РАЗНОГОЛОСИЦА

Мы констатируем последние недели деструктивные явления на постсоветском пространстве и Ближнем Востоке. Казахстан переходит на латиницу и открывает два порта для американского ВМФ. В Армении правит бал прозападная улица. В Москве 9 мая появляется Нетаньяху (но нет лидеров стран СНГ), и буквально в тот же день Израиль наносит двойной удар по нашим ключевым союзникам — иранцам — в Сирии. Позиция России настолько спокойная, что это вызвало у широкой общественности и ряда экспертов шквал хлёстких высказываний. И тут мы читаем, что между Ираном и Евразийским Экономическим Союзом (то есть Россией, Арменией, Белоруссией, Казахстаном, Киргизией) было подписано временное соглашение о создании зоны свободной торговли. Как понимать такую политическую разноголосицу?

Всё это может казаться несочетаемыми вещами, если ситуацию выхватить из общей логики последних 25-30 лет. На самом деле, тенденции сохраняются всё те же, они разнонаправленные, но в них нет ничего нового. С одной стороны, Содружество Независимых Государств, как мертворождённое объединение, деградирует. Это было неизбежно, потому что интеграционное образование должно иметь задачу объединить, а у СНГ задача была разъединить. Поэтому проблемы, заложенные при его рождении, накапливались, накапливались — и метастазы мы видим и в наше время.

С другой стороны — новые интеграционные объединения. Это тоже детища нежизнеспособности СНГ, потому что ещё в конце 90-х заговорили о разноскоростной интеграции, о кризисе СНГ и о том, что, видимо, те страны, которые не готовы к более глубокой интеграции, будут постепенно выпадать из общих процессов. А вот те, которые готовы, они будут двигаться по интеграционным путям. После это появляется Таможенный союз, который преобразуют в Евразийское Экономическое Сообщество, потом в Евразийский Экономический Союз. То есть объективно налицо два сопротивляющихся друг другу, борющихся друг с другом проекта. Первый — окончательная дезинтеграция постсоветского пространства, в том числе поддерживаемая из внешнего контура. А второй, вопреки помехам с внешнего контура и благодаря объективно существующим причинам для углубления сотрудничества — интеграционный процесс. Это дихотомия понятная. В мире дуализм разных процессов наблюдается достаточно часто.

Одновременно (если говорить конкретно о странах) совершенно такие же процессы, противоположные друг другу и борющиеся друг с другом, характерны для практически всех стран бывшего Советского Союза, для всех территорий, входивших в некогда единое государство. Есть силы, которые раздирают это пространство, растягивают его. Есть те, кто понимает, что необходимо как минимум держать некий баланс, а как максимум двигаться к интеграции. И попытка уравновесить эти тенденции приводит к странным формам. С одной стороны, вроде бы интеграционные процессы развиваются, есть положительная статистика. Если, например, почитать заявления лидеров государств на саммите ЕАЭС, то они были более чем позитивные. Но одновременно с этим существует программа сотрудничества стран ЕАЭС с Западом, Запад предлагает какие-то альтернативы, и в ряде случаев они оказываются привлекательными для конкретных стран, плюс идёт просто откровенно подрывная работа.

О Казахстане. Если говорить о латинице: является ли это откровенно враждебным России актом? Я бы так не сказал, но то, что это некий момент вестернизации — это точно. Здесь связано также с влиянием Турции, где очень похожий язык и он пишется латиницей. Военные контакты с американцами — тоже ничего нового. Напомню: у нас в связи с так называемым «сотрудничеством по антитерроризму» во многих постсоветских странах Средней Азии были открыты НАТОовские военные базы, и Казахстан не исключение. Открыты они были по согласованию с Россией, потому говорить, что «это что-то это такое, чего никогда не было и вот опять» — не совсем так. Сохраняются те же самые тенденции интеграционные и дезинтеграционные, борьба этих двух тенденций, которые были и пять лет назад, и десять, и пятнадцать. Просто периодически мы видим всплеск одной из этих тенденций, потом вроде бы успех другой. Но борьба продолжается.

Что касается Армении — а разве это первые демонстрации там? Нет, далеко не первые. А разве это первые проблемы с армянской властью, это первый внутриполитический кризис? Нет, далеко не первый. Что касается внешнеполитической ориентации, пока нам удаётся перехватывать инициативу в этом процессе, несмотря на всё, что там происходит. Я думаю, что внешнеполитические ориентиры Армении будет крайне сложно радикально сменить. Это будут пытаться делать, но это вызовет дополнительные проблемы у тех, кто уже сейчас пришёл к власти. При этом американская и европейская диаспора армян очень влиятельна, крайне многочисленна и, в общем, настроена отнюдь не пророссийски. При этом от них в Ереван идут и деньги, и связи, и какие-то проекты — это тоже объективная реальность.

На самом деле в постсоветской Евразии идёт продолжение всё той же истории. По большому счёту, сейчас мы видим просто очередной её извод, обострённый событиями в Армении, но, в принципе, ничего нового здесь нет. Боремся, что называется. Идёт борьба. Я напомню, что даже такие страны, как Грузия, а теперь и Украина вроде бы как всячески критикуют интеграцию на постсоветском пространстве, но одновременно стараются сохранять своё участие в нескольких десятках соглашений, которые были заключены ещё при СНГ, потому что это им выгодно. Они просто не любят про это говорить, но Украина состоит в таких соглашениях, Грузия, ещё при Саакашвили громко объявившая о разрыве с СНГ, тоже продолжает состоять в этих соглашениях. Потому что, помимо всевозможных субъективных вещей и внешнего давления, есть и объективные факторы, которые на самом деле объединяют народы и страны на нашем большом пространстве по вполне объективным причинам, а не по чьей-то злой воле и придумке. Объединение нашей большой территории именно в таком виде, в каком оно случилось во времена Российской Империи и впоследствие Советского Союза — это не просто какая-то экспансия «белых царей», не просто какие-то выдумки политтехнологов. Есть целый ряд объективных причин, почему именно эти народы и именно эти территории были объединены когда-то в большую страну, а сейчас всё-таки тянутся друг к другу, хотя их и растаскивают. На то есть масса и исторических, и культурных, и экономических, и военно-политических, и куча других причин.

Евразийское объединение живёт, действует, хотя его уже довольно много лет хоронят. С тех пор как эти идеи стали развиваться, я лично слышал десятки и сотни разговоров о том, что «всё, конец, не сегодня-завтра Евразийский Союз (а до того Таможенный) развалится, умрёт, сдохнет». Однако ЕАЭС живёт и показывает даже положительную динамику. Пусть, не какую-то супер-потрясающую, но положительную. В частности, на последнем саммите Молдавия получила статус государственного наблюдателя. И вот заключено соглашение по поводу зоны свободной торговли с Ираном. Причём возражений по поводу этого соглашения ни у кого не было. То есть говорить о том, что все страны, входящие в этот Союз, они только и думают, как бы улизнуть на Запад — это не так, это упрощение ситуации, это лубочная, комиксовая картина. На самом деле, развитие отношений с Ираном в разной степени выгодно всем участникам евразийской экономической интеграции. И то, что сейчас вот это соглашение, пусть и временное, но действительно заключено, говорит о том, что мы имеем собственный голос. И собственный голос имеют, кроме России, и те страны, которые входят в евразийскую интеграцию помимо нас. И мы готовы об этом заявлять. Потому что это однозначно в пику всему тому, что сейчас делает Трамп — выход из ядерной сделки, назначение новых санкций.

Но, с другой стороны, нам просто экономически выгодно соглашнгие с Ираном, это надо понимать. Сейчас, когда американцы возобновляют санкции и разрывают сотрудничество с Ираном и ещё заставляют это сделать европейцев, появляется определённое поле для того, чтобы использовать ситуацию в своих целях с точки зрения экономического сотрудничества. Почему бы это не сделать? Я считаю, что это нужно делать. Осуществив поставки оружия Ирану, например. Есть угроза воздушного удара по Ирану — в угрозу наземного удара я лично не верю, но угроза воздушного удара объективно существует. Значит надо поставлять туда наше соответствующее оружие — зенитно-ракетные комплексы и так далее. Есть проблемы с поставками Airbus в Иран? Значит, нам надо активизировать здесь своё сотрудничество. Вроде бы меморандум о поставке наших самолётов есть. Меморандум-то есть — самолётов нет. Значит, ситуацию надо использовать как стимул для возобновления авиапроизводства. Есть возможность стать посредником между Ираном и европейскими фирмами, которые хотели бы продолжать сотрудничество, но боятся американцев? Есть. Давайте станем посредником в лице каких-то компаний. Есть возможность занять место европейцев в Иране по ряду проектов? Есть — отлично, давайте пользоваться. То есть, грубо говоря, сидеть и ожидать у моря погоды, или как суслик бояться, а не примет ли Трамп новые санкции — это вещь совершенно тупиковая.

Поэтому я думаю, что соглашение ЕАЭС с Ираном и с политической точки зрения совершенно чётко акцентировано, и с экономической точки зрения может быть выгодно. И не только нам, но и всем странам, которые входят в евразийское интеграционное объединение. Никто не говорил, что будет легко. Идёт борьба. Она сложная, тяжёлая, переплетённая. Тем более, что Россия пытается играть сразу в несколько партий. Поэтому мы в Сирии и за Башара Асада, но при этом не хотим ссориться с Израилем. Есть у такой политики издержки? Ну, да, есть, конечно. Есть ли у неё какие-то плюсы? Да, тоже есть. Это очень сложная многоходовая партия. Чтобы она была совершенно чёрно-белой и примитивной, существует только два пути. Первый — это война вообще со всеми, кто нам может не нравиться. А второй — это, наоборот, изоляция и уход из всех международных проектов. А участие нас в сложных комбинациях в любом случае будет вызывать всевозможные неоднозначные картинки, которые не будут нравиться ни одной, ни другой противоборствующим сторонам. В этом, собственно говоря, и есть искусство политики, чтобы найти оптимальный срединный путь. Удаётся ли нам это? Не всегда. Но, по крайней мере, мы всё-таки, как мне кажется, пытаемся это делать. И противоречивые факты вроде как эту версию и подтверждают.

Большинство нашего народа ничего плохого не видело бы в том, если бы наше руководство осудило по примеру многих стран мира Израиль за массовое убийство палестинцев. Как-никак, расстреливать любые демонстрации из боевого оружия — это преступление. Вместе с тем мы видим, что официального осуждения нет. Видим и другое: у нас заявили после ракетной атаки Великобритании и США по Сирии, что «мы поставим Сирии С-300!» Это было сказано очень жёстко, Потом так же чётко было заявлено, что не поставим. И хотя Песков сказал, что это никак не совпадает с визитом Нетаньяху на День Победы, но календарно-то это совпало. Тоже самое с Ираном — со времён Медведева тянется чрезвычайно оскорбляющая иранцев игра «поставим мы свои противоракетные комплексы туда или не поставим».

То, что какая-то там дискуссия по этому поводу ведётся в кремлёвких и других властных кабинетах — это точно. Что касается поставки противоракетного оружия. В случае с Ираном, насколько я понимаю, сделка продвигается. В случае с Сирией есть вопросы и, конечно, это связано именно с нашими отношениями в треугольнике Россия — Израиль — Иран. Я так понимаю, что мы пытаемся найти какой-то компромисс, в том числе и с иранцами, но иранцы такие тоже непростые переговорщики, как и евреи, мягко говоря. И здесь неясно, как найти золотую середину. Насколько я понимаю, от этой проблемы Москва пытается пока немножко отстраниться. Потому что с одной стороны, действительно налицо явное повышение иранского присутствия в Сирии, причём именно в районе Голанских высот. С другой стороны, Иран является нашим союзником по целому ряду других вопросов, в частности, по военной операции в Сирии. И я так понимаю, что здесь мы пока не можем найти правильную позицию. Потому что здесь надо занять или сторону Ирана, или сторону Израиля в абсолютно однозначном формате. И то другое, и другое в Кремле, видимо, представляется невыгодным, поэтому власть предпочитает по некоторым вопросам сделать вид, что «мы недопоняли, не расслышали, не очень понимаем, о чём идёт речь, пытаемся нащупать какую-то такую позицию, которая, конечно, не была бы идеальной, но при этом позволяла бы нам сохранять свои дивиденды и в отношениях с Израилем, и в отношениях с Ираном». Пока эта позиция нащупывается тяжело, потому что позиция Израиля и Ирана диаметрально противоположны.

А если вы о чём-то заявили — я имею ввиду поставку оружия, — то эти заявления надо выполнять или не надо их давать. Хотя, конечно, эти заявления тоже могут быть фактором политической игры, как вы понимаете. То есть, заявив об этом, мы держим открытой возможность такой поставки. А возможность такой поставки, естественно, является прямой угрозой израильским ВВС, и в Израиле тоже этого не могут не слышать. Я не думаю, что, когда приезжал Нетаньяху, речь шла о том, что Россия однозначно принимает условия Израиля. Я думаю, что в нынешней ситуации такая игра с Путиным просто невозможна. У него слишком сильная позиция. То есть, видимо, речь идёт о поиске какого-то компромисса. Но какой компромисс может быть, мне сложно сказать именно потому, что позиции Израиля и Ирана практически несопоставимы. Вообще, в идеале, было бы очень мудрым ходом стать посредником в нахождении хотя бы какого-то временного компромисса в отношениях между Израилем и Ираном. Например, хотя бы добиться снижения риторики. Потому что все же понимают: Иран заявляет о том, что он хочет уничтожить Израиль; может, он и хочет это сделать, но в реальности возможностей таких у Ирана нет и не предвидится. Или, наоборот, Израиль, например, говорит, что он хочет сменить власть в Иране и устранить иранское присутствие на Ближнем Востоке. Понятно, что Израиль этого хочет. Но возможностей таких у Израиля нет. Тупиковая ситуация. Так вот: тот, кто мог бы подвигнуть противников к компромиссу, пусть и немножко фальшивому, но по крайней мере снижающему напряжённость — тот сыграл бы серьёзную роль в ближневосточном урегулировании.