ОТРАВА

Существует версия, что история с массовым отравлением в Иркутске так называемым «Боярышником» и последующее поручение президента снизить акцизы на алкоголь для уменьшения спроса на суррогаты – это спецоперация. И стоит за ней алкогольная мафия.

Давайте разберёмся. В поручении Путина речь идёт не о снижении, а об упорядочении акцизов. То есть грядёт не только сокращение акцизов на питьевой алкоголь, но и повышение акцизов на алкоголь не питьевой. На мой взгляд, это не связано с какой-либо мафией, поскольку у нас не питьевого промышленного алкоголя реально вырабатывается намного больше, чем питьевого. Более того, популярная статистика, указывающая, что, мол, Россия – одна из самых пьющих стран мира, основана как раз на том, что питьевой и не питьевой алкоголь в этой статистике записывается совместно. Так что я не думаю, что алкогольная мафия от этого решения много выиграет, поскольку ей придётся платить больше в самой массовой части своего производства. Другое дело, что я, будь моя воля, ещё и взял бы не питьевой алкоголь под такой же жёсткий санитарный контроль, как питьевой. Хотя бы потому, что не весь технический спирт идёт на дальнейшую химическую переработку. На самом деле, всяческие автомобильные омывающие жидкости, одеколоны и прочая спиртосодержащая продукция достаточно активно контактирует с нашим телом, испаряется в непосредственной близости от нас и так далее. Поэтому вредные примеси в каком-нибудь «стекломое» не становятся менее опасны от того, что нормальные люди его не пьют. Вот поэтому я и не думаю, что кошмар в Иркутске – это диверсия с далеко идущими намерениями. Скорее, это всё-таки очередное проявление преступной природы рыночной идеи как таковой с её стремлением зарабатывать на чём попало и любым способом – но всё-таки не заговор.

Почему вообще в нашей стране производится смертельно ядовитый метиловый спирт? Зачем он нужен? Дело в том, что метиловый спирт – это чаще всего побочный продукт производства этилового спирта. Кроме того, при некоторых технологиях, например, при гидролизе целлюлозы, метилового спирта образуется больше, чем этилового. А во многих чисто технических применениях они фактически равноценны. Поэтому раз уж этот спирт возникает, то его используют в дальнейших технологических операциях. Никто не производит метиловый спирт специально – за исключением некоторых химических технологий, где метиловый спирт действительно является сырьём, но их немного. Причём тот метиловый спирт, что производится ради этих технологий, идёт в переработку немедленно, там просто нет возможности для утечки.

Но в нашей стране, где многие пьют всё, что горит, может быть, стоит законодательно ввести запрет на любое производство метилового спирта? Если человек способен пить всё, что горит, он рано или поздно найдёт, чем отравиться. Я бы искал прежде всего способы борьбы с теми, кто изготовляет отраву, всякие суррогаты. Я бы, несомненно, установил жёсткий контроль за производством метилового спирта, чтобы он не мог попасть в бытовой оборот. Но вообще прекратить производство метилового спирта только потому, что кто-то может им отравиться – это не лучше, чем запретить производство автомобилей только потому, что кто-то может под них попасть.

От технологии к политике. В истории нашей страны алкогольная тема почти всегда связана с очень серьёзными, порой судьбоносными потрясениями. Так было в годы Первой мировой войны, революции, мы помним горбачёвскую эпопею с «полусухим законом» и то, что за ним последовало. А сейчас могут ли быть какие-то политические эксцессы от такой вроде бы медицинской и технологической проблемы, от изменения акцизов?

Понятно, что люди больше пьют именно в периоды потрясений, и это, в частности, проявляется в том, что случается больше отравлений, тем более, что в эти самые периоды потрясений естественным образом ослабевают все виды контроля. И сейчас у нас случилось очень чёткое расслоение общества по многим показателям, в том числе и по потреблению алкоголя. Насколько я могу судить, большая часть тех, кто много и активно работает, вообще почти не пьёт, а если и пьёт, то в условиях не слишком рискованных. Зато те, кто по каким-то причинам не имеет возможности работать хорошо и комфортно, пьют, мягко говоря, избыточно и в антисанитарных условиях. Поэтому получается, что сейчас у нас риск, связанный с алкоголем, заметно возрос, при том, что общее потребление алкоголя по всем надёжным статистическим данным падает. Говорю про надёжные статистические данные, поскольку, как я уже сказал, значительная часть нашей статистики построена на ошибочном зачислении всего бытового алкоголя в разряд питьевого. Так что, действительно, потребление падает, а риск растёт.

Может быть, всё-таки стоит вернуться к тому, что было в советское время, к государственной монополии, и тогда те вопросы, которые мы сейчас обсуждаем, попросту снимутся автоматически? Или этому препятствует алкогольная мафия?
Боюсь, что тут препятствует, прежде всего, либеральная идеология, вовсе отказывающая государству в праве на какую бы то ни было осмысленную деятельность. Кроме того, как ни странно, большая часть производителей алкоголя в нашей стране – это люди вполне добросовестные. Лично для меня это будет неприятно в том отношении, что, скорее всего, монополия на производство алкоголя в том виде, в каком нынешнее государство может её ввести, уничтожит прежде всего многие, так сказать, алкогольные деликатесы. В то же время, скорее всего, производство низкосортного алкоголя сохранится. Так что я бы пока всё-таки не запрещал частное алкогольное производство полностью, а поискал варианты, связанные с улучшением контроля этого производства. Но думаю, если такие способы контроля не удастся найти в достаточно скором будущем, то алкогольная монополия действительно окажется лучшим из худших выходов из положения.

Задают вопрос: почему при Сталине алкоголь стоил копейки, а алкоголиков было меньше в разы, чем сейчас? Почему такая спокойная политика Иосифа Виссарионовича по отношению к алкоголю не приводила к алкоголизации населения, а со времён Горбачёва мы видим разные попытки повышения цен, сокращения точек и времени продажи спиртного, но алкоголизация растёт?

Думаю, дело здесь в наличии напряжённой и осмысленной работы. Грубо говоря, в период расцвета СССР люди пребывали в таких условиях, когда у них были намного более интересные задачи, чем выпивка. И намного более напряжённая деятельность, не оставлявшая возможности для выпивки. Потом, с одной стороны, напряжение режима жизни упало, а с другой стороны, глобальные цели всё более и более ставились под сомнение. Тем более, что ещё при Хрущёве была совершена ошибка в выборе глобальной цели. Вместо совершенствования и саморазвития личности (а именно это саморазвитие ещё со времён Маркса было признано главной целью социализма в целом) Хрущёв подменил эту задачу – задачей материального обеспечения самого по себе, без явно выраженной цели. Это с годами привело к значительной и массовой деморализации советского общества, а когда нет смысла жизни, его отсутствие заливают спиртом. К сожалению, так было во все времена и при любом строе. И вот постепенно накопившееся внутреннее подсознательное ощущение неверной цели жизни привело, в конце концов, к массовой алкоголизации. А уж сейчас, когда вообще заявлено, что жизнь не должна иметь никакой цели, естественно, деморализация стала катастрофической.

Получается, что все разговоры об акцизах, даже о форме собственности на алкоголь, об ужесточении контроля и так далее ничего не дадут без смены даже не социального устройства нашего общества, а его духа и целеполагания? Они не то, что ничего не дадут. Кое-какой эффект, конечно, будет, но ограниченный. Ибо не зря Владимир Ильич Ульянов предупреждал: тот, кто пытается решить частные задачи, не разобравшись сперва в общих, будет то и дело натыкаться на последствия этих общих задач, не имея даже представления о том, как с ними справиться.