Жизнь не имеет завершения… Когда книги Владимира Тыцких будут читать, даже самый молодой читатель узнает, что поэзия предлагает больше, чем чистое присутствие в том моменте, который запечатлен автором в стихотворении. Его глубинное поэтическое слово, звучащее сквозь терпкий налет иронии, интонации публицистики сквозь мягкие краски лирической образности, уводит к трансцедентности, к тому, что недоступно рациональному, признающему лишь факты. Такое слово не вмещается в рамки реального чувственного опыта, лежит за пределами нашего повседневного понимания окружающего. Да и что такое это самое «окружающее»? Так ли уж оно одномерно и очевидно? Или только кажется таковым «подсаженным» на информационный поток, нечутким умам?
двойной клик - редактировать изображение
Мы нередко, даже не отдавая себе отчета, сталкиваемся с трансцендентностью в искусстве. Когда художник создаёт произведение, пронзающее душу, открывающее ее глубины, это и есть порыв к трансцендентному. Так случилось с героем классического очерка писателя Глеба Успенского «Выпрямила» (1885 г.), человеком «скомканным» как русской действительностью, так и жестокостью западноевропейского буржуазно-капиталистического уклада, где царствует мнимая «правда», где «всё одно унижение, всё попрание в человеке человека». Но, случайно попав в Лувр и увидев статую Венеры Милосской, он, стоя перед творением великого греческого скульптора, вдруг переживает величайший духовный взлет, ощущение, что она его «выпрямила», утвердив в мечте о лучшем будущем русского народа.
Музыка, живопись или поэзия могут преобразить, заставить каждого хоть однажды ощутить нечто, что лежит за пределами обыденного, прислушаться к своему внутреннему «я», уловить моменты трансцендентного опыта как способа связи с высшими силами, обрести путь к пониманию смысла человеческой жизни.
двойной клик - редактировать изображение
Вот всего лишь одна строка из стихотворения В. Тыцких: «Снег, что растаял в тех столетьях, идет опять…». И сразу возникает вопрос: кто способен разглядеть в кружении снегопада за окном, казалось бы, давно прошедшее? Пушкинские метели и вьюгу Блока, в которой тонула целая эпоха… бесприютность снежных ночей Пастернака времен Гражданской, «горячий снег» Великой Отечественной, окрашенный кровью наших бойцов в стихах Твардовского, Симонова и Гудзенко, в прозе Бондарева… Кто способен? Нет, не витии… Только поэт, прозревающий сквозь мельтешение вьюг грозные знаки времени, еще не разгаданные, не понятые современниками. И когда читаешь название стиха Владимира Тыцких, из которого взята эта строчка – «Зима 1990 года», и короткий эпиграф к нему «В России появились беженцы. Из новостей», то в памяти и воображении выстраивается огромное драматическое полотно, охватывающее события из российской \ советской истории на протяжении веков, увеличивая масштаб и значение происходящих в 90-е и ныне в Южной России событий, их роковую связь.
«Я — воин. Даже больше — русский воин…», пишет Тыцких.
И далее - с беспощадной откровенностью:
Преодолеть безвыходность развала
Доступно только ей, живой душе,
Но в ней души уже настолько мало,
Что кажется — и нет её уже.
Не для неё сомнения и жалость —
В ней злая ложь
с беспамятством сошлись. …
Признаться в страшной правде ей осталось
И этой правдой, может быть, спастись.
Это не риторический жест. Не декларация. Это – позиция, действительно дающая шанс на спасение… Здесь у автора такая расстановка слов, ускорений и замедлений ритма, что читающий это стихотворение из книги «Прямая речь» - невольно становится
на место лирического героя, перенимает его эмоциональный настрой и начинает испытывать то же, что и сам поэт, осознавая во времена лицемерия и лукавых недоговоренностей, скрывающих гибельность ложных миражей, великую ценность прямой речи художника:
Всё названо своими именами,
И смысл заветный всем глаголам дан.
Чего мудрить? Зачем крутить словами
И напускать на Божий свет туман?
Что за нужда — скрывать от сердца чувства, От памяти утаивать мечты?..
Просты слова и речи безыскусны,
Когда дела и помыслы чисты.
Причин и следствий роковые связи,
И пустоту, что можно в звук облечь,
И честный ум, и дурь в красивой фразе
Откроет лишь она — прямая речь.
двойной клик - редактировать изображение
Ему ли бояться обвинений в плакатной лозунговости, когда он пишет в стихотворении «Выбор» : Разноречив мой трудный опыт. Но выбор обнажённо прост: В бою упасть на дно окопа/ Или — подняться в полный рост!» - потому что поэзия Владимира Тыцких вызвана, рождена внутренней необходимостью преодолеть инерцию существования, и это делает его стихи живыми, не пафосными, не нагромождением искусных словесных конструкций. Его стихи, как одухотворенные существа, «входят в круг» жизни читателя, то «учат, то зовут, то благословляют, по словам Николая Гумилева, написавшего замечательный очерк о русской поэзии, «среди них есть ангелы-хранители, мудрые вожди, искусители-демоны и милые друзья. Под их влиянием люди любят, враждуют и умирают. Для многих отношений они являются высшими судьями».
Что остается поэту? «Без лишних заблуждений обойтись/
И избежать поверхностных суждений/ О жизни, даже если эта жизнь/Упорно избегала объяснений»…
Однако это лишь одна, во многом поверхностная задача. Лирика Владимира Тыцких гораздо сложнее, ее внешняя простота – обманчива, потому что он, оставаясь в русле великой традиции русской литературы, не предав ее за побрякушки успеха, сознает ответственность поэта за каждое свое слово. Дар слагать стихи – не дается даром:
«Мир — сумма многих одиночеств./ Соединяет их поэт./ Он времена былые слышит,/ В нём дали новые звучат, /Пускай прозаики не пишут, / Пусть глухо критики молчат. / Открытьям дня и тайнам ночи /Ни счёта, ни пределов нет./ Мир состоит из многоточий. /А заполняет их поэт. /И — в сердце боль. И — рвутся жилы. /Глаза в слезах. Душа в крови… /Но ничего бы не сложилось / Без этой муки и любви».
Вот лейтмотив творчества Тыцких: «мука и любовь», к стране - не только в победах, но и в ее трудные, смутные времена, к человеку, порою, слабому, заблуждающемуся, но еще не «траченному молью» интеллектуального комфорта… В противном случае, как с насмешливой горечью заметил однажды критик Лев Аннинский: если «испарилось «дум высокое стремленье», и ничего вы не реанимируете. Прах, драка из-за премий, тусовка».
О подобной публике с откровенным сарказмом писал и Владимир Тыцких, зная, что «опасней лжи, трусливое молчание». Его не останавливали интриги недоброжелателей, не прощающие прямоту поэта:
Они бессмертны, праведники наши —
Во всём живой пример и образец: И ткнут перстом, и ручками помашут,
Подскажут и покажут, наконец.
Гербы менялись, гимны и знамёна —
Не изменяя званью своему,
Они всегда служили исступлённо
За чтонибудь ни попадя кому.
Грядущее умело проницали
И в настоящем жили ничего: Умеренно, но вовремя страдали, Ударно постигая божество.
Теперь они, известные страдальцы,
В счастливую вползают полосу:
Почётных граждан развелось, как зайцев
В непуганом дворняжками лесу.
Напрасные надежды - в наши времена картинно устоять на ветру или посиживать на вечеринках «для своих», упражняясь в заемном из интернета глубокомыслии, не выйдет. Не спасут модная «театральность», всевозможные «креативы» и рекламные трюки, эпатаж пустого новаторства, когда писать для большинства пишущих становиться все равно, что болтать, легче, чем жить … Слом времен наступил: неостановимо перекраиваются привычные представления о мироустройстве, уходят в небытие доходные штампы ремесленничества; «миры двинулись и идут к последнему столкновению».
Хорошо понимая это, тот же проницательный Лев Аннинский говорил: «Русский человек всегда ориентирован на поиск истины. Всю жизнь он должен был размышлять не о самом себе, и меньше всего о самом себе, а обязательно обо всем мире. Литература для нас была всем. Таков менталитет. С точки зрения американцев или французов - это безумие. И когда это ощущение мировой задачи, которую мы выполняли (хорошо или плохо – вопрос второй), стало распадаться, стало теряться ощущение, что литература - это наше все. Она стала составной частью комфорта».
Вот что еще требовалось преодолевать таким редким, цельным личностям в современной русской литературе как поэт Владимир Тыцких - не гоняясь за славой и популярностью, служить не ради «комфорта» своему «привычному делу» (А. Блок), чутьем художника ощущая, что сменилась эпоха, а вечные вопросы остались, и Россия, всему вопреки, не сгинула в мировом всесмешении… Значит, у писателя, у поэта остается сверхзадача: «Личность должна говорить с богом. Даже если она отрицает бога, она все равно с ним говорит»:
От века то темнея, то светлея,
Родное небо знает наперёд:
Всё догорит, развеется, истлеет
И снова загорится и взойдёт.
И память, не подверженная тленью,
Итог последний подведёт сполна:
Вся жизнь тебе давалась на мгновенье,
Но вечные связала времена.
двойной клик - редактировать изображение
В «Манифесте читателя», посвященном В. Пикулю, Владимир Тыцких пишет, как завещание: « Меча сильнее — праведное слово./ Опасней лжи — трусливое молчанье./ Мир платит за него ценой суровой —/ Разором, и позором, и страданьем. /Об этом помнят русские могилы,/ Об этом наши летописи пишут. /Имеющие уши да услышат: Мы — сильные, и в правде наша сила. /Вот потому враги её боятся, / Вот потому они на всё готовы, /Чтоб только не звучало наше слово, / Чтоб нам упасть и больше не подняться».
Слово истинных поэтов - неумираемое слово, даже если книги на полках библиотек покроются пылью, не выдержав натиска электронных устройств… В природе все повторяется и возвращается к истокам, и начинается сначала, «восход, закат и звёздный свет, Огонь в печи, травинка в скалах…», а усталый путник обязательно выйдет к морю тропой, по которой ходил и сам поэт…
По этой тропе в ночь на 9 июля ушел Владимир Михайлович Тыцких… К Небесному морю…
Теперь легкое «свободное дыхание стиха», услышанного Владимиром Тыцких в музыке вышних пределов, его душа «в ладу с плеском волны у каменного мола», рассеялись в этом мире, в океанском просторе, в «арфических звуках» ветров, в облачном небе над островом Русским, усыпанном дивными цветами. Он любил бродить там, облекая напряженную внутреннюю тишину в энергию глагола…
двойной клик - редактировать изображение
Надеюсь, не осудит меня читатель за то, что, не сумев преодолеть искушение магии бунинской образности в финале одного из самых пленительных его рассказов, в той же, русской традиции, так увиделся мне поэт Владимир Тыцких, уходящий в далекую даль, которая «зря зовет, и зря грустит о ком-то…». Потому что свет «крылатого стиха» обязательно озарит горизонт.
Фото: Эльвира Кочеткова
