На фото: Юрий Холдин рассказывает о своей работе и Дионисии
Сейчас уже все, в принципе способные осмыслять реальность, понимают, что наш знаменитый мастер художественной фотографии Юрий Холдин – явление мирового масштаба. Как, безусловно, и Дионисий, которого он открыл миру. То, что сделал Холдин, с его упорным, вплоть до юродства, безотказно и бескорыстно рыцарственным служением Традиции – это от и до последовательное отрицание нынешнего постмодернистского мейнстрима в искусстве.
Постмодерн последовательно отрицает свойственную классике культуру оригинала – копии, заменяя эту культуру, основанную на подлинности, уходящей вглубь веков и никогда не теряющей духовной связи с Абсолютом¸ царством симулякров. Симулякр – это псевдокопия, копия никогда не существовавшего оригинала, размноженная, лишенная подлинного содержания пустота, раскрашенная со всей изощренностью «художественного» приема, смерть, напяливающая на себя разнообразные маски жизни. Симулякры, доминирующие в постмодерне – это те самые «гробы повапленные», внутри наполненные полусгнившими костями и смрадом, о которых сказано в Евангелии. Такова вся современная «глянцевая» масскультура. «Искусство» глянца (в том числе и прежде всего в фотографии) – это и есть доведенное до виртуозности умение маскировать духовную пустоту и смрад того, что Бодрийяр называет «состоянием после оргии», когда все цели достигнуты, все желания исполнены и все утопии – реализованы. Стремиться больше не к чему, и остается лишь симулировать желания и стремления, делать вид, что живешь.
В этом аду «постсовременности», где не осталось подлинной идеальности, личности и творчества как созидания нового (что возможно лишь при наличии живой связи с древом Традиции (дерево – мировой архетип культуры)), прорыв к ее, традиции, подлинности возможен лишь через христоподражательный, жертвенный подвиг и всегда являет собой чудо. Чудо обновленной встречи с Творцом, дарующим человеку и самому возможность творить. Чудо живой жизни, вдруг, вопреки всему, воскресающей посреди страшного и одновременно скучного смертельного маскарада. Такой прорыв через подвиг творчества и совершил Холдин. В царстве симулякров и имитации жизни (каковую по большей части и обслуживает современная коммерческая фотография – главный элемент культуры глянца) он своим «копированием» возродил, открыл для нас подлинный вид оригинала. Это было не копирование в обычном смысле, а как бы продолжение подлинника, созидание на его основе столь же неповторимого и уникального труда, с использованием эксклюзивных авторских техник.
Впервые попав в Ферапонтово в 1993 году, он в какой-то момент вдруг понял, что прежняя жизнь кончилась. Ибо совершилось открытие жизни новой – встреча со знаменитыми на весь мир фресками. Но, захваченный свалившимся на него счастьем, вдруг посетившим его чудом узнавания, лазая по лесам, подолгу рассматривая каждую фреску, он все яснее сознавал, что так, во всей глубине и полноте колоссального авторского замысла, никто никогда этого не увидит. Ибо туристы, которых на 15 минут пускают в знаменитый храм, просто не в состоянии за это время постичь эту глубину, пытаясь как-то соотнести чувство невольного потрясения со скороговоркой экскурсовода, а широко растиражированные репродукции с комментариями… – лучше бы не вспоминать о них. Стало ясно, что данный случай особенно ярко демонстрирует: человек эпохи позднего модерна, даже имеющий статус искусствоведа, по большей части просто не обладает инструментарием, необходимым для постижения творческого продукта высокой Традиции.
Промыслительно сохранившиеся уникальные фрески 15 века представляют собой единый замысел, произведенный и предназначенный для человека молящегося. органично включенного в то, для чего предназначен и самый храм – в литургическое священнодействие. Помимо последовательного и очень логичного разворачивания собственно содержательной стороны иконописного сюжета, здесь важно буквально все, в том числе соотнесенность со временем суток, с качеством дневного освещения. Без этого «внешнего» обрамления не воспринимается и затухает сама цветовая гамма фресок.
Долго рассматривая творение Дионисия при различном освещении, Холдин сделал свое главное открытие: полностью адекватное восприятие фресок возможно лишь в очень короткий временной промежуток в районе полудня солнечного дня. Именно тогда можно увидеть все цветовое богатство фресок во всей порожденной автором полноте; именно такое освещение для них наиболее адекватно. В контексте суточного богослужебного круга понятно, что это время, когда завершается Литургия, и люди подходят к Чаше, причащаются Святых Христовых Таин.
В другое время суток фрески тускнеют; в значительной степени теряется свойственная Дионисию объемность изображения, сереет доминирующая здесь охра, а голубизна теряет свою неуловимую прозрачность и глубину. При искусственном же освещении, при полной изоляции от дневного солнечного света (например, ночью или при наглухо занавешенных окнах) они вообще превращаются в свою противоположность, и становится решительно непонятно: а почему, собственно, это – мировой шедевр? А ведь именно так обычно фотографировали эти фрески до Холдина, тем самым напрочь убивая авторский замысел, разрывая столь необходимую здесь связь произведения с Божьим миром!
Советское искусствоведение, порой представленное докторами наук и академиками, никогда не раскрывавшими Библию, «как труп разъяло» творение Дионисия и завесило его подлинную глубину и значимость множеством диссертаций на частные темы. Искусственный разрыв единых парных композиций, ночная съемка при искусственном освещении, полное непонимание единства замысла. И – множество альбомов с напрочь убитой цветовой гаммой. В конечном счете именно их стараниями Дионисий не был включен ни в один авторитетный словарь художников мирового уровня, оставаясь своего рода «вещью в себе», тайной за семью печатями.
Катя Данилова, вдова и многолетняя соратница Холдина, ныне хранительница его бесценного наследия, кладет рядом «старый» альбом Дионисия какого-то советского издания и альбом Холдина с отпечатком одной и той же фрески, и все становится окончательно ясно. Небо и земля, беспомощная плохая копия и – практически самый оригинал, поистине чудесным образом перенесенный на современную фотобумагу; безжизненное тело – и живой организм, в который вдохнули душу.
Долгие годы мучительного наслаждения высоким творчеством посвятил Холдин своему открытию. Как и положено подлинному творцу, совершенно не понятый большинством современников, он каторжным трудом на износ сам добывал деньги на свое дело жизни; приобрел дорогую технику, собрал команду настоящих профессионалов, чей труд оплачивал практически из собственного кармана. В основном Холдин работал в Ферапонтово поздней осенью и зимой, когда там нет туристов. Виртуозная и сложнейшая постановка света, бесконечные цветопробы, многократное сличение с оригиналом того, что получилось. Так еще никто никогда не работал! Он совершил революцию не только собственно в фотографии, но и в полиграфии, придирчиво отбраковывая и безжалостно уничтожая те отпечатки, которые хотя бы чуть-чуть не соответствовали подлиннику.
В фотографии – это была еще пленка. Ныне, после повсеместного перехода на цифровые технологии, вся совокупность техник, использованных Холдиным, остается уникальной и практически утрачена; даже если очень захотеть, заново проделать весь его творческий путь невозможно. Стоявший на самом высоком уровне профессиональных технологий своего, совсем недавнего, времени, он, со своим уникальным творением, вдруг как-то стремительно технически устарел; и в этом тоже видится глубокий символический смысл.
Это был воистину Божий труд по Божьему призванию. Думаю, что весь сонм древнерусских святых и прежде всего наши великие преподобные и праведные иконописцы молились на небесах об успехе его дела.
В результате Холдин сделал то, что до него не удавалось еще никому: возродил, вернул к жизни средневековый оригинал при помощи изощренного инструментария современных технологий, не только вернув фрескам Дионисия адекватное, созданное самим автором цветовое звучание, но и развернув все композиции в тот последовательный ряд, который в полноте раскрывает и сугубо содержательную сторону авторского замысла. Симфония фресок зазвучала в полный голос, открывшись миру как подлинное «богословие в красках».
Холдин показал, что модерн в цивилизационном смысле сам по себе вовсе не есть противостоящая вере скверна, и его периферийные достижения вполне могут служить делу проповеди Слова Божия, причем на самом высоком уровне. Все зависит от состояния, так сказать, «вектора» ума и сердца. Традиция не низводится им до уровня «понятного» примитива, но, напротив, ударяет по сокровенным струнам души, вызывая их ответное движение. Совсем не искушенный зритель вдруг ощущает себя в мире Древней Руси, с радостным изумлением прозревая в нем не карикатурное и презираемое «средневековое мракобесие», но свою духовную родину. Это и есть чудо. Прорыв Традиции сквозь вековые напластования греха и непонимания, прорыв туда, где по ней есть духовная жажда; связь времен, перекинутая через Небо.
Катя с увлечением, в своей характерной, изысканно-интеллигентной манере, говорит об исихазме, о безмолвно звучащем в красках богословии молитвы, о том, что Холдин выстроил фактически единую систему христианской проповеди, культурного просвещения, мысли и катехизации, абсолютно бескорыстно предложив ее людям, о том, как изумленно-радостно светлеют лица приходящих сюда детей. Понятно, почему в Древней Руси не было философии, когда на Западе она цвела пышным цветом: для такой, «священнобезмолвной» молитвы философия, с ее чисто интеллектуальным постижением своего предмета, не нужна.
В своей работе он порой использовал такой прием. Фотографии фресок Дионисия соседствовали на его выставках с пейзажами, картинами природы Соловков, того же Ферапонтова, то есть фактически той самой природы, в окружении которой творили древние мастера. Таким образом осуществлялась как бы подготовка к вхождению зрителя в сокровенный мир творчества Дионисия. Но вдруг посреди умиротворенных, прочно притягивающих своим тихо-целомудренным обаянием чисто русских пейзажей зоркая камера Холдина выхватывала стену храма, разрисованную разнообразными надписями современных «почитателей» Дионисия типа «Вася и Петя были тут», с непременной точной датой, когда им довелось здесь отметиться. Всю жизнь преследовали и самого Холдина эти Васи и Пети, что, где бы ни оказались, подобно похотливым котам, всегда метят «свою» территорию. Как-то на одной из выставок один способный батюшка, широко известный в узких кругах под кличкой «рейдер» (ныне, как и положено в наше время такому таланту, сделавший бурную церковную карьеру) отреагировал на увиденное тоже… «с радостным изумлением»: «Как, и это все до сих пор не принадлежит Церкви??»
Не до конца понимая или вовсе не понимая, какое открытие и подвиг совершил Холдин, много раз «церковные» и светские структуры пытались по-тихому или даже по громкому прикарманить его бесценное наследие, состоящее из сотен виртуозно обработанных и отпечатанных лазерной печатью фотоизображений, поначалу обещая за это золотые горы.
Два сакральных числа, две семерки таинственно присутствуют в творческой биографии Холдина: первое семилетие (1993 – 2000 гг.) – собственно работа над Дионисием и второе (2001 – 2007) – «выставочный» период, попытка пробиться со своим шедевром сквозь стену зависти, непонимания и, говоря мягко, недоброжелательства. В 2007 году случился кратковременный период сотрудничества с одним известным и близким к РПЦ фондом, в обмен на данную в той или иной форме «дарственную» обещавшим безумные гонорары и мировую славу. И тогда же было сделано пиратское издание отсканированных работ Холдина одним не менее известным издательством, специализирующимся на «художке». По совершенно случайному и трагическому стечению обстоятельств мастер выпал из окна 12-го этажа как раз накануне решающего судебного заседания по иску о защите авторских прав. Заказчик же, ради исполнения заказа которого художник на этот этаж залез, после его гибели бесследно исчез. «Если жалко детей, отступитесь» - уверенно сказал, ознакомившись с материалами дела, один известный адвокат, хорошо знающий свое дело, искренне питая к вдове самые добрые чувства. Она отказалась от расследования.
Много пришлось бороться за то, чтобы для постоянной экспозиции фоторабот Холдина было, наконец, выделено специальное помещение. Но никак не могут светские, да и церковные чиновники понять суть совершенных им открытий и всего, что он сделал; выставляя против этой идеи «железный» аргумент: «зачем нужен специальный музей для копий?», они упорно не видят очевидности: постоянные экспозиции Музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина (античная и ренессансная скульптура) тоже ведь состоят из очень качественных копий, оригиналов там практически нет!
Тем не менее сегодня выставочная, просветительская деятельность холдинского фонда под руководством его вдовы и соратницы продолжается уже без своего основателя. Выставки произведений выдающегося фотохудожника периодически проходят на различных музейных площадках. За последние годы они объездили практически всю Россию и ближнее зарубежье.
Очередная выставка - "Ловец света. Памяти Юрия Холдина (1954-2007)" с циклом лекций и экскурсий откроется 15 ноября в 17.00 в концертно-выставочном зале ЦС ВООПИиК «В доме Нащокина» (Гагаринский пер., 4/2). Продлится ровно месяц - до 15 декабря. Проезд: м. «Кропоткиская». Телефон для справок об экскурсиях: 8-910-426-81-45.
