ПОГРОМ

Наша Госдума выступила по поводу нацистского закона об образовании на Украине исключительно сдержанно, поскольку этноцид — это не только закон, а сама концепция «Украина — не Россия». Украина — это совершенно неотъемлемая и совершенно очевидная часть России. В частности, известно, каким именно образом на базе южнорусских диалектов склепали то, что сейчас называют «украинский язык». Причём это не просто известно, а подробно документировано разработчиками новояза. Было несколько групп разработчиков, они друг с другом ожесточённо спорили по ходу работы — спорили и потому, что хотели получить большую часть выделенных на это средств, и потому, что действительно всерьёз рассматривали несколько разных концепций. Например, разработчик орфографии, которую сейчас велено называть украинской, литератор Пантелеймон Кулиш открытым текстом писал, что, если бы он знал, что его упрощённый вариант русской орфографии кто-то использует в качестве обоснования нового языка для нового народа, он бы просто не брался за эту работу.

Так вот, этноцид — сама концепция отдельности украинцев от остальных русских. Считать украинцев не частью русского народа может разве что человек, отродясь не видавший России за пределами Садового кольца. А каждый, кто реально знакомился с жизнью нашего народа во всём его многообразии, легко видит, что украинцы — это именно часть русского спектра разнообразия. Поэтому, с моей точки зрения, заявление Государственной Думы РФ не просто не жёсткое, а, наоборот, необычайно мягкое — именно потому, что опирается на лживую теорию, сочинённую в своё время ради разрушения русского народа.

То, что детей заставят обучаться не на их родном языке — это, естественно, резко снизит их возможность обучения. Известно, что хотя, с одной стороны, знать несколько языков (или хотя бы, как в данном случае, несколько диалектов одного языка) в принципе полезно для развития того, что называют языковым чутьём и полезно для развития многих механизмов сознания. Но, тем не менее, процесс обучения должен проходить именно на родном языке, потому что обучение само по себе — достаточно тяжёлая и сложная работа. И добавление к этой работе дополнительных сложностей, мягко говоря, затрудняет само обучение. Поэтому вполне понятно, что новый закон приведёт к резкому снижению качества образования.

Есть и другая, уже не языковая составляющая нового закона об образовании на Украине. Это содержание образования, когда ряд предметов выводится из профильных — а это предметы важнейшие: физика, астрономия и так далее. То есть фактически все точные, глубоко научные дисциплины объявлены необязательными. И чем это отличается от той реформы, которую продавили у нас в своё время Фурсенко и Ливанов? От либеральных экспериментов в РФ, именуемых реформой образования, творящееся на Украине не отличается по сути ничем. Украина вообще на очень многих направлениях проходит с изрядным запозданием все наши ошибки. Скажем, то, что творилось на Украине при Януковиче изрядно напоминало нашу жизнь при позднем Ельцине. То, что творится сейчас — это беспредел начала наших 90-х. То есть и тут вполне очевидно, что Украина — это именно часть России.

Что касается идейного обоснования нынешнего погрома школы, то это обоснование — в лозунге аграрной сверхдержавы, провозглашённом на Украине вскоре после государственного переворота. Аграрной стране действительно не нужны ни серьёзное образование, ни тем более какая бы то ни было творческая деятельность. Поэтому идея аграрной державы — это именно разрушение массового сознания и уничтожение массового образования. Потому, что для аграрной державы всё это представляется ненужным. Именно представляется. На самом-то деле современное сельское хозяйство — тоже дело очень сложное и высокотехнологичное, и реально страна, жертвующая своим образованием под лозунгом аграрной державы, державой не станет даже аграрной. Но сейчас они верят в то, что можно хорошо жить, опираясь только на сельское хозяйство и, к сожалению, по этим граблям они пройдутся со всего маху.

По поводу международного аспекта проблемы. Спецпредставитель американского Госдепа Курт Волкер, точнее Фолькер (он немецкого происхождения, так что его фамилию следовало бы произносить именно по-немецки) заявил: «Можно понять причины, почему Украина делает это в смысле построения национальной идентичности, чтобы каждый умел говорить по-украински. Для неё наилучшим путём было бы начать переговоры с четырьмя членами ЕС. Не только с Венгрией, но и со всеми западными соседями Украины, которые выразили обеспокоенность в связи с этим законом». Я вижу здесь, во-первых, признание того факта, что пока никакой национальной идентичности нет, и из русских надо, ломая через колено, делать антирусских. Во-вторых, признание того, что Украина умудрилась поссориться в том числе и со своими западными соседями. В-третьих, утверждение того, что нужно говорить с теми государствами, представители народов которых живут на Украине в количестве десятков тысяч людей, но не нужно говорить с Россией, а людей, говорящих на великорусском диалекте русского языка, на Украине десятки миллионов. Тезисы Фолькера сводятся к формуле «ты русский, значит, сам виноват». Господин Фолькер, как и его предки, считает русских подлежащими фактически полному уничтожению. Сейчас вот таким способом — путём этноцида, но я не сомневаюсь, что если бы ему достался в распоряжение какой-нибудь более мощный инструмент, вроде тех концлагерей, что были у немцев 7-8 десятилетий назад, он бы им, скорее всего, тоже воспользовался. То есть по сути он говорит, что Украина должна договориться со своими соседями, чтобы они согласились с нынешней политикой, но саму политику надлежит продолжать, укреплять и наращивать. Я не думаю, что та же Венгрия согласится с предложениями Фолькера, но показательна сама идея, что вы можете совершать любое преступление, если договоритесь с потенциальными жертвами, что они вас за это простят. И это, на мой взгляд, отражение англосаксонского правового мышления в целом: когда преступно только то, что записано в соответствующем законе; когда можно делать всё, что угодно, если сможешь с кем-нибудь об этом договориться; когда понятие совести в принципе отсутствует. Фолькер выдал достаточно показательный пример именно такого мышления. С моей точки зрения, это мышление в принципе преступное. Хотя, конечно же, англосаксы не по какой-то изначальной своей злокозненности думают именно так. Я знаю, какие именно объективные обстоятельства породили англосаксонский менталитет. Знаю, какие именно соблазны лежат в основе либеральной веры. Я вовсе не считаю, что эти обстоятельства и эти соблазны можно считать смягчающими вину. Наоборот, они её скорее отягчают. Потому что человек, знающий истоки своей болезни, имеют возможности лечиться эффективнее, чем не знающий. Соответственно, от англосаксонского менталитета можно излечиться, а значит, тот, кто не хочет исправляться, преступает закон и мораль уже вполне сознательно.

Вернёмся непосредственно к закону об образовании на Украине. Нечто подобное было принято в Прибалтике сразу после уничтожения Советского Союза. И тогда Россия не заступилась за русский язык, за русских в Прибалтике. Тогда у России была ещё возможность давить на страны-члены СНГ. Мы могли заставить сателлитов на саммите СНГ принять крайне резкое постановление по этому поводу с осуждением нацизма в Прибалтике. Россия не использовала своё влияние в международных институтах, когда это ещё было возможно, когда Запад ещё ласкал нас за самоубийство, совершённое нами. Ничего этого не было сделано. Так что же удивляться тому, что происходит сегодня?

Насколько я могу судить сейчас, всё, что происходило с нами при Горбачёве и Ельцине, можно квалифицировать как тяжкое душевное расстройство. Расстройство это было в значительной степени порождено ошибками ряда высших руководителей страны (не только Горбачёва и Ельцина, их предшественники тоже изрядно накосячили). Но, тем не менее, мы так легко приняли предложенную нам ошибочную версию и политики, и истории, что, по-видимому, должны считать виновными и себя. В частности, я действительно считаю себя виновным в том, что тогда происходило, и нынешними моими публикациями пытаюсь хоть как-то исправить последствия тогдашних собственных заблуждений. Но как бы то ни было, то, что мы были в состоянии душевной болезни — сейчас видно невооружённым глазом. В первые постсоветские годы мы были недееспособными в юридическом смысле этого слова. И то, что тогда мы не пресекали уже очевидным образом развивающийся во многих частях большой России этноцид — это не только наша вина, но и наша беда. Полагаю, что сейчас нам действительно необходимо как можно скорее исправлять последствия этой беды. Более того, если кто-то примется рассказывать: «Мол, вы же тогда не протестовали, значит, всё в порядке», — я ему так и отвечу: мы тогда болели, сейчас выздоравливаем и, соответственно, устраняем последствия тогдашней болезни.

Тут нельзя не обратить взор на Донецкую народную республику и Луганскую народную республику. Представляется, что можно было бы не ограничиваться ритуальными проклятиями в посланиях Госдумы, а сделать реальный и эффективный шаг на этом направлении. Например, заявить о желательности проекта «Малороссия» и признать, наконец, народные республики Донбасса. Но значительная часть внутри российского руководства, прежде всего экономический блок правительства, поражённый либерализмом в особо злокачественной форме, не считает возможным поддержку народных республик Донбасса в основном потому, что опасается прецедента действий по воле народа. Более того, известно, что в самих этих республиках оказались довольно быстро и в разных формах отстранены от власти люди левой ориентации, то есть явно враждебной идеологии того же экономического блока правительства. Более того, некоторые из командиров Донбасса погибли при обстоятельствах столь странных, что их коллеги и соратники предполагают предательство. Поэтому я боюсь, что для проведения в жизнь таких планов поддержки республик Донбасса, не говоря уже об их признании, надо прежде всего справиться с теми, кого в имперские времена именовали «враги внутренние». Как с ними справляться — это отдельная тема. Хотя некоторый опыт на сей счёт у нас есть — это, в частности, опыт наказания и даже казни многих организаторов и активистов «большого террора». Но сейчас первого же, кто попытается хотя бы в самых общих чертах воспроизвести тот опыт, немедленно расстреляют из самых мощных гряземётов. И воспользоваться этим опытом в полной мере сейчас, боюсь, не получится.

Насколько я понимаю, президент избрал иную стратегию. А именно — он рассчитывает на ослабление внешних союзников наших либералов, поскольку та глобальная экономическая структура, что выстроена на основе либеральных идей, уже достаточно убедительно доказала свою нежизнеспособность и рассыпается буквально на глазах. Есть надежда, что с развалом этой структуры наши либералы утратят внешнюю поддержку. Надеяться на это действительно можно, но как быстро произойдут такие перемены — никто не берётся предсказать. Но похоже, что более активных способов действий президент пока не использует.