Просматривая материалы А.И. Фурсова, я увидел, что он актуализирует идею движения в русской истории через разрывы. Не мудрствуя лукаво, я помещаю свою вторую статью 1989 года по этой теме. Она получила множество продолжений в моих последующих работах, но все так же интересна своей простотой. Речь идет и о способе фиксации такого разрыва, и о прогнозировании приближающейся точки бифуркации. И знаете через что фиксации – через образы, фигурирующие в искусстве и через политику. Это такой индикатор, который у всех на виду. Он отражает состояние «ментального хронотопа» народа и нации. В том числе и сейчас.
Две энергии или батарейка времени
Когда-нибудь о времени будут судить не по кровавым и бурным событиям, а по тому, что и как говорили своими произведениями поэты и вообще люди искусства этого времени. Искусство в сложных отношениях со временем, но, чтобы время текло наоборот, вообразить трудно. Между тем в обществе это именно так. Общественное время течет наоборот времени человеческой жизни. Но только внутри цикла, как мы скоро увидим.
Уже неоднократно были высказаны мысли, что «времен» много. Так, человек живет в сложном «психологическом» времени. Психологи обнаружили, что есть типы личностей, которые живут в прошлом (эмоциональные, депрессивные), в настоящем (импульсивные, ощущающие) и в будущем (инициативные). Мужчины, например, чаще живут в будущем, женщины – в прошлом. Это заметил еще Оскар Уайльд: «Я люблю мужчин с будущим и женщин с прошлым». В этом психологическом поле мы давно путешествуем во времени и благодаря этому свойству нашей психики видим мир панорамно – как жизненный путь. Это то, чем не обладают животные, только мы. И только в связи с обществом.
Между прочим, эти путешествия во времени не так уж безобидны. Наше психологическое время может давать мощный энергетический заряд оптимизма, а может и парализовать волю. Пессимист говорит: «Еще не скоро», – и упускает шанс за шансом, пока не оказывается у разбитого корыта, где его пессимизм находит подтверждение: «я так и знал». Оптимист и жизнерадостный человек энергию получает и энергию излучает. Мы тянемся к таким людям, и им все удается. В этой паре сразу можно узнать ноющего чеховского героя и жизнерадостный идеал 1930-х годов (и не только у нас в стране). Это важно для начала разговора – как аналогия.
Кроме физического, биологического и психологического, есть еще и социальное время, в котором живет человечество в целом и его группы.
В искусстве существует разряд панорам: исторических рядов главных лиц. В перестройку, помню в киосках повсеместно продавалась репродукция картины Глазунова «Вечная Россия».
http://img-fotki.yandex.ru/get/5009/48820184.a/0_938db_d91b7e31_L.jpg
Рис. 1. Репродукция картины И. Глазунова.
Или, например, на памятнике 1000-летия России, где они представлены в металле. Панорама преподносит нам 17 фигур (т. н. «колоссальные фигуры»), великих людей государства российского за всю его историю. Недавние выборы в телешоу «Имя России» – из той же серии. В мировом искусстве немало подобных примеров, когда на одну плоскость попадают разновременные события и персонажи. И что обнаруживается в этом сопоставлении? Что великие люди бессмертны, и это не метафора, а факт культуры. Просто бессмертны они не биологически, а социально. Гегель так яростно спорит с Аристотелем, словно только что встретил его на улице, а русская литература общается с Пушкиным и Достоевским с явной надеждой на ответ.
Социальное время циклично и прерывисто.
Длина ментального культурного цикла, как было сказано в предыдущей статье, около ста лет.
Точки разрывов между ментальными циклами обнаруживают некий поразительный феномен социального времени: в этих точках оно перескакивает из удаленного прошлого в не менее удаленное будущее. Скачки происходят в моменты кардинальной ломки общественного мироощущения. Мы имеем явную «диалектическую пару», а если попроще – конденсатор, «батарейку» с плюсом и минусом. Что порождает подключение к этой странной «батарейке времени»: текущее настоящее. Оно и есть третье, которое возникает из взаимодействия этих двух начал. Потом поговорим о механике этого дела поподробнее.
Парадоксальность этой гипотезы в том, что нечто «излучает энергию» (+), а второе нечто поглощает ее (-). Из чего и получается «батарейка социального времени».
Почему именно социального, потому что «будущее» есть только в обществе. А у человека-биоида (или у животного) будущего и прошлого нет. У него есть только его тело, и оно унаследовано им из прошлого (по генетической программе).
И пара эта к тому же иерархическая: «МЫ – Я». «МЫ» – это верхний предел социальной общности, а сама эта общность состоит из компонентов «Я». Например, в СССР «МЫ» – это советский народ.
Между этими пределами располагается множество устойчивых групп людей. Живет в истории это третье, и живет оно всегда в разном «настоящем».
Схематизируем:
http://img-fotki.yandex.ru/get/9107/48820184.a/0_938dd_e80e81e4_L.jpg
Рис. 2. Настоящее как энергия, сформированная двумя началами.
Будетляне и председатели пространства
Уже два тысячелетия люди регулярно ждут Конца Света на исходе века, а тем более, миллениума. Конца не наступает, но в интересующем нас плане он и вправду случается: происходят скачки социального времени.
Скандально известный футуризм возник в Италии, но стал философией в России. Шло первое десятилетие ХХ века, русское искусство вступило в пору своего буйного цветения и балеты Дягилева с «Русскими сезонами» покоряли видавший виды Париж. Цвели салоны, где искусство разговаривало полушепотом и обряжалось в пестрые маски. Просвещенный монарх занимался живописью и фотографией, а также жертвовал деньги на издание самого дорогого и убыточного журнала того времени «Золотое руно». Вообще, если бы не повешенная на него должность царя, милейший был человек. Собирал коллекцию лучших авто того времени, а впоследствии на них ездил Ленин.
Если начать перечисление имен всех великих людей, живших в данный период, то это займет несколько страниц – очень плодородное артистическе время. И вот на фоне утонченного искусства полутонов «Голубой розы» раздаются дикарские вопли футуризма. Многие помнят знаменитую желтую кофту Маяковского и селедку вместо галстука на голой груди. Выставки футуристов назывались без обиняков – «Пощечина общественному вкусу». Впечатление они производили скандальное, доходило до полиции и драк. Футуристы называли себя «динамитчиками» и считали, что их искусство – это «революционная бомба, заложенная под седалище буржуа». Но именно этот художественный авангард стал реальной силой в первые десять лет после Октябрьской революции. На мировом рынке искусства любой набросок деятелей этого революционного авангарда стоит сегодня целое состояние, что доказывает бесспорную культурную ценность раннего русского модернизма, не имеющую касательства к идеологии: деньги за «рррреволюционное искусство» в свое время отваливали буржуа.
Итальянский футуризм – от «футурум», будущее. Будущее было тем объектом, на которое направлялось творчество футуристов во всех странах мира, не только в Италии и в России. Некоторые из них стали реальными пророками, способными это будущее предсказывать. «В терновом венце революции грядет шестнадцатый год» – это футурист Маяковский. Пророчествам Хлебникова сегодня посвящены специальные исследования. Причем, будущее в работах футуристов на переломе этого времени достаточно отдаленное, а пространство их работ поистине космическое. И можно было бы не обращать внимания на игры поэтов и художников, если бы очень скоро это же ментальное мироощущение не обнаружилось у населения гигантского государства. Не так чтобы само по себе, но все более и более массово – к середине 30-х оно владело умами самой активной части населения.
Обращаю внимание: массовое сознание населения целой страны вдруг зарезонировало с будущим. Подтверждение тому тотальная вера в мировую (и не меньше!) революцию у романтически настроенной части партии и комсомола. Вспомните «Гренаду» Светлова – эти настроения были, эти герои были героями своего времени, а не только «навязывались» извне.
От этой веры в мировую революцию тяжело отходил не только известный герой Шолохова в «Поднятой целине», но и реальная фигура истории – Ленин. Он упорно ожидал ее наступления, сначала ожидая со дня на день, а потом как чуда – и не дождался. На почве единого понимания необходимости мировой революции Ленин в 1917 году объединился с Троцким (хотя тот и в партии большевиков не состоял). Если оставить в стороне современные конспирологические примысливания, а говорить о том, во что они верили, они оба верили в свою мировую революцию. Не просто с бухты-барахты, а долго и последовательно работая в теории и аналитике с большими объемами материалов и фактов – задолго до самой революции, которую они потом и организовали. Это октябрьская революция была побочным продуктом их теорий и их веры. Революции всегда являются продуктом веры, поскольку для их совершения нужны фанатики.
Жизнь будущим заставляет огромную массу людей сплачиваться в единый организм, способный пережить кровавое месиво гражданской войны, коллективизацию и индустриализацию, а также втору войну подряд.
Будущее обладает колоссальной энергией, и про это особое энергетическое измерение мы еще поговорим отдельно.
Этим всплеском энергии можно объяснить массовый энтузиазм первых пятилеток – никакая пропаганда не могла бы вдохновлять людей так долго, если бы «импульса энергии будущего» не было в самом обществе. И не только у нас: параллельно с нами близкие процессы происходит и в Италии, и в Германии: за 10 лет и там, и там нация полностью или очень существенно изменилась. Заметьте, для Европы это все «народы второго сорта», как и Испания, где укоренился тот же фашизм. Это народы, отставшие в развитии от народов-передовиков капитализма – они периферийные. «Опоздавшим кости», вот они все и решают свои проблемы в один и тот же момент истории примерно одинаково: за счет мобилизации социального ресурса.
Это энергетическое поле времени почувствовал художник Малевич, который писал, что его художественные эксперименты с парящими фигурами высвобождают неизвестную ранее энергию космоса и что на такой энергии можно летать. Космизм царил в революционном искусстве безраздельно: в стиснутой врагами и голодом Москве художники рисовали парящие космические города будущего. В мистериях и пьесах того же Маяковского герои запросто попадают в будущее и к ним приходят люди из будущего (фосфорическая женщина), в его поэме пролетарии летят на самолетах не где-нибудь, а в космосе. И даже в развлекательной советской фантастике 20-х годов бравые комсомольцы преследуют ставленников капитализма на обратной стороне Луны.
Любивший корни слов Хлебников сконструировал новое слово для обозначения человека, живущего будущим, – «будетлянин». Оно было аналогом не нашенского «футурист». Поэт называл себя Председателем Земного Шара, а своего друга Казимира Малевича – Председателем Пространства. Но у этой волны великолепного юного нахальства были и отрицательные последствия. Абсолютная вера в великое будущее оборачивалась призывами уничтожить прошлое – всю предшествующую культуру. Не надо думать, что это – выдумка большевиков или пролеткультовцев: так поступали, увы, все новые хозяева жизни до них, в том числе и христиане: жгли библиотеки с любой другой идеологией, уничтожали памятники искусства и архитектуры. (Добавлю из 2013 года: и либероидная власть смывает и соскабливает в нас историческую память о прошлом прямо-таки с остервенением вот уже 30 лет. Пролеткульту такое и не снилось: его прихлопнули тут же – Ленин пригрозил)
Как же на фоне всеобщей устремленности в будущее стал возможен режим диктатуры? Ответ столь же прост, сколь и парадоксален: возникновение фактической диктатуры только и возможно при наличии массовой психологии ослепления будущим. Я даже ввел для искусства особую категорию «ослепительности», которая имеет характерные формальные признаки. Мощность энергии будущего такая, что человек как бы «глохнет и слепнет», напрочь теряя ощущение себя единичного. Он растворен в «МЫ».
Об этом же «ослеплении», кстати, пишут в воспоминаниях и гитлеровские солдаты. Только у них вектор в будущее был иначе прорисован, а все остальное очень похоже. Энергию можно направить и на развитие, как это сделал Сталин, и на человеконенавистнические цели, как у Гитлера. Так что, если уж сравниваете их, начните с целей и результатов.
В то время, когда ментально энергетизированный народ в массе своей психологически жил в будущем, машина государства могла строиться на любых экономических укладах. Например, капитализм изначально опирался и на рабство – негры на плантациях, и на средневековые латифундии, да хоть на первобытность. Множественность форм, а не их единственность – признак гибкости. Поэтому нет ничего удивительного, что и у нас это строилось на приемах глубокого прошлого. Элита вернулась к формам феодализма (номенклатура – орден меченосцев), а про рабство лагерей нам такого напели всякие солженицыны, что литератур от правды факта многие не отличают. Не надо гипертрофировать, надо сопоставлять, что другие делали: не только в рамках фашизма, но и в истории Великобритании, Франции, Америки. Лагеря-то Троцкий высмотрел именно там, в цивилизованном мире.
Посмотрим на эту закономерность «ослепления будущим» в цикле поколения дедов. Вот картина двух циклов: столетнего и поколенческого:
http://img-fotki.yandex.ru/get/9316/48820184.a/0_938df_cb47e8be_L.jpg
Рис. 3. Первая фаза в столетнем цикле и ее специфика.
На начальном этапе будущее с обоих циклов как бы удваивается. Возникает резонанс и это та самая «ослепительность».
А теперь посмотрим в конец сталинского периода. Когда эти два измерения хронореальности (будущее и прошлое) сложились, энергия будущего стала пожираться отрицательной энергией прошлого. К концу жизни вождя социальное время практически остановилось, поскольку два начала взаимоуничтожились. Конец сталинской эпохи имел трупный запах остановленного исторического времени. Достаточно посмотреть на искусство того времени – оно именно такое, затхлое и лживое, формальное и перегруженное. Точь-в-точь, как сейчас. А значит, мы стоим на пороге изменения или гибели.
Обратимся к пропорции двух времен (времени социума и времени поколения) на схеме. Общество устремлено в будущее, а цикл поколения к 1953 году закончился. Сталин умер социально, поскольку выражал собой это поколение. А мужик говорят, был хоть и пожилой, но вполне физически крепкий. Отсюда всякие разговоры – отравили и т.п. Да, скорее всего, отравили. Но важно другое: он отработал на посту первого лица два солнечных цикла – 22 года. Его исторический срок истек.
Брежнев – уж совсем противоположная ситуация – тоже дотянул почти до конца второго 11-летнего срока правления, но будучи реанимированным трупом и уже впадающим в детство стариком. И все-таки тянул, поскольку люди при власти умирают только социально.
А в нашем поколении Ельцин-Путин есть одно. И их совокупный срок в 22 года – тоже заканчивается.
Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме
Один мой знакомый в брежневские времена развлекался тем, что вместо билета предъявлял контролерам в общественном транспорте Программу КПСС, где вроде как было сказано, что после 1980 года транспорт в стране будет бесплатным. Уж не знаю, как выкручивались контролеры, но скороспелые обещания Никиты Сергеевича попортили немало крови работникам идеологического фронта: списать на волюнтаризм можно было кукурузу, но не Программу... Большинство моих сверстников, изучавших это историческое обещание в самые субтильные времена, до сих пор считает, что нас просто надули тогда с этими обещаниями: никто в них и не верил, даже те, кто это сочинял. Я так не думаю. Никита Сергеевич Хрущев ничего не знал о социальном времени, хотя говорил от его имени и говорил совершенно искренне. Политик иначе просто не существует, если он не выражает свое время.
Повторюсь: социальное время скачкообразно и течет с периодом в сто лет. У нас это культурный цикл 1920-2020 годы. Первые 33 года ментального столетия имеют вкус будущего, вторые – настоящего, третьи – прошлого. Говоря о хрущевско-брежневском периоде, можно утверждать, что это был отрезок истории, в котором социальное время имело мерность настоящего. Настоящее – это здесь и сейчас. Но это – общий фон, на котором формировалось поколение «отцов», известное как «шестидесятники».
Само это 33-летие содержит те же три внутренних цикла-возраста (детство – зрелость - старость), но они уже иначе выражены. В этом цикле поколения первые 11 лет имеют устремленность в будущее, вторые 11 лет – в настоящее, третьи – в прошлое. А процессы в обществе идут от сильно ускоренных (ускорение) через нормальное течение социального времени к замедлению (застой) и остановке. Это похоже на мяч, который ударил футболист: сначала он катится быстро, потом – все медленнее и медленнее, пока не остановится.
Поскольку это явление всеобщее, вернемся обратно и всмотримся попристальнее в первое 33-летие советской истории. Здесь мы найдем ту же тройку 11-летних циклов, с той же «закономерностью мяча». Одиннадцатилетие с 1920 по 1931 безудержно обращено в будущее, закономерности складываются (будущее – на фоне будущего). Во вторые 11 лет население может полюбоваться блеском метро и показных витрин в кинохронике, то есть ощутить ценность настоящего. Настоящее в 11-летнем цикле (1931-1942) имеет в качестве фона очень сильное будущее 33-летнего витка: люди все время строят это будущее и верят в него (настоящее – на фоне будущего). Принята сталинская Конституция, сказано, что «жить стало легче, жить стало веселей» (кстати, эта знаменитая фраза Сталина не только диктует людям отношение к жизни, но и фиксирует его на самом деле). Последние 11 лет (1942-1953) – это и война, и восстановление, и послевоенная борьба с «космополитизмом», с малыми народностями, и дебаты о роли Грозного в русской истории и т.п. (прошлое – на фоне будущего). Следовательно, время в 11-летнем цикле парадоксальным образом повернулось в прошлое, но все происходит на фоне 33-летнего импульса будущего. Ничего более парадоксального представить себе невозможно: люди живут как бы в перекрестье обратно текущих социальных времен на разных уровнях социальных циклов (и их носителей – групп).
Кстати, в нашем времени общая ситуация – обратная, но случай с векторами времени, направленными в противоположные стороны, в период перестройки был один и тот же. Мы как поколение рванулись в будущее, а в столетнем цикле уже преобладало прошлое. Поэтому «хотели как лучше, а получилось как всегда».
Теперь посмотрим на хрущевскую «оттепель». Это – первые 11 лет второго 33-летнего цикла, 33-летия с мироощущением «настоящего», заменившим собой сталинское ослепительное «будущее». На фоне этого настоящего в хрущевский период происходит реконструктивный рывок поколения в будущее (будущее – на фоне настоящего). Из задохнувшегося пространства сталинизма общество перескочило в космизм: первой ласточкой стала «Туманность Андромеды», за ней последовала мощная волна оптимистической фантастики о будущем, которое рисовалось, хоть и идеальным, но не столь отдаленным, как в 20-е годы. Пророчества искусства подтвердились архискоро: через год после выхода романа И. Ефремова поздравляли с началом эры «Великого Кольца»: полетел первый в мире советский спутник. Счастливый оптимизм после гагаринского облета Земли приобрел массовый оттенок веры во всесилие разума и близость прекрасного будущего. Именно на этой волне всеобщей эйфории появилась та самая Программа КПСС, обещавшая живущим близкий рай. Интересно, что в целом в ней никто тогда не усомнился, и только задним числом находятся сомневавшиеся. Можно было бы разумными доводами доказать тогда ее полную утопичность? Разуму – да, а вот массовому сознанию – нет. В момент, когда люди поголовно верят в скорое наступление светлого будущего, политик или должен им это пообещать, или его заменит другой политик, который это сделает за него.
А между тем импульс будущего в поколении иссяк. И не сумевшего вовремя сориентироваться генсека и заодно главу правительства сняли с должности без эксцессов. Наступило самое удивительное 11-летие: настоящее – на фоне настоящего, двойное настоящее, резонансное настоящее. В пике этого времени американцы прилунились, чем доказали, что живут именно в настоящем и броски в будущее и прошлое воспринимают значительно слабее; мне даже кажется, что вся их культура направлена на сглаживание подобных деформаций и выравнивание всего социального времени до «постоянного настоящего». Как бы мы ни относились к периоду 1964-1975 годов, это время было психологически самым комфортным, что видно из любого фильма, художественного или документального. Для меня дух этого периода отразился в фильме Клода Лелюша «Мужчина и женщина» (1966), может быть, потому, что я увидел его впервые в 17 лет. Дальше было знакомство с совершенно классической по сложности музыкой «Битлз», которая идеально отвечает эстетике настоящего: любите мир «здесь и сейчас». Да и советские фильмы и песни этого периода вспоминаются как прекрасные и гармоничные.
В нашей стране откат от равновесной гармонии начинается с 1970 года. Подорожание «предметов роскоши» явно свидетельствовало о начинавшемся социальном расслоении, хоть и очень смешном с сегодняшних позиций. Мне рассказывал знакомый художник, что перебравшись в Австралию, он тут же с гонораров накупил ковры и хрусталь, а потом втихую выкидывал их. Там уже были другие признаки благополучия.
Время затормаживается и с 1975 года начинает течь в прошлое. Последнее 11-летие среднего поколенческого цикла (прошлое – на фоне настоящего) – это крайне интересная полоса истории, которую мы пока плохо понимаем именно из-за ее близости к нам. Уход в прошлое выразился, например, в появлении не бывшей ранее экологической тематики: до того мы жизнерадостно брали у Природы, а тут заговорили о ее восстановлении, о среде и т.д. Римский клуб пугал президентов мировой экологической катастрофой.
(Замечание из 2013 года. Так дело выглядит в моей «естественной» парадигме, а вот А. Фурсов считает, что экология как тема и сам Римский клуб – это был проект криптоэлиты и с данного момента начинается переход к демонтажу капитализма. Это искусственная, проектная парадигма, она равноправна, но в нашем подходе лучше просматривается закономерность циклики).
Ходили слухи, что вот-вот выйдет многотомник Сталина. Но что-то не помню, чтобы он выходил.
В искусстве процветал постмодернизм, от издевательства он доходил до прямого цитирования старых и недалеких по времени стилей – в моду вошли ретро и эклектика. Поскольку у нас в идеологии ничего менять было нельзя, пережевывание старых лозунгов и форм просто доходило до формализма. Я тогда упражнялся в рисовании все более декоративных серпов с молотками, счастливых рабочих с не менее счастливыми колхозницами, но все это в целом уже было каким-то пустым и скучным карнавалом. Верхушка активно осваивала образ жизни забытой аристократии и купечества, уже скупался антиквариат, и застолья на дачах и в банях превращались в новый культ. Брежневу желали только одного: чтобы он жил вечно. Но часы уже остановились – и Леонид Ильич умер в точно назначенный историей срок, истощив свой организм и все батарейки в нем до предела.
Если посмотреть на схему, мы увидим в тех 80-х прошлое на фоне прошлого. Снова та же затхлая атмосфера, снова трупный запах от серийно умирающих генсеков. И естественное желание молодежи в артистическом подполье – «перемен, мы ждем перемен».
http://img-fotki.yandex.ru/get/4901/48820184.a/0_938de_4a0d06a3_L.jpg
Рис. 4. Специфика второй фазы в столетнем цикле.
Не сказать, чтобы жилось тогда совсем уж плохо, напротив, большинству населения жилось лучше, чем сейчас. Но к менталитету это не имеет никакого отношения. Он живет по своим законам.
Для завершения пару слов о «застоях» и «перестройках». Наступившие вскоре реформы сопровождались рассуждениями о застойности 70–80-х годов ХIХ века. Это время в прессе самого девятнадцатого века так и называли – «эпоха застоя».
Термин «оттепель», кстати, впервые применил И.С. Тургенев за век до хрущевской «оттепели». Не помню, кто его точно возродил в 1950-х, но он был из знающих литераторов. Вспоминаются Заболоцкий и Троепольский.
«Перестройка» фигурирует при начале всех 33-х летних циклов. Это термин использовали и в период НЭПа, и в первое пятилетие правления Н.С. Хрущева.
«Я ловлю в далеком отголоске, что случится на моем веку»
Маркс любил повторять, что человечество расстается с прошлым, смеясь. Именно со смеха начинается для нового поколения первый 11-летний цикл нового (последнего в нашем ментальном столетии) 33-летия. Это – очередной короткий импульс будущего, проявившийся с 1986 года. После всем надоевшего сонного застоя, где можно было только спиваться, маховик истории начинает бешено вращаться, и смены декораций не успевают восприниматься сознанием. Казавшееся вчера колоссально смелым сегодня вызывает недоумение наивностью. Такой внезапно возникший калейдоскопический ритм и назван был вначале достаточно точно – «ускорение».
Наблюдательные депутаты на съезде СССР скоро заметили, что этот правильный термин исчез из употребления гораздо скорее, чем хотелось бы. Что ж, ничего загадочного в этом нет: ускорение первого 11-летия перестройки идет на фоне глобального замедления времени в столетнем цикле. Под ногами у нас уже текло прошлое время. Посмотрите на схему:
http://img-fotki.yandex.ru/get/9503/48820184.a/0_938e0_eb82767c_L.jpg
Рис. 5. Специфика третьей фазы столетнего цикла.
Первое и очевидное доказательство преобладания в менталитете прошлого – взрыв исторического самосознания народа. Пикеты у сносимых реликвий. Ключевский начинает издаваться колоссальными тиражами, и спрос на него не падает. Псевдоисторические романы Пикуля печатаются всеми издательствами, которые хотят легко заработать. Празднование тысячелетия крещения Руси подоспевает как раз вовремя и вырастает в международное событие. Это – глубинная волна историзма, которая будет не только продолжаться, но и нарастать.
Сложение характеристик поколенческого цикла (будущее! перемен!) с большим культурным циклом (прошлое) порождает интерес сначала к недавнему прошлому. Ну и, конечно, к настоящему (прошлое, наложенное на будущее). Мы поглощали в то время неимоверное количество публицистики, мемуаров и исторических исследований о Сталине, о Хрущеве и Брежневе – и не насыщались этой лавиной. Таким образом, мы как бы вдруг посмотрели сами на себя: какие же мы? Это – рефлексия прошлого для настоящего (была даже книга с подобным названием «мы сегодняшние глазами прошлого»). Даже экономическая публицистика имела в тот момент привкус исторической рефлексии (те же «Авансы и долги»). Мы пытались осмыслить себя сначала в небольшом пока пространстве исторического опыта.
Это было использовано, как сегодня понятно, против нас же, на разрушение ментальной основы – проектировщики с той стороны грамотные, но они перегнули палку. Все уже устали от изобилия разоблачений, а они-то льются на нас до сих пор, и 20 лет, и 30 лет спустя. Получите!
Как правило, вспышка исторического самосознания сопровождается и тенденцией обострения национализма. Если напомнить, то тенденция к осмыслению прошлого в последнем сталинском периоде тоже сопровождалась своеобразным великорусским национализмом: бывшие интернационалисты и коминтерновцы ругали «безродных космополитов», один за другим ставились фильмы о русских полководцах, ученых, композиторах, о славной русской истории, и даже сказки ставились в основном русские или былинные.
Второй раз обращение к прошлому подоспело как раз к Олимпиаде 1980 года – то самое «ретро». Оно-то плавно и перешло в тягу к прошлому после 1986 года. Но прошлое – это первый ментальный признак. Второй – уменьшение пространства при любом обращении к прошлому.
Индикатор ментального пространства
Как только мы наблюдаем сужение пространства, всегда появляется одна характерная черта – вспышка национального самосознания и национальной розни. Ее можно было предвидеть, исходя из эволюции представлений о пространстве в циклах. Поясню все на тех же схемах.
В первые 33 года векового цикла культуры (1920-1953) пространственный масштаб космичен, а интернационализм естествен. Как бы ни сворачивался коминтерн, Сталин был интернационалистом до конца правления.
Во втором 33-летнем витке (1953-1986) пространственный масштаб все больше распространяется на страну в целом (тогда-то и появляется формула «новая историческая общность – советский народ») – и столкновения могут идти, к примеру, в пределах образовавшегося при Сталине «лагеря социализма». Там постепенно нарастали тенденции к обособлению.
Сегодня же, в последнее 33-летие векового цикла (1986-2020), масштаб сначала уменьшился до нации. Так возникли темы – национальное и история, нация и границы, нация и ее герметичность, национальный язык как способ сохранения культурного своеобразия и т.д..
Мы наблюдали в первое 11-летие после 1986 года начало процесса сужения ментального масштаба, который ничем нельзя было остановить. «Союз нерушимый» рухнул не юридически, а прежде всего ментально. Менталитет живет своей жизнью и не допускает политики, которая противоречит существующему в нем масштабу. Но это вовсе не означает, что он рухнул экономически. Все как раз наоборот: экономически мы выходили на первые места в мире. Слабой оказалась социальная структура: она слишком окостенела.
(Замечание из 2013 года. И еще очевидно, что об этой закономерности, которую мы описываем, кто-то уже знал раньше. Из тех, кто проектировал разрушение СССР. Нарастание центробежных тенденций («бежать от центра») вовсе не означает разрушения государства. В год написания этой статьи произошел оперативный перехват управления. И управлять процессами в стране начали внешние силы – властная элита сдала страну в своих интересах).
Напомню, что британцы тоже демонтировали свою империю. Они почуяли этот момент и предпочли из своих колоний «удалиться красиво». И до сих пор между ними поддерживаются разного рода связи. А наши горбачевы – чуть что, танки вводить. И что танки, помогли? По всему периметру имеем теперь озлобленных и национально униженных «соседей».
Нету сильнее силы, чем сила вроде как невидимая. Она и называется менталитетом. Мы на ней войну выиграли, но тогда энергетика какая была! А тут все наоборот: энергии-то уже нет. Зато танков вроде как полно.
http://img-fotki.yandex.ru/get/9497/48820184.a/0_938dc_2ce2b9a1_L.jpg
Рис. 6. Эволюция пространства в третьей фазе столетнего цикла.
С 1997 года началось 11-летие настоящего, но на фоне все того же 33-летнего цикла, обращенного в еще более глубокое прошлое. Сумма времен теперь не просто тянет все больше в прошлое, а утягивает туда. Продолжится сужение психологического пространства интересов – теперь оно меньше нации. Происходит значительно большая дифференциация общественной жизни на уровне групп, групповых и микрогрупповых интересов. Можно было наблюдать и иллюзорное «экономическое процветание» на нефти, но при этом исключительно быстрое расслоение потребителей. Достаточного становится недостаточно: тянет на деликатесы и изыски, и теперь этого добра навалом – были бы деньги. Встанет вопрос о качественной ценности и шкалы все более утонченные. Многие стремятся построить коттеджи – и расцветает все, что ориентировано на вкусы богатых заказчиков. Сплошной эксклюзив.
Поддержка личной инициативы в начале перестройки теперь переходит в проповедь индивидуализма и это – идеология, навязываемая всему «поколению детей».
С 2002 года чувствуется очередной психологический откат и нарастающее недовольство – хотя это самый спокойный год для поколения. А дальше начинается спад, оно теперь «идет с ярмарки» прямой дорогой в стагнацию.
Такие моменты в истории опасны локальными войнами и внутренними конфликтами, типа революции 1905 года, точки кризисной. Вспомним, чего нам стоила японско-русская война. Да и наша недавняя война с Грузией, если ее анализировать всерьез, показала слабую боеспособность армии – дух совсем не тот. Просто противник попался пока не того уровня и его «закидали шапками» – хватило ресурсов. Хотя в целом эта история таинственная, столько тут всего непонятного.
После кризиса 2008 года – он виден на графике и его можно было предсказать – наступает время невиданного рассвета индивидуализма. Он будет сопровождаться все более и более извращенным гедонизмом. Короче, смотрите все про конец Древнего Рима или конец средневековья, или декаданс конца 19 века.
Хотя в росте индивидуализма много хорошего с точки зрения искусства и науки, об этом разговор особый. И вот новые футуристы уже говорят о будущем и предлагают нам свои утопии, антиутопии и дистопии. Наблюдается нарастающий косяк утопий. А это значит, что общество озабочено проектами будущего и стоит на границе ментального скачка. Причем не какого-нибудь локального, а полной смены всего столетнего менталитета и культуры. Определить позитивную утопию – проект будущего очень легко: от него «бьет» колоссальная энергетика будущего. Но только ведь подавляющая масса издаваемого сегодня – это негативные утопии.
Поэтому – не надо нам о прошлом, о ретрофутуризме и фэнтези. Из прошлого энергия не приходит, прошлым она поглощается.
* * *
Как там было написано на кольце Соломона? «Все это уже было».
Описанный вариант – это пойманное в отголоске истории наше настоящее и будущее. Но история отнюдь не идет по кругу и даже не по простой спирали. По какой траектории она идет, можно поговорить отдельно, и мы скоро поговорим про это.
Повторю еще раз: при всей закономерности общего пути будущее всегда имеет варианты. На него влияет свобода воли каждого из нас. Так что кое-что – и в наших руках.
