Фото В. Александрова.
Военная наука — это искусство, её с наскока не освоишь, на это может не хватить и всей жизни, она не сроднится с опытом и знаниями офис-менеджеров. Здесь цена вопроса — человеческая жизнь, свобода страны, свобода людей которые в ней живут, а она дается, как и Родина только один раз. Здесь нет виртуальных повторений. Здесь решение принимается только один раз. Ошибся — и всё, ты или твои подчиненные погибли. А освоить её, прослушав три лекции от преподавателя, даже академии Генерального штаба невозможно.
События последнего времени настойчиво подтверждают, что без вооруженной защиты страна и ее народ не может чувствовать себя спокойно и планомерно развиваться в соответствии с намеченными планами.
Для парирования этих угроз в первую очередь, необходимо:
Первое — исходя из развития угроз, а армия, прежде всего, предназначена для локализации внешних угроз, сроков их возникновения и районов развития, необходима разработка Концепции строительства и развития облика Вооруженных сил, как в целом, так и по видам и родам войск, системе управления, новым и перспективным средствам вооружения. И она должна основываться на необходимости, а не на прихоти реформаторов. К сожалению, такая концепция, можно сказать, отсутствует. Как иначе можно объяснить то, что войска то сокращаются, то снова развертываются, части и соединения то ликвидируются, то снова формируются? Организационно-штатные структуры не соответствуют будущим вызовам и угрозам. Это приводит, прежде всего, к снижению боевых возможностей, к лишним огромным потерям в боевой обстановке среди личного состава и техники, к нерациональному расходованию выделенных денежных средств и позволяет на этом фоне заниматься коррупцией и распилом.
США же, несмотря на заявленное ничтожное сокращение финансирования армии, в ближайшие годы намерены сделать ее «более мобильной, гибкой, готовой действовать в любых чрезвычайных обстоятельствах» и акцент в развитии вооруженных сил будет сделан на инвестиции в разведку, системы наблюдения и рекогносцировки, а также в «возможности проводить операции там, где противник препятствует этому», а значит, нельзя исключить, что и на территории России.
Второе — отсутствует, именно у военного руководства российских Вооруженных сил, понимание настоящих угроз, которые могут возникнуть как в ближайшей, так и среднесрочной перспективе, характера и способов будущей вооруженной борьбы, видов применяемого оружия. А значит и отсутствует четкое понимание как осуществить строительство Вооруженных Сил, каким вооружением и какой техникой их оснащать. Как и на каких принципах осуществлять поэтапную замену устаревшей техники и вооружения? Сколько и какой техники необходимо в первую очередь? И последнее — какая численность армии способна гарантированно выдержать первый удар в крупномасштабной войне и обеспечить развертывание мобилизационной составляющей Вооруженных сил и перевод экономики страны на военное положение?
Что сделано реформаторами «нового облика» российских Вооруженных сил за три года своей деятельности, куда ушли сотни миллиардов выделенных денежных средств? Где хоть какой-то промежуточный итог?
Сухопутные Войска России на протяжении всех задекларированных проверочных и итоговых «стратегических учений» так и не вышли по своей численности за пределы одной мотострелковой дивизии. А ведь Сухопутные войска должны быть способны создать группировку на стратегическом направлении численностью не менее 200 — 300 тысяч военнослужащих. Если 2008 году «профессиональная» часть армии составляла более 65% от её численности, в которую входил офицерский корпус 350 тысяч, мичманы и прапорщики 160 тысяч и контрактники около 200 тысяч. Итого 710 тысяч от общей численности 1 миллион 100 тысяч. После всех сокращений, сегодня, при численности армии в 1 миллион человек, профессиональное ядро ужалось до 38%, при этом оставшиеся 62% — это солдаты «срочники», 50% из которых служат менее шести месяцев и полноценными бойцами могут считаться лишь условно, а оставшиеся 50% владеют лишь минимальными навыками военных профессий.
А где и на каком уровне находятся в российских Вооруженных силах системы управления? Кто разработал, и поставил промышленности внятную задачу? Одни разговоры про ЕСУ ТЗ, но это низший уровень, а где автоматизированные на интеллектуальном уровне системы управления стратегического и оперативного звена? Только после внедрения данных систем в систему управления стратегическим и оперативным звеньями управления, можно добиться сокращения цикла боевого управления в операции и работать дальше уже над тактическим, понимая, что же нужно солдату в окопе или на боевой машине.
Армия, как и промышленность не может развиваться в вакууме, не имея ориентиров, не изучая возможности и не разрабатывая противовесы. Говорить только об угрозах терроризма не учитывая глобальных угроз, не серьёзно. Здесь уместно пояснить на простых примерах утверждениях или заявлениях нынешних военных реформаторов отражающих их несостоятельность.
Если исходить от того, что глобальной войны не будет, как ещё до 17 ноября утверждал НГШ, то возникает резонный вопрос, а зачем Российской армии 1000 вертолётов, о которых уже не раз говорил НГШ? Как я понимаю, это всё суперсовременные всепогодные вертолеты. С кем им предстоит сражаться? С горсткой боевиков, которая может насчитывать от одного до ста человек? Или с механизированными высокомобильными регулярными и иррегулярными высокотехнологичными воинскими организмами, именуемыми Вооруженными силами государства и олицетворяющими вооруженные силы вероятного противника, способного создать ударные группировки у наших границ за короткое время численностью более 500 тысяч военнослужащих? Тогда возникает снова и снова законный вопрос: а зачем мы начали переход на «новый облик» с сокращения офицерского корпуса и ликвидации института прапорщиков, с ликвидации дивизий сокращенного состава и баз хранения, с ликвидации военной школы и военной науки? Экипаж вертолета — три офицера. Экипаж в боевых условиях может совершить 2-3 боевых вылета продолжительностью 30 минут и протяженностью до 100 км. Значит, один вертолет в сутки будет задействован до 4-х часов, а что он будет делать остальные 19-20 часов. Для этого дополнительно нужны второй и третий экипажи летчиков. Такое же положение и с самолетами. Таким образом, только вертолетчиков нам нужно 6-9 тысяч офицеров, и это без учета увольняемых, выбывших по различным причинам, в том, числе боевым и санитарным потерям в ходе вооруженной борьбы. При численности заявленного количества самолетов на уровне 500-600 единиц, летчиков нужно более 1,5-2,5 тысяч человек. За какое время можно подготовить такое количество летчиков, при повальном и огульном сокращении военных училищ? На этот вопрос пусть ответят наши реформаторы. По нашим же подсчетам более 90 лет, при условии сохранения имеющейся системы военного образования!
Подтверждением данных расчетов является то, что только при ликвидации Военно-воздушной академии имени профессора Н.Е. Жуковского и Ю.А. Гагарина в создаваемый военный учебно-научный центр в Воронеж из 148 профессоров, 129 докторов наук и 617 кандидатов наук переехало только 15 человек.
А с другой стороны, Министерство обороны уже отошло от ранее сделанных НГШ голословных заявлений о 1000 вертолетах и в августе 2011 года подписало контракт с холдингом «Вертолёты России» на 140 млрд руб. на поставку 140 вертолетов до 2020г. Для простого обывателя это внушительные цифры, а для профессионала — это 17 вертолётов в год или 3-4 вертолёта в год от каждого вертолётного завода России. Для заводов это будут «золотые» вертолёты в прямом смысле этого слова. При таком раскладе накрывается одним местом и модернизация, и инновации, и всё вместе взятое, в том числе и авиационная промышленность России.
У нас существуют так же несколько глобальных стратегических проблем, от решения которых зависит дальнейший успех реформ.
Первая проблема — преступное пренебрежение опытом прошлых вооруженных конфликтов, как с участием Вооруженных Сил РФ, в том числе и на своей территории, так и с участием международных сил в различных конфликтах.
Вторая — нежелание знать об основных направлениях развития вооруженных сил ведущих стран мира, и пренебрежение в расчетах действиями вероятного противника, что не позволяет правильно строить основные направления развития ВС: реальные, а не декларируемые.
Третья — порой правильные слова и провозглашенные лозунги, которые на практике оборачиваются неправильными и преступными действиями.
Если мы не хотим повторить судьбу Ливии и её руководства, нам нужно остановить погром нашей армии под названием «новый облик»!
Находясь более семи лет в должности начальника разведки Сибирского военного округа и отвечая за 30% территории России, я проникся глубоким уважением к нашему восточному соседу, Китаю. Достойна уважения деятельность руководства этой страны, его последовательная позиция отстаивания своих стратегических интересов, его забота об обороноспособности страны, Постоянное внимание к военнослужащим, забота, о них и их семьях, последовательность в изучении опыта передовых стран в военном строительстве и извлечение из этого опыта всего передового.
Например, руководство вооруженными силами КНР внимательно следит за всеми действиями, как США, так и России, предпринимаемыми ими для совершенствования своей военной организации, а также внедрения новых технологий в военную сферу. При этом, в отношении ВС России делаются в основном скептические выводы. Высшее военное и политическое руководство КНР критически оценивает российскую военную реформу «нового облика», считая, что она привела лишь к ослаблению российского оборонного потенциала, и ориентирует свои Вооружённые Силы на опыт ВС США, особенно в области информационного обмена и применения информационных технологий, используют за эталон, в том числе, и в отношении американской концепции «сетецентрическая война».
Пекин, не отказываясь полностью от методов «народной войны», что делает допустимым высокие потери в личном составе войск за счет холостых и безработных молодых китайцев, одновременно переходит к стратегии «активной обороны на передовых рубежах». НОАК предписано одерживать победы в будущих высокотехнологичных войнах, а именно: СЯС должны быть готовы к «стратегическому ядерному устрашению», СВ — к «действиям в глобальном масштабе», ВМС — к «морским войнам и ядерным контрударам», ВВС — к " переходу одновременно к наступательным и оборонительным операциям".
И нет никакого сомнения, что НОАК к этому придет, что так и будет. Таким образом, темпы модернизации НОАК характеризуют не только комплексную мощь КНР, но и выступают индикатором ее растущей агрессивности.
Военная мощь Китая растет и практически сравнялась с военной мощью США, поэтому у меня, как у военного человека, на фоне неуклонного снижения возможностей Российской армии, нарастает чувство тревоги за безопасность страны...
