Открытие сезона после коронавирусной самоизоляции. На входе измеряют температуру. В буфете каждый бутерброд и пирожное заключены в индивидуальную упаковку. Администрация Большого театра запретила преподносить артистам цветы. Театр на осадном положении. Места в зале в шахматном порядке. Зрителей соответственно в два раза меньше. В этом есть несомненные плюсы – хорошо видно сцену и никто не мешает. Из минусов – маски. И дело тут не только в том, что душновато, а неловкости от осознания, что артисты без масок… Бросили людей на баррикады культуры, защиту цивилизации, а они беззащитны. Как-то это всё неправильно, тревожно, но от этого и особенно ценно и острее переживается. Непостижимо, что несмотря ни на что звучат голоса, живёт искусство. Артисты большие молодцы, за период самоизоляции такое впечатление, что все только похорошели. Местами казалось, что артисты не распелись, но это понятно и неудивительно после столь длительного перерыва в работе. Настоящий гражданский подвиг в том, что спектакли вопреки пандемии живут. Хочется пожелать всем здоровья и сил, отметить как нереалистично воспринимается происходящее. Нереалистично, но более остро. Невольно думается о том, как в периоды разнообразных жесточайших социально-экономических катаклизмов, войн и эпидемий прошлого люди всё-таки не сдавались, творили, думали о будущем, созидали, создавали вечное.
Из услышанного от зрителей 19 сентября:
«Густой и бодрящий как крепкий кофе голос Азамата Цалити».
Ещё об Азамате Цалити: «А кто это? Вот этот… Сейчас… посмотрю в программке… не могу запомнить эти имена… Акилла… Это же звезда!»
В антракте 19 сентября дама-зрительница устроила скандал капельдинерам по поводу представителей публики, снимающих происходящее на сцене. Посмотрел я на эту даму и решил, что, наверное, она просто любит скандалить. Такие люди всегда находятся. Сегодня же без телефона уже и не жизнь. А если снимают что-то, то это хороший знак – значит нравится людям, хочется поделиться. Да и не мешает особо, тем более, когда зал полупустой. И каково же было удивление, услышать о реакции этой зрительницы после окончания спектакля: «За что мне такое счастье? Слышать такие голоса, слышать такую музыку, видеть таких красивых людей, любоваться такими костюмами?».
Александр Полковников и Кирилл Филин поют в опере Генделя. Всё на месте… Снова видеть на сцене Екатерину Ферзбу и Татьяну Федотову. По нынешним неспокойным временам это конечно событие.
Слышал как-то от старожилов Камерного театра: «Татьяна Федотова – это же наша Нетребко, это же любимая певица Рождественского…».
Слушал Татьяну Федотову и не верил в своё счастье, а ещё думал, что льстят сотрудники театра Анне Нетребко. Люблю я её за характер, харизму, эмоциональную открытость и обаяние. Она интересна, но, наверное, в первую очередь как личность, как притягательный и обезоруживающий энергетикой человек. Зажатые и высушенные политкорректностью англосаксонские театральные функционеры не могут не таять от такой непосредственной напористости, смотрят на Анну Нетребко с обожанием и восторгом. И понять их можно. Но как Мастер, как певица, актриса не будит она во мне тех эмоций, на пробуждение которых способна Татьяна Федотова. Неповторимая, единственная, уникальная, пробирающая насквозь – Мастер, Артист (пишу в мужском роде, потому, что в русском языке пока ещё не наступило тотального гендерного равенства и в мужском роде слова эти звучат серьёзнее и весомее), встречи с которым ждёшь волнительно, а после встречи переживаешь увиденное и услышанное долго и не веришь своему счастью, самой возможности существования на свете такого явления. У нас, в Москве, на Никольской улице, в легендарном здании, в котором произошла эпохальная встреча Константина Сергеевича Станиславского с Владимиром Ивановичем Немировичем-Данченко поёт Татьяна Федотова, которая не разрывается между Веной, Москвой и Нью-Йорком, которой не посвящают колонки интернет-порталы и журналы светской хроники, но которая поёт, делает людей счастливыми, радует зрителей. Наша сокровенная талантливейшая Звезда, человек-загадка, невероятный Талант, думая над которым я спрашиваю себя, что же тут «не так». Ведь много и многие поют, и хорошо, и даже великолепно поют, но ТАК не поёт никто. Нежнейшие полутона и нюансы… пение птиц в голосе… В котором говорит сама природа. Здесь всё: и громадный Талант, и невероятное Трудолюбие, и огромная чуткость души и слуха, и Школа, учителя, Мастерство, Преемственность с чем-то лучшим и великим и конечно загадка, секрет. Подарили человеку магическую тайну Мастерства, вручили шифр и ключ от Таланта, помогли раскрыть в себе всю эту неизведанную бездну драматического оперного искусства неведомые силы. Мне каждый раз кажется, что это пение на грани, что оно трансцендентное, мистическое, мифическое, потому, что так должны были петь герои древних сказаний, таинственное, пленяющее. Сколько концентрации Мысли, Мастерства, Таланта нужно для этого? Сложно представить! Божественная Тайна. Можно только благодарить Судьбу за то, что она подарила возможность соприкоснуться с этим явлением. Перед такой концентрацией таланта чувствуешь себя совершенно беспомощным, как здесь выразить благодарность и восхищение – и «браво» кажется неуместным, и цветов мало, и словами не высказать. Только и остаётся, что поблагодарить и пожелать здоровья, добра, благополучия, сил на этот Талант.
В связи с превратностями коронавирусной эпидемии произошла замена солиста, исполняющего партию Птолемея. Вместо народного артиста России Германа Юкавского два вечера на сцене египетского монарха воплощал бас Александр Колесников, давно обращающий на себя внимание публики роскошным голосом в ролях Командора в «Дон Жуане, или Наказанном развратнике» и Зарастро в «Волшебной флейте» Моцарта, Смерти в «Ростовском действе» Димитрия Ростовского. Дебют удался. Звучание солистов-басов и бас-баритонов на контратеноровых, сопрановых партиях – тема отдельного разговора, предмет нескончаемых дискуссий. Для меня же целое важнее педантичного следования аутентичности звучания в частностях. Тем более, что и на других сценах поют басы и Цезаря, и Птолемея. Прежде всего здесь вспоминается запись постановки Эрхарда Фишера в Государственной Берлинской опере 1978 года (Юлий Цезарь – бас-баритон Тео Адам, Птолемей – бас Зигфрид Фогель). В указанной постановке подавляющее впечатление от басов усугубляется ещё и тем, что поют солисты на немецком языке, звучание которого само по себе обладает особой совсем не итальянской выразительностью.
Голос Александра Колесникова невероятный, подавляющий, доминирующий, резонирующий и звенящий. Впечатление неизгладимое. Может быть оно в этой конкретной роли «слишком» и «через край» и «сверх», но это так необычно, самобытно, сильно и свежо, что гипнотизирует и кажется, что слушать этот голос можно очень долго, с большим интересом и замиранием. Примечательно, что артисту сразу удалось найти свою манеру, собственное прочтение образа. Не было похоже ни на исполнение Кирилла Филина, ни на интерпретацию Германа Юкавского. Птолемей Александра Колесникова получился не просто царём, а сверхцарём, даже египетским богом, а не правителем, что, впрочем, и полагалось владыкам Египта. При этом Александр Колесников смог одухотворить образ своего персонажа характером. Здесь и органичность жестов и отсутствие каких-либо намёков на скованность движений, статуарность, даже некоторое изящество, что для такого роста и массивности фигуры даже удивительно. Фигура Птолемея величественна и царственна, «отрицательные же черты характера» проявляются в утрированном высокомерии – Птолемей Александра Колесникова почти не смотрит на окружающих, не видит и не находит нужным видеть своих собеседников. Высоко поднята голова этого владыки, не снисходит он до того, чтобы удостоить подданных хотя бы взглядом. Интересная актёрская находка. Сильное общее впечатление, которое в части эпизодов несколько подавляет фигуры и Цезаря, и Клеопатры. Интереснейший удавшийся дебют. Это совсем не то, чего добивался от образа Птолемея композитор, но 300 лет назад многое было иначе. Талантливое же творческое прочтение не умаляет гения автора, а придаёт ему новое звучание.
Интересным оказался и ввод в спектакль Василия Соколова на роль Акиллы. Звучание великолепное. В сознании засел добродушнейший и обаятельнейший Папагено артиста. Ассоциируется солист с чем-то добрым, не зловещим. Тут либо моё субъективное ощущение, либо надо добавить «озверину – нахалину» в грим и движения. В чём-то на восприятие здесь конечно наслаиваются и прочтения характера Алексеем Морозовым и Азаматом Цалити, каждый из которых в этом образе по-своему агрессивен. Алексей Морозов как кажется воплощает цинично-холодную агрессию, а Азамат Цалити как ртуть, тигр, пантера, концентрированная затаившаяся страсть. После таких образов у зрителя складываются ожидания и стереотипы, которые сложно преодолеть. Сам образ Акиллы воинственный и агрессивный. Из постановки Камерного театра был изъят ряд сцен, раскрывающих характер Акиллы, однако, и по тем частям, которые сохранились понятно, что персонаж этот сложный, характерный. Увидеть и услышать Василия Соколова в новой роли было интересно, включение же её в актив солиста – настоящий подарок, потому, что Гендель не поскупился на музыкальные средства, чтобы отразить в звуке всё экзотическое и брутальное обаяние этого персонажа – хищного, агрессивного, варварского, необузданного, но сдерживающегося, страстного, храброго, по-своему верного и желающего быть верным, преданного и жертвенного. Весь комплекс этих граней характера не вполне очевиден в усечённой постановке Бориса Александровича Покровского, но и в сокращённом виде прочитывается и делает роль глубокой и сложной.
Редкое событие увидеть на сцене Ирину Курманову, солистку с потенциалом достойным лучших мировых сцен. Встреча с её Секстом всегда долгожданное событие.
Великолепно вжился в спектакль хор Камерной сцены Большого театра, особенно его женская часть. Сегодня при просмотре всего действа уже забываешь, что на сцене хор.
Дирижёр Дмитрий Крюков, музыканты, артисты: Александр Полковников, Кирилл Филин, Екатерина Ферзба, Татьяна Федотова, Давид Целаури, Мария Патрушева, Виктория Преображенская, Злата Рубинова, Ирина Курманова, Александр Колесников, Анатолий Захаров, Роман Шевчук, весь коллектив Камерной сцены Большого театра достойно несут в руках знамя наследия мировой музыкальной и русской театральной культуры. Иметь возможность и 300 лет спустя после возникновения насладиться оперой Георга Фридриха Генделя – роскошь, которой может похвастаться не каждая столица.
Редко идущая на Камерной сцене Большого театра постановка оперы Генделя «Юлий Цезарь в Египте» – образец классического спектакля, на контрасте с которым даже яркий нашумевший спектакль Глайндборнского фестиваля, созданный талантливейшим Дэвидом МакВикаром, кажется надуманным и негармоничным, проигрывающим силе и обаянию камерной классики великого русского оперного режиссёра, пусть и в несколько сокращённой редакции.
За время самоизоляции многим любителям оперы в силу обстоятельств удалось познакомиться с постановками лучших оперных площадок мира. Какие-то из них и правда – лучшие, многие – просто известные, почитаемые скорее по традиции и в счёт былых заслуг. То, что чувствовалось и подозревалось раньше, после просмотра за время коронавирусной самоизоляции 70 оперных постановок знаменитейших театров мира, подтвердилось. Да, Камерный Музыкальный театр, созданный Борисом Александровичем Покровским – уникальное явление. «Цезарь в Египте» в постановке Бориса Александровича Покровского – пример классического прочтения замысла композитора и того, что качественное произведение талантливого режиссёра и 18 лет спустя после премьеры в 2002 году остаётся востребованным и актуальным.
21 сентября 2020 г.
