Двор Провиантских складов вскопали тракторы. В течение дня они не шумят, не дробят камни и не роют землю, так что их присутствие не мешает работе Музея Москвы, где идёт выставка: "Москва Готье-Дюфайе", которая продлится до 25 февраля. Тем не менее, земляные горы во дворе — коричневые с песком, что характерно для столичного подбрюшья, выделяются на фоне серых стен, серого снега и серого неба. Потеплело, и даже ощущается, как в Москву идёт весна. На выставке висят чёрно-белые снимки. Им по сто лет — большинство фотокарточек датировано 1912-1914 годами. Причём снимались они преимущественно с февраля по август, то есть, кроме непосредственно архитектуры, посетители выставки смогут увидеть и погоду, по сезону сопоставимую с нынешней. На Москву вековой давности тоже надвигалась весна.
Готье-Дюфайе — потомок французских подданных, укоренившихся на землях Российской империи во времена правления Екатерины II. Сам Эмилий Владимирович, чьи снимки представлены на выставке, был общественным деятелем, увлекался историей, состоял в Императорском Московском археологическом обществе. Помогал создавать историческую библиотеку. Ну и, конечно же, занимался фотосъёмкой. Причём, по всей видимости, делал это с конкретной целью — увековечить Москву начала XX века. А точнее, задокументировать, как выглядел этот старый город, который вскоре ожидали множественные преображения. Похоже, в те годы многих одолевало предчувствие, что вскоре всё будет меняться радикальным образом. Всего Эмилий Владимирович Готье-Дюфайе сделал порядка пятисот фотографий. Его работы никогда не пылились на складах в безвестности — их постоянно используют для разнообразных иллюстраций в учебниках или для статей по истории.
Для выставки в Музее Москвы подобрано порядка двухсот пятидесяти снимков. Говоря коротко, это много. Из одной такой экспозиции можно было бы без труда сделать пять, озаглавив их по районам города, например, Кузнецкий мост, Пречистенка, Покровка и так далее. Но сейчас все эти снимки доступны сразу, в одном месте. Причём организаторы продублировали каждую историческую фотографию современной, снятой, по возможности, на том же месте. Так что оценить изменения, произошедшие с городом за сто лет, можно моментально. Большинство снимков снабжено длительными пояснениями, разъясняющими, что именно попало в кадр, кто был архитектором, какова историческая значимость того или иного строения. Рядом есть и клочочки московской карты, указывающие место и направление съёмки. Таким образом, выставка кажется несколько суховатой, даже научной, но в этом её ценность — слишком часто познавательные свойства того или иного показа жертвуются в угоду помпезности и развлекательности.
Сто лет назад фотография обладала совершенно иным статусом, нежели сейчас. Конечно, к тому моменту уже миновали времена, когда фотографы самостоятельно готовили химические реагенты, а фотографические объективы были штучными изделиями, изготовленными по индивидуальным проектам. Фотоискусство осуществило первые шаги, произвело тысячи первых, неудачных экспериментов и перешло к опытам удачным. Оно оформилась и закрепилась. Появились первые потребительские камеры, умещающиеся в кармане (правда, это должен был быть очень большой карман). Но, всё равно, у простых смертных, не прикоснувшихся к фотографической магии, вместо внятных и чётких снимков выходили расплывчатые пятна и неясные силуэты. От этого карточки, снятые людьми осведомлёнными и умелыми, ценились особо.
Как показывают психологические исследования, многие представляют прошлое в чёрно-белых цветах: такой была военная кинохроника, такими выглядят фотографии столетней давности.
…Двести пятьдесят снимков, и все детальные. Видна брусчатка мостовых, стены в пятнах от сырости, окна и матерчатые навесы. В кадре жители тогдашней Москвы — гимназисты в одинаковой форме с фуражками, извозчики. Рынки кишат людьми, видно, что продают на прилавках, видно как ребёнок тянется к вязанке огромных бубликов. Можно заметить зачатки маркетинга: в переулке, друг напротив друга, два заведения, в одном — доктор лечит "женские болезни", а напротив продают "модные платья" и "детские принадлежности". Совсем в другом месте, на деревянном заборе, огораживающем частный дворик с одноэтажным домиком, висит плакат, рекламирующий "живописца вывесок". Тверская ощутимо роскошнее остальных улиц, с ней сопоставим разве что Кузнецкий Мост, но там в те годы было всего несколько заведений. Эту часть города подновляли, видимо, каждый сезон: стены ровные, окна чистые. Удивляет, сколь узкими были московские улочки. Тверская — словно какой-то современный переулок. Вместо красной мэрии стоял дом генерал- губернатора, напротив которого, как и сейчас, была внушительных размеров площадь, называвшаяся Скобелевской. Тогда, правда, мощённая всё теми же булыжниками и без памятника Долгорукому, который установят в 1954 г., зато с многофигурным памятником Скобелеву, который снесут в 1918 году, чтобы временно воткнуть на пустующем месте трёхгранный обелиск во славу советской конституции. Тверскую расширят. К тому моменту она будет называться улицей Горького. В процессе её расширения будет проведена сложнейшая инженерная операция — передвижение многоэтажного жилого дома. Пока дом сдвигали на несколько метров (а это происходило ночью), жильцы благополучно спали внутри собственных квартир. Кстати, дом генерал-губернатора, на месте которого теперь стоит мэрия, тоже отодвинули в глубь застройки.
Если осматривать все снимки выставки внимательно, приглядываясь к деталям, то к концу посещения может показаться, что в старой Москве ты побывал лично. Никто с точностью не может сказать, по каким критериям Готье-Дюфайе выбирал места для съёмок. Возможно, им двигали интуиция или же сентиментальность, будто бы все эти деревянные косые заборчики, облупленные домишки и камни мостовых взывали, сообщая, что эпоха их — на закате. Серия обрывается в 1914 году. Причина тому — начало Первой мировой войны.
