачи властей) шли пешком на Москву за зарплатой. Партии надо было не стоять в стороне, а пытаться повернуть ситуацию в политическое русло, призвать к борьбе оборонщиков Коврова и Владимира, которым правительство не платит за оружие, голодных шахтеров из Тулы, ивановских ткачих, ученых из подмосковных научных центров.
Второй момент мы упустили осенью, когда сняли в Думе вопрос о вотуме недоверия правительству. То есть мы согласились доверять власти, которая должна гражданам десятки триллионов рублей, и тем самым призвали людей терпеть, вместо того, чтобы от их имени потребовать у министров: или платите, что положено, или уходите вместе с президентом. То есть мы проиграли стратегическое время. Потому что этот политический поступок, связанный с определенным риском, резко изменил бы скептическое отношение к нам со стороны достаточно широких слоев общества, консолидировал людей вокруг партии. Сейчас решается не судьба отдельных регионов и не судьба Думы — сейчас решается судьба всей страны. Или мы будем наступать — активными, сплоченными, понимающими свои цели и перспективы; или, не совершая никаких общенационально значимых поступков, впадем в апатию, спячку, а наши сторонники уйдут к другим лидерам, во многом демагогическим и несостоятельным. Наши лозунги, нашу терминологию уже активно осваивают другие политические силы, так называемого левоцентристского толка, примеряют на себя социалистические одежды. Это явление хорошо описано еще Марксом в “Манифесте коммунистической партии”, но от этого оно не становится менее тревожным для нас, сегодняшних коммунистов.
А.П. Хотелось бы поздравить вас с успехом на московских выборах, но сегодня такой возможности нет. Заданностью результатов были поражены даже видавшие виды “демократические издания”. Как вы оцениваете итоги этой кампании?
А.К.Оцениваю, как ни странно, с оптимизмом. Москва вообще — отдельная проблема и для партии, и для оппозиции, и для России в целом. Но даже здесь, в этом космополитическом мегалополисе, мы с шестых-седьмых мест, обычных еще два года назад, поднялись на вторые-третьи. Да, были и объективные трудности, и субъективные ошибки, не о всех я здесь сказал, из-за которых коммунисты не смогли уже сегодня создать себе столь необходимый плацдарм на столичном уровне. Но, повторю, итоги выборов в законодательные органы — лишь часть нашей работы. Из поражений мы научились извлекать уроки. Да, часть сторонников и конкретные фигуры уходят от нас, кто-то шатается в разные стороны, но в целом влияние компартии растет. Уже очевидно, что с “новорусскими демократами” Россию ждет страшное будущее. Этап контрреволюции заканчивается. Дело за нами. Пора наступать!