Господь наш Иисус Христос, Спаситель мира, родился от Пресвятой Девы Марии в царствование императора Августа (Октавия) в городе Вифлееме. Август повелел сделать всенародную перепись во всей своей империи, к которой относилась тогда и Палестина. У евреев был обычай вести народные переписи по коленам, племенам и родам, всякое колено и род имели свои определенные города и праотеческие места, потому Преблагословенная Дева и праведный Иосиф, как происходившие от рода Давидова, должны были идти в Вифлеем (город Давида), чтобы внести и свои имена в список подданных кесаря.
В Вифлееме они не нашли уже ни одного свободного места в городских гостиницах. В известняковой пещере, предназначенной для стойла, среди сена и соломы, разбросанных для корма и подстилки скоту, далеко от постоянного местожительства, среди чужих людей, в холодную зимнюю ночь, в обстановке, лишенной не только земного величия, но даже обыкновенного удобства – родился Богочеловек, Спаситель мира. «Таинство странное вижду и преславное, – с удивлением воспевает Святая Церковь, – Небо – вертеп; Престол Херувимский – Деву; ясли – вместилище, в них же возлеже невместимый Христос Бог» (ирмос 9-й песни канона). Безболезненно родившая Богомладенца Пресвятая Дева, Сама, без посторонней помощи, «повит Его и положи в яслех» (Лк. 2).
Но среди полночной тишины, когда всё человечество объято было глубочайшим греховным сном, весть о Рождестве Спасителя мира услышали пастухи, бывшие на ночной страже у своего стада. Им предстал Ангел Господень и сказал: «Не бойтеся: се бо благовествую вам радость велию, яже будет всем людем, яко родися вам днесь Спаситель, Иже есть Христос Господь, во граде Давидове», и смиренные пастыри первые удостоились поклониться ради спасения людей Снисшедшему до «рабия зрака». Кроме ангельского благовестия вифлеемским пастырям, Рождество Христово чудесною звездою возвещено было волхвам «звездословцам», и в лице восточных мудрецов весь языческий мир, незримо для него самого – преклонил свои колена пред истинным Спасителем мира, Богочеловеком. Войдя в храмину, где был Младенец, волхвы – «падше поклонишася Ему, и отверзше сокровища своя, принссоша Ему дары: злато и ливан и смирну» (Мф. 2, 11).
В воспоминание Рождества во плоти Господа нашего Иисуса Христа установлен Церковью праздник. Начало его относится ко временам Апостолов. В Апостольских Постановлениях говорится: «Храните, братия, дни праздничные, и во-первых день Рождества Христова, которое да празднуется вами в 25 день десятаго месяца» (от марта). Там же, в другом месте сказано: «День Рождества Христова да празднуют, в оньже нечаемая благодать дана человекам рождением Божия Слова из Марии Девы на спасение миру». Во II столетии на день Рождества Христова 25 декабря указывает святитель Климент Александрийский. В III веке о празднике Рождества Христова, как о бывшем прежде, упоминает святой Ипполит Римский, назначая чтение Евангелия в этот день из 1 главы от Матфея. Известно, что во время гонения христиан Максимианом, в 302 году, никомидийские христиане в самый праздник Рождества Христова сожжены были в храме в числе 20000. В том же веке, когда Церковь после гонения получила свободу вероисповедания и сделалась господствующей в Римской империи, праздник Рождества Христова находим во всей Вселенской Церкви, как можно видеть это из поучений святого Ефрема Сирина, святителей Василия Великого, Григория Богослова, святителя Григория Нисского, святителей Амвросия, Иоанна Златоуста и других отцов Церкви IV века на праздник Рождества Христова. Святитель Иоанн Златоуст в слове своем, которое он говорил в 385 году, называет праздник Рождества Христова древним и очень древним. В том же веке на месте пещеры Вифлеемской, прославленной рождением Иисуса Христа, равноапостольная царица Елена соорудила храм, о великолепии которого много старался державный ее сын. В кодексе Феодосия, изданном в 438 году, и Юстиниана – в 535, излагается закон о всеобщем праздновании дня Рождества Христова. В этом смысле, вероятно, Никифор Каллист, писатель XIV века, в своей истории говорит, что император Юстиниан в VI веке установил праздновать Рождество Христово по всей земле. В V веке Анатолий, патриарх Константинопольский, в VII – Софроний и Андрей Иерусалимские, в VIII – святые Иоанн Дамаскин, Косма Маиумский и Герман, Патриарх Цареградский, в IX – преподобная Кассия и другие, которых имена неизвестны, написали для праздника Рождества Христова многие священные песнопения, употребляемые ныне Церковью для прославления светло празднуемого события.
Впрочем, в первые три века, когда гонения стесняли свободу христианского Богослужения, в некоторых местах Востока – Церквах Иерусалимской. Антиохийской, Александрийской и Кипрской – праздник Рождества Христова соединялся с праздником Крещения 6 января, под общим именем Богоявления. Причиной этого, вероятно, было мнение, что Христос крестился в день Своего рождения, как можно заключать об этом из слов святителя Иоанна Златоуста, который в одной из бесед своих в Рождество Христово говорит: «не тот день, в который родился Христос, называется Богоявлением, но тот, в который Он крестился». К такому мнению могли подать повод слова евангелиста Луки, который, говоря о крещении Иисуса Христа, свидетельствует, что тогда «бе Иисус лет яко тридесять» ( Лк. 3, 23). Празднование Рождества Христова вместе с Богоявлением в некоторых Церквах восточных продолжалось до конца IV века, в иных – до V или даже до VI века. Памятником древнего соединения праздников Рождества Христова и Богоявления доныне в Православной Церкви служит совершенное сходство в отправлении этих праздников. Тому и другому предшествует сочельник, с одинаковым народным преданием, что в сочельники должно поститься до звезды. Чин Богослужения в навечерия обоих праздников и в самые праздники совершенно одинаков.
День Рождества Христова издревле причислен Церковью к великим двунадесятым праздникам, согласно с Божественным свидетельством Евангелия, изображающего празднуемое событие величайшим, всерадостнеишим и чудесным. «Се благовествую вам, – сказал Ангел вифлеемским пастырям, – радость велию, яже будет всем людем. Яко родися вам Спас, Иже есть Христос Господь, во граде Давидове. И се вам знамение: обрящете Младенца повита, лежаща в яслех. Тогда же внезапу бысть со Ангелом множество вой небесных, хвалящих Бога и глаголющих: слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение. Вси слышавший дивишася о глаголанных от пастырей о рождшемся Спасителе, и сами пастыри возвратишася, славяще и хваляще Бога о всех, яже слышаша и видеша» (Лк. 2, 10 – 20). Так Рождество Христово, как событие высочайшее и чрезвычайное, сопровождалось дивной вестью пастырям и волхвам о всемирной радости для всех людей, «яко родися Спас», Ангельским славословием родившемуся Спасу, поклонением Ему пастырей и волхвов,. благоговейным удивлением многих, слышавших слова пастырей о родившемся Отрочати, славою и хвалою Его от пастырей.
Согласно с Божественным свидетельством Евангелия, отцы Церкви в своих Богомудрых писаниях изображают праздник Рождества Христова величайшим, всемирным и радостнейшим, который служит началом и основанием для прочих праздников.
Экспертные оценки
Для меня Рождество – особый день, потому что с 6 на 7 января 1943-го года погиб под Сталинградом мой отец, который воевал в штрафном батальоне. Я с самого детства каждый раз в этот день, просыпаясь, связывал события моего дня с событиями последнего январского отцовского дня.
Я просыпаюсь, встаю, умываюсь, а отец, быть может, выходил на ледяной ветер, и тоже брызгал себе в лицо ледяной водой, или тоже вытирал себе глаза снегом. Я сажусь за письменный стол, работаю, пишу строки своего нового романа, а отца в это время строили, выдавали винтовку, патроны, инструктировали перед боем. Я, окончив свой труд, иду на улицу поговорить с приятелем, а отца выводили на передний край, в ледяной окоп, где он ждал сигнала к атаке. Я отправлялся в Дом литераторов, в общество своих друзей-писателей. Мы веселились, там были прелестные барышни. Мы вкусно ели, хохотали, болтали, дурачились, пили вино. А отца вместе с батальоном поднимали в атаку, и он шёл, утопая в снегу по этой беспросветной вьюжной сталинградской степи, навстречу пулеметным трассам. И одна из очередей пробивала его насквозь, и он падал в снег, и лежал там, умирая, истекая кровью. А я в это время провожал свою подругу домой, и может быть под каким-то московским деревом, прежде чем ей ускользнуть из моих объятий, целовал её. Потом я возвращался домой, ложился спать, и думал о том, что отец лежит в чёрной ледяной степи, и в глазах его застыли холодные твёрдые слёзы.
И так было на протяжении многих-многих лет. А потом случилось то, что стало моим рождественским воспоминанием, и живет со мной уже на протяжении десяти лет. Я поехал встречать Рождество в деревню, где меня ждала холодная, замороженная изба. В соседнем селе была церковь, в которой намечалась рождественская служба. Я приехал в деревню, вошел в ледяную избу, и стал топить печь. Дрова разгорались неохотно, но в комнате с каждой минутой становилась чуть теплее. Надо было идти на службу. Я до отказа заложил печь дровами, и отправился в храм. Отстоял там всю службу. Красивую службу, с чудесными родными лицами, с замечательным батюшкой – отцом Игорем, который исповедовал меня очень ласково и тепло. И я снова думал об отце - как он лежал, вмороженный в снег. И мне хотелось увидеть его, посмотреть в его лицо, получить от него весть. И я всё время молясь, стремился в эту сталинградскую степь. Потом когда служба кончилась, народ стал расходиться, я сел в автомобиль, вернулся в свой деревенский дом. Переступил порог уже жилой, натопленной избы. Дрова прогорели, оставались ещё небольшие красноватые угли. Я сел за стол, перед тем как улечься спать, и вдруг на свет лампы прилетела разбуженная теплом бабочка-крапивница. Самая простая, самая милая бабочка русских полей, лесов и деревенских пустырей. Я смотрел на эту зимнюю бабочку, как она летала вокруг лампы, как её тень носилась по избе, затихала, исчезала, вдруг опять появлялась. И вдруг она села на мою руку. Рука моя была освещена лампой, и была самым ярким пятном в комнате. И я вдруг подумал, что это прилетел ко мне мой отец.
Таким было то памятное для меня Рождество…
С Рождеством Христовым у меня связан такой случай. Сразу после школы я поступил работать на Топкинский механический завод в Кемеровской области. Зачем я пошел работать? Ради идеи. Чтобы быть рабочим, который не продаёт свою рабочую силу, а творчески сам её использует. На заводе я стал учеником фрезеровщика. Мне назначили мастера-наставника. Но через несколько дней я понял, что абсолютно бездарен во фрезерном деле и не могу не только творчески мыслить, но даже станок наладить для простейших операций. Все делал за меня мастер, мне оставалось только нажимать на рычаг, вперед-назад, вперед-назад. Мой мастер был профессором фрезерного дела, но он почему-то любил пить водку и мне говорил, что я неловок в работе потому, что не хожу с ним выпивать.
Через два месяца я не выдержал угрызений совести и написал заявление с просьбой перевести меня в другой цех в силу моей профессиональной несостоятельности. Меня перевели в литейный цех, где я стал работать галтовщиком. Больше всего мне нравилось работать в ночные смены, особенно по праздникам, потому что никого нет, ты один, сделал свою работу и ранним утром идёшь домой. Дома поспишь часа два и идешь в библиотеку. Рабочие, отдававшие мне свои ночные смены, думали, что я сумасшедший. Так было и на Новый, 1967 год. И так было на Рождество.
Я отработал смену, сходил в душ, переоделся и пошел домой. Через некоторое время на другой стороне улицы я увидел какого-то нетрезвого человека, который падал, пытался подняться и вновь падал. Я прошел мимо с некоторым презрением к нему. Подходя к дому, я вдруг подумал, а ведь этот человек может замерзнуть, ведь стоит 30-градусный мороз, а я как идейный человек не мог себе этого позволить. И я повернул назад. Этот человек лежал на снегу. Я поднял его. Это был мой мастер. Я дотащил его до дома. Меня встретила его мать, которая поблагодарила меня и поздравила с Рождеством, а потом сказала, что в это утро в моей душе родился Бог. Так я запомнил этот рождественский день.
Вспоминаю еще советские времена, когда в гости на Рождественской неделе приходили дети, а одна девочка большеглазая серьезная Ира звонко пела колядки. Вспоминаю, как подростком приезжаю с отцом в церковь на вечернюю службу, а потом мы остаемся в сторожке подремать несколько часов перед долгой ночной службой, но не спится. Прислушиваюсь к гулу города, в окне, между занавесками - темное, красноватое, отражающее огни небо, скрипит снег от быстрой ходьбы пономаря. Тихо сажусь за стол и впотьмах, чтоб не будить отца, сочиняю стихи о рождественском чуде, едва угадывая записанные на бумаге строки.
Или другое Рождество - наступил ХХI век, я потерял на днях свою бабушку, иду в храм с подружкой и несколькими приятелями, и вдруг в узком переулке на нас с гоготом бросаются человек пять. Драка. Сначала как бы шутливые тычки, но вскоре все всерьёз. Ноет скула, кулак разбит о чьи-то зубы, хрип, рыки, девушка орет: "Милиция!", а высоко над Москвой, невидимая, замутненная, чувствуется, да, чувствуется звезда радости и милости.