Сообщество «Круг чтения» 13:55 19 декабря 2018

Время высоты

к 100-летию Николая Тряпкина

Вдохновение преумножает силы поэта. Дарует ему всевидящее око, чуткий слух, драгоценными россыпями являет все слова языка, высвечивает все оттенки смыслов. Пробуждает в поэте память юности, отрочества и младенчества: скрип колыбели, крик петуха, плеск реки, стук топора — всё в стихотворной строке гармонично, всё сладкозвучно. Вдохновлённый поэт "умом громам повелевает" и наблюдает "горний ангелов полёт", ведает, как по Млечному Пути уйти в будущее и там обрести пространство, которому нет предела.

Вдохновение одного способно изменить мир, влить в ветхие мехи молодое вино и не разорвать их. Но когда вдохновлены многие, когда вдохновлён целый народ, тогда на смену ветхому миру приходит мир новый. По венам этого мира течёт горячая кровь, в очах его сияет небесная лазурь. Так народ вдохновился однажды великой Победой над вселенской тьмой. Вырвался в этом свершении из бытового времени и стал жить во времени историческом, где каждый шаг — шаг к звёздам. Николай Тряпкин назвал это "великой весной творческого народного порыва", когда майскому Дню Победы предшествовала Пасха, когда земную Победу ознаменовала Победа на Небесах.

Вдохновлённый народ-победитель стал мастерить стропила, устремился к Солнцу Правды, воссиявшему, "как шлем Сталинграда, над великой рекою". Стук плотницкого топора начал отсчитывать иное время — "время высоты", в котором очищали от ожогов войны уцелевшие дома:

И поют мастера о полётах,

О полётах сверкающих пил.

И поют мастера о высотах,

О высотах горячих стропил.

Артель вдохновлённого народа собрал Сын плотника — Тот, Кто смертью смерть попрал. Он тесал дерево и вдыхал в него, лишённого корней, жизнь, что разливалась среди "налаженных дней" "весной света".

Народ вместе с Сыном плотника претворял слово в общее дело, давал имя мечте, разгонял время, словно локомотив. И каждый берёг у сердца особую каплю вдохновения — песню. Но одной каплей душевной жажды никому не утолить. И решил народ собрать капли драгоценные в один ручей, чтобы испил из него самый чуткий и прозорливый, чтобы родился небывалый поэт, воспел время высоты, сотворил множество живоносных источников.

И явился поэт, расслышал в переливах ручья "всемогущее слово". Песню запел, голос пращуров воскресая, горы и сады за ней повёл, в зарю её одел, стал "крепкострокий дом" возводить. Ожили в стихах поэта былины и заклички, плачи и прибаутки. Не в прошлом песня жила, а в будущее за собой влекла. Новый Боян персты на гусли наложил, и чудеса, о каких в сказках грезилось, в огне и металле воплотились. Разнеслась по всему свету песенная слава о ракетах-буревестниках:

Над мирами, над веками

Только ночь да пустырь.

Эй, разведчики вселенной,

Буревестники!

Жаворонки летят,

В колокольчики звенят.

Серебристый лучик света —

В синем ларчике.

Но однажды поэт спел песню, от которой прежде деды содрогались. Песня та о войне была. И содрогнулись от неё внуки, прозрели, что в мире рана незалеченная осталась, будто в доме после пожара пятно копоти не затёрли. Разрослось оно среди вод, земли и небес, затянуло мглой красное солнце — и случилась тьма великая. Древо отцов свалилось на плечи плотников. Они взялись за труд, усердно тесали бревно, затевали ещё один дом, а вытесали крест. Поэт думал, что идёт к облакам, а взошёл на Голгофу, где открылась ему "тайна среди тайн: Рождение и Смерть". Евангельская вечность зеркально отразилась в русском времени: сын взирает на распятую мать — поэт взирает на Россию:

Когда Он был распятый и оплёванный,

Уже воздет,

И над Крестом горел исполосованный

Закатный свет, —

Народ приник к своим привалищам —

За клином клин,

А Он кричал с высокого ристалища —

Почти один.

Никто не знал, что у того Подножия,

В грязи, в пыли,

Склонилась Мать, Родительница Божия —

Свеча земли.

Кому повем тот полустон таинственный,

Кому повем?

"Прощаю всем, о Сыне Мой единственный,

Прощаю всем".

А Он кричал, взывая к небу звездному —

К судьбе Своей.

И только Мать глотала Кровь железную

С Его гвоздей.

Промчались дни, прошли тысячелетия,

В грязи, в пыли.

О Русь моя! Нетленное соцветие!

Свеча земли!

И тот же Крест — поруганный, оплёванный.

И столько лет!

А над Крестом горит исполосованный

Закатный свет.

Всё тот же Крест… А ветерок порхающий —

Сюда, ко мне;

"Прости же всем, о Сыне Мой страдающий:

Они во тьме!"

Гляжу на Крест… Да сгинь ты, тьма проклятая!

Умри, змея!

О Русь моя! Не ты ли там — распятая?

О Русь моя!..

Она молчит, воззревши к небу звездному

В страде своей;

И только сын глотает кровь железную

С её гвоздей.

То, что началось Пасхой, завершилось крестными муками. Это время уже иной высоты: высоты жертвы, долготерпения и веры. Но когда у народа отнимают вдохновение, когда его славный гимн становится плачем Богородицы — вся надежда только на поэта. Однажды вдохновлённый народом, теперь он должен вдохновить народ. Усилие поэта, его слово, его молитва — это победительный шаг от Распятия к Пасхе:

Достойная поэзия

Не знает средних мест:

Она — иль ноша крестная

Иль сам голгофский крест.

Изнурённый народ ждёт от поэта "сотворенья Глагола", от которого расточится тьма — и воссияет неугасимый свет.

Cообщество
«Круг чтения»
Cообщество
«Круг чтения»
1.0x