В ОДНУ ПОРУ ЖИЛИ...

В ОДНУ ПОРУ ЖИЛИ...

Author: Глеб Горышин
23(184)
Date: 9-06-97
_____
_____ У НАС ХОЧЕШЬ прослыть славным малым (прославленным СМИ), ори во всю глотку, что был против той власти. Даже Ельцин внушил к себе первую народную любовь как диссидент... внутри политбюро (за что получил нагоняй: “Борис, ты не прав...”). Той власти уж и нет, а ее супротивники, в свое время не замеченные, все рядятся, кто больше насолил треклятому режиму.
_____Тут как-то прочел очередную ядосаркастическую статью В.Бушина. Речь в ней как раз идет об известном лице, вроде преуспевавшем при Советах, а в демократах исплакавшемся как жертва строя. В упомянутой публикации мое внимание остановили два новых имени, вводимых в круг тех, кто не побоялся вякнуть против при идеологических монстрах наверху типа Суслова, Яковлева (мы знаем, что Яковлев тоже был диссидентом... в ЦК КПСС). В.Бушин доводит до нашего сведения, что среди писателей, пославших письма в защиту Солженицына в адрес IV Съезда писателей СССР весною 1967 года, были ленинградцы Конецкий и Соснора, а некоторые другие, ныне известные как борцы и жертвы режима, ушли в кусты.
_____В этом месте я призадумался: такие знакомые лица, в одно время жили, за одним столом столовались... С каким-то еще неясным воспоминанием порылся в ящиках стола, извлек из-под спуда три пожелтевшие странички, отпечатанные на моей первой машинке “Москва”: копия письма, отправленного в адрес того самого IV Съезда. Приведу письмо целиком:

В ПРЕЗИДИУМ IV СЪЕЗДА
СОВЕТСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ
_____В канун Съезда члены правления Союза писателей РСФСР получили письмо Солженицына. В нем писатель ставит в известность Союз, как сложилась его литературная судьба в последние годы. Не имея возможности обратиться к делегатам Съезда с трибуны, Солженицын просит сделать факты его литературного бытия предметом обсуждения на Съезде, ибо факты эти имеют принципиальное значение для всех писателей, для советской литературы.
_____IV Cъезд советских писателей собирается на пятидесятом году Октябрьской революции, в пору плодотворной зрелости нашего общества. Зрелость предполагает широту мышления, богатство опыта, щедрость души и трезвый аналитический ум. Зрелому, доказавшему победительную правоту своих идей обществу нужна литература всецелой исторической, нравственной, человековедческой правды. Именно поэтому в наше время всплывают, как потерянные материки, как Атлантиды, несправедливо отринутые когда-то книги, подвижнические писательские судьбы. Зрелость общества возникает из богатства человеческой культуры.
_____Литература наша накопила огромный опыт: в нем удачи, победы, но также и горечь жестоких ошибок и потерь.
_____Литературная судьба Солженицына должна стать предметом разговора на Съезде, ибо судьба эта совершается на наших глазах, и несправедливость, буде она совершится, ляжет на нашу совесть. С несвободной совестью работать в литературе нельзя.
_____Русскую прозу последних лет невозможно отделить от имени Солженицына. Обаяние подлинно русского национального таланта, высочайшей, традиционной для русской литературы совестливости не могло не сказаться на творчестве настоящих художников среди молодых. Русская проза обрела в последние годы большую глубину, обогатилась в языковом отношении подлинное свое значение обрел критерий правды.
_____В немногих рассказах Солженицына, увидевших свет, сказался дар писателя проникать в суть социальных явлений, предвидеть их нравственные последствия, давать им обобщенную художественную характеристику. Именно Солженицыну принадлежит термин “волевое руководство”. Со страниц рассказа “Для пользы дела” этот термин перешел в общегосударственный обиход. Писатель помог разобраться в отжившем, вредном общественном явлении, преодолеть его.
_____Зоркий художник, русский человек с обнаженной совестью, Солженицын видит свое призвание писателя в бескомпромиссном служении правде, в разоблачении всяческих предрассудков, в борьбе с прекраснодушным открещиванием от ошибок прошлого. Эта позиция его плодотворна для литературы и общества. Всякая полуправда, односторонность не могут удовлетворить сегодня людей. Общество требует полного ответа на все вопросы нравственного бытия.
_____Однако же в последние годы произведения Солженицына исчезли со страниц печати. Они переместились в разряд полуподпольной литературы. Их читают в узком кругу, о них ходят слухи. Роман Солженицына “Раковый корпус”, хотя он одобрен секцией прозы в Москве, отвергнут журналами.
_____Я глубоко убежден, что в отношении Солженицына совершается та же самая ошибка, что уже были в истории нашей литературы. Ошибка эта может обернуться трагедией.
_____Произведения Солженицына, естественно, вызывают разноречивые суждения, но они нужны нам, нужны советской литературе. Творчество Солженицына несет в себе очистительную силу, он дает нам пример высокого критерия совести, который всегда поднимал русскую литературу на всемирную человеческую высоту. Творчество Солженицына, при всей его тяжелой необыденности и сложности, служит коммунистическим идеалам, и правда солженицынской прозы может показаться излишне страшной разве что мещанину.
_____Съезду писателей необходимо включить в программу своей работы вопрос о литературной судьбе Солженицына, довести до сведения делегатов его письмо в правление.
Вопрос Солженицына — это не частное дело сочинителя-одиночки, в связи с ним надо провести разговор на Съезде о роли Союза писателей как помощника, защитника, соратника для каждого его члена. Нужно обрести Союзу писателей право решающего голоса в издательском деле, дабы не повторялись примеры трагических литературных изгоев. Примеры эти — тяжелое бремя для нормального литературного бытия и развития.
Г. Горышин, член правления
Союза писателей РСФСР
_____
_____Про Соснору не знаю, а с Конецким мы вместе отправляли письма на съезд. То есть Конецкий первенствовал — по старшинству, литературному весу, партийному стажу (я был беспартийный), моряцкой биографии. Но мое письмо я составлял наедине с самим собою, понимая, что пишу не маме родной, а чужим дядям, которые по головке меня не погладят. Писал я из обостренного тогда (60-е годы) чувства гражданского самоутверждения.
_____Из письма видно, что, защищая Солженицына, я имел в виду и самозащиту, пользовался принятым тогда либеральным “новомирским” лексиконом, не касался “лагерной темы”, уже запрещенной. Александр Исаевич выведен в моем письме неким идеальным духовным провозвестником коммунистического разлива, а сам я предстаю... ну да, эдаким розовым дурачком. О, моя святая наивность!
_____Писем Конецкого и еще кого бы то ни было я не читал. Мое опустил в почтовый ящик и продолжал жить, как жил прежде. Со мною решительно ничего не произошло, на письмо никто не ответил, меня никуда не вызвали. Солженицына ораторы на съезде осудили. Я тогда работал над книгой повестей “До полудня” — молодежные романтические повести в духе времени. Мне было 36 лет, меня переполняли разнообразные силы, честолюбивые замыслы: вот выйдет книга — и все ахнут, каков молодец!
_____В 1968 году в издательстве “Советский писатель” в Ленинграде вышел сигнальный номер названной книги, в красивом оформлении моей молодой жены, художницы Эвелины Соловьевой. В приподнятом настроении и относительном финансовом достатке мы с женой уехали в Дом творчества в Гагры.
_____Однажды меня там вызвали к телефону. Я услышал на том конце провода кислый, как сыворотка из-под простокваши, голос моего редактора Игоря Кузьмичева: “С книгой плохо. Приезжай”. Я не мог взять в толк, что плохого может случиться с уже вышедшей книгой. “А что такое? Может, без меня обойдетесь?” “Разговор не телефонный. Приезжай”.
_____Я приехал (жена осталась, полагая, что через два дня я вернусь). В издательстве произошел дикий по тем временам случай. Сигнальный номер моей книги “До полудня” взял на дополнительную читку (или кто-нибудь ему дал) главный редактор. Такого в практике не бывало — книгу редактировали в рукописи, ежели потом цензура придиралась, то по мелочи, для оправдания зарплаты. Главный сделал по тексту книги 263 замечания (в книге 280 страниц). Замечания не по орфографии, не по стилю, а по идейному содержанию, то есть по смыслу того, что я написал. Набор надлежало рассыпать, переписанное сочинение (с учетом замечаний главного) заново набрать. Гонорара автору не выплачивать, производственные убытки отнести за счет редактора, путем ежемесячных удержаний из зарплаты.
_____Что было дальше — совершенно не помню. Мы с редактором Кузьмичевым резали, клеили, что-то вписывали бессмысленное. Иногда мы отвлекались от гнусного дела, чего-нибудь выпивали, о чем-то, надо полагать, разговаривали, но все было беспредельно черно, как говорится, без просвета в туннеле. Мы умертвляли живое существо — художественное сочинение — заодно с душою автора.
_____Потом книга “До полудня” вышла, я пробовал ее читать и не смог, из нее выпустили дух улетучилось мое родство с этой книгой, мое авторство.
_____Перемочь душевную травму тогда мне помогла моя молодость. Неиздание моих книг после переворота 91-го года (сданные в производство вернули) я воспринимаю стоически: наступило время всеобщих утрат: на старости лет битье себя в грудь не полезно для здоровья.
_____В случае с книгой “До полудня” едва ли я мог предположить какую-либо причинно-следственную связь с письмом в защиту Солженицына (и книга-то была идейно-непорочная, как сам автор). Будучи творческим интеллигентом образца 60-х годов, с туманом “оттепели” в башке, не замешанный в диссидентстве, я искренне верил в созидание нового мира на одной шестой части планеты и не допускал подвоха со стороны власть имущих в отношении себя, как и в отношении идеала. К тому же я исполнял общественные должности в Союзе писателей, меня не смещали. Мысль о методике кнута и пряника как-то не приходила в голову.
_____Здесь и подхожу к главному пункту психологической коллизии (ядру сюжета), ради которого, вслед за В.Бушиным, пустился в мемуаристику. Вместе с письмом IV Съезду писателей в моем столе хранится заявление, датированное 1971 годом. Вот оно:

В СЕКРЕТАРИАТ ЛО
СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ РСФСР
_____В последнее время мне было трижды отказано в выезде за границу в составе туристических групп писателей (Чехословакия, круиз вокруг Европы, Франция). Не зная за собой какой-либо вины, я просил объяснить мне причину такого недоверия. Но ответа не получил. В сложившейся обстановке считаю невозможным выполнять обязанности секретаря Ленинградской писательской организации, председателя бюро секции прозы. Слагаю с себя эти обязанности.
Будучи членом Союза писателей с 60-го года, прошу объяснить по существу, в чем причина моего неравного, по сравнению с другими членами Союза, положения.
Г. Горышин
_____
_____Можно, конечно, посмеяться задним числом: какие жестокие кары обрушивали на головы неугодных — не пустили в круиз. Можно и подивиться: надо же, даже в Чехословакию не пустили, образцовую соцстрану. С Францией вышел особенный случай, в нем и ядро сюжета. Оформление в поездку тянулось долгое время, а последний ответ — открыли выезд-не открыли — давался накануне выезда. Канун наступил, чей-то нечеловеческий голос меня уведомил: “На вашу жену поступило разрешение, а на вас нет”.
_____Что было нам делать? Жена ревела белугой: “Я без тебя не поеду”. Я ее уговаривал: “Ну что ты, милая, поезжай. Увидишь Париж, тебе это нужно. Произошла какая-то глупость (я употребил другое слово, более соответствующее клокотанию моей души). Я все выясню. Поезжай!”
_____О, как мне тогда хотелось, чтобы жена не уехала от меня. Париж нам с ней представлялся “праздником, который всегда с тобой”, но теперь я боялся Парижа, ненавидел его. Отпустить мою красавицу в этот вертеп — все равно что отдать на ночь в чей-то гарем...
_____Но время наших семейных прений истекало, близился час отъезда, я исподволь наблюдал, как жена наносит на лицо смытые слезами подмалевки, складывает в чемодан вещички... Моя жена улетела в Париж, а я остался у разбитого корыта.
_____Помучился, повыпивал, поразмахивал руками в каких-то компаниях, собрался с духом, принял душ, позвонил в Смольный тому человеку, который все знал. Попросил меня принять. Мне назначили время, заказали пропуск (я был беспартийный). Со знающим человеком в Смольном мы вместе учились в университете. Им была Римма Игошина в студенчестве член бюро ВЛКСМ факультета, а я был комсгруппоргом...
_____Для Риммы я загодя заготовил речь, примерно такую: “Почему вы выпустили мою жену, а меня не пустили? Вы же разрушаете советскую семью. Как я теперь жену встречу? Она побывала в чуждом нам обществе, в капстране. Как я должен к ней относиться?”
_____В моем обращении к функциональной партийной даме сквозь крик души проступает простодушная демагогия, не правда ли?
_____Римма поджала бледные губы, сказала тихим голосом без выражения: “Это ваши семейные дела. На месте твоей жены я бы не поехала”. Я представил Римму на месте моей жены и внутренне ужаснулся: нет уж, только не это. И все же пригорюнился. “Ну а меня-то почему, за что?” Римма спокойно мне объяснила: “Так решили в твоих интересах. Ты много пьешь. Там тебя могли втянуть в неприятную историю, в провокацию. Такие случаи были”.
_____Довод партийной дамы сразил меня наповал: по части пьянства я числил себя середняком. На виду у всех корифеи, не мне чета, и тех выпускали. Да и кто не пил в то время?
_____Жена вернулась, что-то щебетала о прекрасном Париже, но я ее плохо слушал... Что-то омрачилось в нашей полюбовной взаимности... По прошествии времени наша любовь исчезла, как мир, в котором мы жили. Этим я не хочу сказать, что Александр Исаевич Солженицын послужил причиной крушения нашей семейной ячейки. И не становлюсь в очередь жертв свернутого режима за получением льгот из рук новой власти. Просто излагаю психологическую коллизию (таков мой жанр) — сугубо личную, семейную, на социально-политической подоплеке. Знаю, что таковых разыгралось великое множество, за всеми не угнаться никакому В.Бушину...
_____Как-то выпал случай посидеть за бутылкой с бывшим резидентом Большого дома на Литейной (питерской Лубянки) в Союзе писателей, полковником КГБ. Я спросил у него напрямки (после третьей рюмки):
_____— Вы за мною тогда следили, подслушивали, что я болтаю по телефону?
_____Ветеран засмеялся:
_____— Чего вас прослушивать? Мы вас и так как облупленного знали.
_____— Ну а почему книгу зарезали? Почему за границу не пускали?
_____Полковник посмотрел на меня взглядом профессионала на простака:
_____— Насчет книги не знаю, это кто-то из ваших перестарался. А насчет невыезда... Вы письмо в защиту Солженицына писали?
_____— Писал.
_____— Ну а чего же вы хотели? За кого вы нас принимали?
_____Ну вот, все стало на свои места. Садись и пиши роман — по канве фактов нашего недавнего исторического прошлого, актуально антисоветский. Жаль, времени не осталось, и, признаться, нет ни малейшей охоты. От антисоветизма у меня одно обострение язвы двенадцатиперстной кишки.
_____Тут как-то пошел продать книги на книжный рынок, прихватил три тома “Архипелаг Гулаг”, “Раковый корпус”, “В круге первом”... Эти книги я пережил внутри себя, как и судьбу их автора. Сочинения Александра Исаевича у меня никто не купил, на них нет спроса, их переварил рынок... Однако роман судьбы самого автора не дописан, мы ждем его продолжения...
_____Александр Исаевич, каково вам живется в перевороченном вами мире?
_____Вопрос не для ответа, а так, в пространство.
_____