ТОПОРОВ

Виктор Топоров - мой сверстник. Мы родились в один год – критики 1946-го года рождения. А когда уходят сверстники, боль утраты усиливается.

Виктор был уникальной личностью. Для меня он был одним из воплощений понятия «критик». Критик должен верить только самому себе. Почему многие Топорова не любили? Любой критик под давлением обстоятельств, друзей, места работы, зачастую вынуждены писать то, что «надо». Ты понимаешь, что один - талант, а кто-то рядом послабее, иные - вообще бездарны. Но в лицо такое сказать человеку, с которым работаешь, водку пьёшь, очень тяжело.
В этом плане Виктор был идеалом критика, он про всех откровенно писал, кто чего стоит. Не всегда точно, часто спорно. Но это было его и только его мнение.

Поэтому, мне кажется, что представление о нём, как об осознанном скандалисте, лживо. Все скандалы покоились на том, что он говорил правду. Хотя по жизни, если дело не касалось оценок произведений писателей, Витя был достаточно мягким и очень деловым человеком. И то, что его кончина так обсуждается, связано не только с его критической деятельностью, а с тем, что Топоров – один из центров литературного Петербурга.

Своей жизнью он опровергал расхожее - «один в поле не воин». Как-то давно в разговоре заметил: «Питер стал литературной провинцией, надо его поднимать до Москвы». И ведь справился с этим, создав премию «Национальный бестселлер». Да, директором оной был Константин Тублин, но душой и мотором «Нацбеста» - Топоров. «Национальный бестселлер» стал наиболее известной литературной премией в России. «Русские Букеры», «Большие книги» тускнели на фоне «Нацбеста», потому что при всех плюсах и минусах топоровского детища – это непредсказуемая, независимая премия. Сам Топоров никогда не знал, кто станет победителем. Помню, когда Дима Быков во второй раз стал лауреатом, Топоров прямо-таки орал и матерился. Виктор не хотел этого, но что он мог сделать?

Топоров принципиально, ещё с советских времён нигде официально не работал. (Только в последний период жизни, какое-то время был главным редактором издательства «Лимбус Пресс»). Это было не диссидентство, но желание быть вольным стрелком. Он был прекрасным переводчиком, и многие большие западные авторы открыты нам через Топорова.

Но потом ему надоела иностранщина и он стал критиком именно современной русской литературы. Здесь он завоевал свой второй авторитет. Его ценили и в левых, и в правых кругах. Потому что ещё одна его особенность – Топоров был вне лагерей. Печатался, в том числе и у нас, в «Завтра», и «Дне Литературы».

Топоров был патриархом литературного Петербурга. Из него бил фонтан идей, которые он стремился воплотить в жизнь. И находил, между прочим, крутых спонсоров. В отличие от Москвы, которая зацепилась за бюджетные деньги, все идеи Топорова держались на частных инициативах. Что будет дальше, неведомо. Сумеют ли ребята нового поколения найти силы, чтобы удержать культурный Петербург наравне с Москвой?

О нём ещё долго будут вспоминать. И в истории русской литературы Топоров, несомненно, останется. Тем более сильных критиков в России по пальцам можно пересчитать. Сейчас в Питере не назвать другой такой яркой, мощной и влиятельной фигуры.

Уход Топорова – это большая утрата для всего книжного сообщества, для литературы и для России в целом. Среди его очевидных заслуг – премия «Национальный бестселлер» и издательство «Лимбус-пресс», его переводы, его ученики, его публицистика.

Виктор Леонидович был очень мужественным человеком: он боролся со своей болезнью никому особо об этом не говоря, не изменяя образа жизни. Но самое главное, он имел мужество говорить то, что думает, что порой совершенно не стыковалось с какими-то корпоративными интересами, с мнением интеллигенции. Он был неудобен, резок, нетолерантен, судил всегда по гамбургскому счету. Его критика так часто и так точно попадала в цель, что порой неудобно было ее признавать.

Мало кто был с ним был полностью согласен. Но его мнение было ценно, потому что оно исходило непосредственно от Виктора Леонидовича, без каких-либо наслоений. К сожалению, это крайне редкое качество в современной России - умение высказывать свободное мнение. И пусть жизнь и деятельность Топорова будет примером для всех нас.

В Топорове всё было точно. Он абсолютно оправдывал свою фамилию, за глаза называть его Топором было совершенно «по делу». Он был очень колоритен и литературен внешне, напоминая не то ветхозаветного пророка, не то персонажа сказки Андерсена. Он воплощал беспокойную душу северной столицы получше, чем иные, общепризнанные и «назначенные» таковыми.

В нашем «свободном мире» принято жить по «чуть-чуть», в дозволенных границах. А Топоров позволял себе быть с перехлёстом – любить, ненавидеть, ценить, презирать. И поступал, писал, жил - талантливо, ярко, без оглядки на групповые интересы и представления.

Один «заслуженный критик» высказался про Топорова – мол, затянувшийся комплекс мальчика, кричащего, что король голый. Но это скорее саморазоблачение. Разве у правды существуют временные и возрастные ограничения? Топоров ненавидел ложь, и не боялся говорить, что думал.

Пожалуй, для меня Топоров – один из тех, кто оправдывал понятие «русская интеллигенция». Фундаментальный, неполиткорректный, сложный, умный и остроумный. Он жил и вёл себя так, как настоящие интеллигенты прошлых времён, а вовсе не узурпировавшая это имя жадная толпа, стоящая у трона.

В Фэйсбуке это был один из любимых авторов – следить за ним было одно удовольствие. Вот уж кто терроризировал «рукопожатную» общественность, совсем не принадлежа к «красно-коричневому» сегменту нашего общества. Думаю, что многие из его оппонентов и объектов атак, если и останутся в истории, то только за счёт того, что про них некогда написал Виктор Топоров.