Одной из наиболее горячо обсуждавшихся тем прошлой недели стала заявка Турции на вступление в БРИКС. Турецкое стремление войти в клуб так широко обсуждалось именно из-за того, что в рамках логики политических блоков и военных союзов Анкара принадлежит к западному лагерю: вторая или третья страна в НАТО (смотря как оценивать Францию), вечно стремящаяся в Евросоюз и пытающаяся давить на европейскую политику через инструменты пропуска беженцев и мощнейшей диаспоры, она никогда не давала поводов усомниться в своей прозападной ориентации. Шаг Эрдогана направлен не на демонстрацию своей нелояльности западному блоку и не на попытку примазаться к блоку восточному — по крайней мере, не только на это. Косвенным намёком на соответствие заявки общим интересам всей Турции вне зависимости от ориентации разных политических течений внутри неё служит на удивление спокойная реакция оппозиции на этот шаг. Обычно критикующие Эрдогана за всё вплоть до дыхания и питья воды, либералы или радикальные бармалеи не выдали сколь бы то ни было громких мнений по поводу турецкого вступления в БРИКС. Причиной тому стало, вероятно, то, что турки не видят в БРИКС то же, что желчные колумнисты больших американских газет или восторженные аналитики из нашей прессы: целенаправленного противовеса Западу. Нет, Турция видит в будущем альянсе площадку для множества контактов с каждой из входящих в этот альянс стран по отдельности. В этом смысле формальное вступление в БРИКС не станет для Анкары чем-то новым или необычным: представители турецкого государства уже давно участвуют в форумах и саммитах организации как неформальные наблюдатели, а заявка, поданная именно сейчас, служит красивым политическим жестом нацеленности на сближение с отдельными странами организации, но по сути пока недейственна.
Даже до того, как в последние две недели о желании присоединиться к альянсу сообщили Азербайджан и Турция, очередь в БРИКС была огромна и включала в себя под тридцать стран из разных частей света (потому-то в конце июня Сергей Лавров и сказал, что пока вопрос о вступлении новых членов "поставлен на паузу"). На данном этапе их объединяет уверенность в несправедливом перекосе нынешнего положения вещей и желание исправить этот перекос в свою сторону.
Расширение, официально совершённое 1 января этого года, добавило к составу альянса Египет, Иран, ОАЭ и Эфиопию (планировались ещё Аргентина и Саудовская Аравия, но в первой к власти пришёл сумасшедший лондонский наркобанкир, а вторая говорит загадками на предмет ратификации протокола о вступлении), но вместе с этим добавило и массу вопросов. Какова цель альянса? Какими общими инструментами будут располагать столь разные страны? Ответов на эти вопросы до последнего времени старались избегать, потому что трудно объединить в совместной программе, полной конкретики, такие разные и такие амбициозные государства, как Индия, Китай, Россия, Иран и Египет. Но последний год всё же постепенно проявляется облик первого и самого важного инструмента, способного сделать из БРИКС нечто большее, чем просто клуб по интересам, — общей валюты.
Кандидат в президенты США Дональд Трамп 9 сентября предложил облагать сотней процентов тарифа товары из всех стран, что стремятся избавиться от доллара в качестве валюты для международной торговли. Интересен сам парадоксальный посыл такого предложения: тех, кто откажется от расчётов в долларах, мы обложим пошлинами, вынуждающими отказаться от расчётов в долларах. Во-первых, такие гениальные планы только ускорят превращение Мексики в американскую Киргизию (ну вы помните все те резко выросшие продажи запчастей для BMW в странах Средней Азии после 2022 года). А во-вторых, даже сами такие угрозы подталкивают страны, желающие сбежать от всепроникающего доллара, к запуску собственного платёжного средства. Как сказал 5 сентября Владимир Путин, мы не проводим политики дедолларизации, нам просто отказали в расчётах.
Ещё в середине июня появилась информация о валюте "юнит", привязанной к стоимости золота и валютам стран БРИКС. 7 сентября было объявлено, что "экосистема валюты юнит" переходит в последнюю стадию тестирования и что для проведения тестовых транзакций была подготовлена тысяча биткоинов (курс биткоина на 9 сентября — чуть больше 5 миллионов рублей за штуку). Вместе с этим стало понятно, к чему идёт дело. Даже ещё до дебатов с известной своей способностью публично опозориться Камалой и с учётом всего восторга прессы и нарисованных графиков симпатий Трамп уже кажется фаворитом грядущих американских выборов.
В случае возвращения в Белый дом Трамп и его окружение с Уолл-стрит обязательно сделают пару театральных жестов в адрес Китая, типа очередного показательного вывода инвестиций с китайского рынка или очередных санкций на, скажем, ту самую мексикано-киргизскую схему продажи в Штаты "ни разу не китайских" товаров. Это неизбежно вызовет ответную реакцию Пекина, пускай даже столь же театральную, а вот неустойчивость рынков и нервозность инвесторов могут пустить систему вразнос. Окончательный вывод китайских денег из вашингтонских облигаций, атаки на американские финансовые интересы в Азии, запрет на работу с американцами — поле для манёвра у китайцев огромно. Потому и спешат с вводом в работу "экосистемы юнита" — чтобы в условиях предполагаемого финансового "гидроудара" со стороны Тихого океана обеспечить главной экономике Евразии надёжный тыл, защищённый от интриг Федрезерва.
