Секрет Вероники
На пороге 40-летия она стала женой буянливого начинающего литератора.
Кстати, после этого — скандального — шага другая, зрелая и земная, женщина, писательница Вера Панова, вместо поздравления бросила ей:
— Вы, Вероника, смелая женщина…
Многие уже подступались к секрету Вероники. Один пишет, что она очаровала Валентина Пикуля игрой на рояле (враньё, у них и инструмента в доме не было); другой приписывает ей бурную издательскую деятельность во славу Пикуля. Увы, хуже не придумаешь, лучше бы вовсе не занималась. Достаточно сказать, что популярный ныне у читателей "Моонзунд" провалялся у редакторши "Лениздата" Л. Плотниковой в столе почти 10 лет, а издательница-жена даже не вспомнила. Если бы инициативу не проявил "Советский писатель", книга так и пылилась бы в чужом кабинете.
Иногда говорят о каких-то сделанных ею переводах… Возможно. Но я никогда не видел их следов. И не слышал об этом от Валентина Саввича.
Впрочем, может, его вовсе нет, секрета Вероники?
Есть, в том и дело. Он очевиден, он присутствует в книгах Валентина Пикуля, при ней написанных.
Впрочем, главный во всей этой истории человек — сам Валентин Саввич. Он хорошо понимал эффект Вероники, её роль и значение в своей судьбе; очень дорожил этим, и кроме того, по-настоящему ценил, боготворил и страстно любил свою жёнушку.
Но всё-таки, что же она делала? — ещё раз спросите вы.
Очень много курила, много пила кофе и взахлёб читала — практически всё, что попадалось ей на глаза…
И только-то?!
Нет, конечно. Ещё она — страстно любила Валентина Пикуля и отдала ему свою жизнь, всю, без остатка.
Теперь вы согласны, что об этой женщине стоит вспомнить и рассказать более подробно?
В доме на улице Петера Стучки
В свой первый приезд в Ригу, к Валентину Пикулю, я был полностью поглощён хозяином дома. Разговоры и книги — плотность обитания: спать пришлось на его раскладушке, благо он ночью работал… — архивные папки и рукописи… Всё поражало в этом удивительном жилище.
С его женой Вероникой Феликсовной — кроме разговоров застольных и самых общих — я почти не общался. А если и расспрашивал, то о нём, чтобы уловить еще какие-то дополнительные штрихи, узнать что-то, способное добавить к пониманию его личности.
В те годы я ещё не понимал, что их жизнь — взаимный подвиг. Они встретились и полюбили друг друга. Это верно. Их сплотила общая цель: Валентин Пикуль должен стать большим писателем. Но они пошли против природы. А её обмануть не удаётся. И что бы ни говорила Вероника о том, что они пожилые люди, уже совсем старые, — это был её пунктик, — что им нужен размеренный образ жизни, внешнее общение только напрасно волнует, пусть лучше чаще приезжает сын Андрей с семьёй…., это были слова полуправды. Они относились лишь к одному из них… Природу не обманешь, хотя Пикуль воспринимал её старость достойно. Эта жертва с его стороны уже была его личным подвигом во славу общих обязательств, семьи.
А он уже был знаменит. Чего сам долгое время не осознавал, а она тщательно скрывала. Соответственно напор гостей на их дом стремительно увеличивался. Им интересовались журналисты, режиссёры, исследователи, просто читатели и даже приятели прежних лет…
Не секрет, что общение с любящими людьми бывает тягостным. Их отношения для посторонних выглядят нарочитыми, приторными. Здесь же, в квартире на улице Петера Стучки, царила гармония. Они как будто родились с этой прилюдной способностью любить. Но если супруг выражал чувства постоянно и несдержанно, то Вероника всего лишь с удовольствием принимала его обожание. Видимо, у Пикуля от сухости его матери, от утраченных добросердечных отношений в собственной семье потребность любить и быть любимым долгое время оставалась нереализованной.
двойной клик - редактировать изображение
Кроме того, он обладал и органичной (врождённой или воспитанной, не знаю) потребностью жить интересами другого человека — ценным и редким витамином для поддержания любви. Это я увидел ещё раз гораздо позже, после кончины Вероники, в следующем его браке. Опять то же восхищение, та же буквально мелочная забота, но абсолютно искренняя и чуть сентиментальная. И та же подростковая влюблённость в супругу. Я долго не мог к этому привыкнуть в новых его отношениях с новой женой, коробило, временами казалось кощунством, ведь это может относиться только к Веронике! Но я, конечно, неправ. Это была новая искренняя и не отвергающая прежнюю — любовь.
Всегда рядом
И всё-таки сейчас я рассказываю о Веронике.
Жили Вероника и Валентин хоть и замкнуто, но насыщенно, дружно и весело. Спасала общая цель и напряжённая работа.
Валентин Саввич по натуре был человеком открытым и удивительно добродушным, приветливым, расположенным к гостю, собеседнику. И уж если он любил, то — любил. Я это видел по его отношению к Веронике, Антонине Ильиничне, даже к Гришке, безродной дворняге, и через какое-то время ощутил на себе.
Самое поверхностное общение с хозяевами дома убеждало — здесь царят любовь и гармония. И конечно, Вероника получила с ним интересную, насыщенную жизнь и полноту счастья, которую даёт жизнь с обожаемым и любящим человеком.
У неё был муж, который её боготворил и который ею гордился, муж молодой, талантливый, необыкновенный. Подобного на свете не было и быть не могло! Она это хорошо знала.
И всё же не раз и не два я слышал от них в разных интерпретациях и обстоятельствах реплику Веры Пановой, о которой упомянул выше. Причём Валентин Саввич преподносил её с щегольством и удалью мальчишки: вот, дескать, Вероника какая отважная, рисковая, сумасбродная… Пошла вопреки общественному мнению, наперекор судьбе. Не побоялась злословия, не побоялась, что не поймёт её шага сын Андрей, всего на 10 лет младше Валентина. Но при этом никогда не было сказано, даже намёка не возникало, то есть не приходило в голову, а не ошиблась ли она, не прогадала ли? Получалось, что она как взяла на себя этот тяжкий крест, так и несёт. И сейчас у неё те же трудности, что возникали на каждом шагу, когда они только-только поженились и надо было решать, где жить, на какие средства, как отбиться от его друзей-собутыльников.
Конечно, присутствовал и элемент некоей игры, и гордость за себя. У каждого своя. Она — рискнула. Он — не подкачал! Особенно упражнялся Валентин, на все лады расписывая, какой он пропащий… Но оказался — на самом деле — вполне вменяемым и ручным, любящим и домашним. В конце концов, ничего ему и не надо, кроме листа бумаги, заправленного во флотскую (с чугунной основой для устойчивости, чтобы с места не съехала при качке) пишущую машинку, и её, Вероники, которую ему важно слышать где-то по соседству в их крошечной квартирке на улице Петера Стучки… У него есть бумага и перо; и она, любимая, — совсем рядом, на расстоянии протянутой руки, объятия, поцелуя…
Стародавние времена
Каждый день около 21.00 у Валентина Саввича начиналась вахта. Он уходил в кабинет, за письменный стол, и через некоторое время оттуда доносился монотонный стук пишущей машинки. Ну а мы с Вероникой Феликсовной читали, болтали, смотрели ТВ.
По утрам, пока хозяин дома спал, мы с Вероникой долго пили кофе и обсуждали всяческие проблемы. Часто она рассказывала мне про стародавние времена Прибалтики.
Она рассказывала охотно, без утайки о своём происхождении и юности. Отец Вероники — польский аристократ Феликс Павлович Гансовский — происходил из знатного и древнего рода. Но оказался человеком на редкость ветреным и легкомысленным, всё доставшееся ему состояние промотал. Под конец жизни увлёкся молоденькой актрисулькой и певицей, на которую спустил остатки наследства. Он был старше её чуть ли не в три раза. Женился и вскоре умер.
От брака остались двое младенцев — старший брат Север и она, Вероника. Ещё в 20-е годы в Ленинград приезжали из Польши гонцы, которые специально разыскали их. Прерывался старинный род Гансовских, и поляки намеревались вывезти детей на родину отца. Из этой идеи ничего не вышло, мать не отдала детей, но в семье осталось романтичное предание о голубой крови.
В первом браке она была замужем за морским офицером Александром Чугуновым. Жили они в предвоенные годы в Риге. Когда началась Великая Отечественная, Вероника оказалась в числе тех, кто участвовал в Таллинском переходе "на дно морское", по реплике Пикуля. Корабль, на котором она находилась, в числе множества других был потоплен немцами. Она чудом уцелела, выплыла на один из островов Балтийского моря.
Когда начали формировать польские части, о ней тут же вспомнили. Вызвали из госпиталя, где она служила. Поскольку Вероника была молодой, привлекательной и грамотной женщиной, к тому же знающей польский, латышский и немецкий языки, её стали обучать в диверсионной школе. Сначала её готовили для засылки в Персию. Потом она оказалась в отряде, направляемом на одну из лесных баз в Латвии.
После войны она получила комнату в Риге, недолгое время заведовала пищевым предприятием. После очередного убийства красного директора пошла в РК партии и отказалась от работы, ссылаясь на то, что боится за свою жизнь, а у неё на руках малыш.
Позже она отправила сына Андрея на Алтай к родственникам, а в 1949 году перебралась к брату в Ленинград. В 1955 году ей предложили работу на "Ленфильме" администратором.
…Однажды брат Север Гансовский, уже печатающийся прозаик, познакомил её с совсем молодым парнем, который недавно выпустил свой первый роман "Океанский патруль"…
В 1957 году она проводила сына в армию. Постепенно в письмах к нему она всё чаще стала упоминать Валентина: хороший, добрый, меня очень любит… 23 марта 1958 года они, Валентин и Вероника, поженились.
Море
Смелая женщина взяла в охапку молодое дарование и увезла подальше от пересудов, пьяных дрязг, неприветливой мужниной родни и от своей родни тоже.
Правда, предстоял ещё один бой — домашний. Надо было доказать жизнеспособность её брака своей семье, и прежде всего — брату Северу, который не раз и не два пожалел о знакомстве, которое сам и устроил.
Юный гений, которого он когда-то, шутя, представил, стал родственником. В 1958 году, когда они поженились, ему не исполнилось ещё и 30 лет, ей было уже за 40. Получалось, что свою любовь им надо было доказывать буквально всем. Доказывать, что это не блажь, не богемная интрижка, не всплеск стареющей красавицы… Всё было против них. Правда, на их стороне оставалась любовь.
От всего этого можно было спятить или… сбежать. И они уехали подальше от сплетен и людских глаз, уехали в Ригу. Деньги, что были, потратили на переезд. Так что первые два года на новом месте питались исключительно гречневой кашей…
Насколько это был непростой, даже переломный шаг в жизни Валентина Саввича, говорит тот немаловажный факт, что, уехав однажды, он больше никогда в родном городе не бывал. Хотя нежно его любил, мечтал возвратиться. Мы часами говорили о родном нам обоим Питере. Пикуль любил рассказывать, как думал о нём в годы войны на Северном флоте, как возвращался в Ленинград с войны…
двойной клик - редактировать изображение
Отчасти рижское его заточение скрашивали моряки с базы Балтийского флота. Кстати, эта дружба очень помогала Валентину Саввичу выжить. По приказу командующего флотом в его распоряжение выделили порученца в чине капитана 3-го ранга, который каждый день бывал у Пикуля и решал все текущие жизненные вопросы.
Как-то мы с Валентином Саввичем ходили в небольшой морской поход на подводной лодке "Новгородский комсомолец". Я его увидел во флотской обстановке. Пикуль был и оставался всю жизнь человеком, влюблённым в море, в военную профессию, в своё единственное в жизни место службы в составе БЧ-1, которое на военно-морском языке называлось БП-2 БЧ-1.
Опустившись внутрь лодки, он тут же попросил отвести его в отсек с гирокомпасом. А там сразу достал из-за пазухи припасённую на этот случай свою книжку и надписал её растерявшемуся морячку, обслуживавшему мудрёный прибор… Когда-то, в годы войны с фашистами, юнга Валентин Пикуль на эсминце "Грозный" так же нёс у гирокомпаса боевое дежурство.
Вот еще эпизод. Однажды к нему неожиданно, без предупреждения и договорённости, приехал адмирал Н. с Северного флота… Это было ещё в двухкомнатной квартире на улице Петера Стучки.
Итак, утро — звонок в дверь.
Наш герой в своих пижамных штанцах бежит открывать дверь, предполагая увидеть почтальоншу. А там штабной матрос, который привёл к нему нежданного визитёра.
Немая сцена. Стоит навытяжку совершенно обалделый постаревший юнга Пикуль перед смущённым гостем-адмиралом, который не рассчитывал увидеть знаменитого писателя в домашней пижаме. Но тут на поле боя появляется она, Вероника. Неловкость смягчена, а скатерть-самобранка с редким в ту пору французским коньяком помогла сгладить нелепость и комичность момента.
Строгий критик
После каждого романа они "разводились". Почему? Пикуль любил говорить, что процесс разработки материала, узнавания для него гораздо важнее, плодотворнее и интересней, чем писанина.
— Я каждый раз буквально тащу себя за волосы к письменному столу, — признавался прозаик. Писал он быстро, и вот этот первичный материал, пока ещё "протороман", попадал на строгое чтение к Веронике.
Спешу сразу сказать, что она сама непосредственно никоим образом в написании книг не участвовала. Ну, может, по его просьбе сходит в библиотеку, закажет и принесёт нужные книги… Она даже не переписала на машинке ни одной его страницы. Всё это он делал сам. Каждая его рукопись в буквальном смысле авторская.
Но у Вероники Феликсовны был тонкий литературный вкус, привитый постоянным чтением, как классики, так и беллетристики. А ещё у неё было самолюбие. Она страстно желала, чтобы он, её муж, не имел равных среди исторических романистов. И она, не щадя самолюбия, долбила его. Как и любой автор, Пикуль был крайне ранимым. Критику и даже, казалось бы, разумные доводы он почти не принимал. Приведу только два примера. Одну из глав первого тома "Слова и дела" он заканчивает историей про Крякутного. Общеизвестно, что это — историческая мистификация. Я привёз все материалы, подтверждающие это. Он с интересом посмотрел, согласился и… оставил текст без изменений.
Другой случай. В исторической миниатюре об Аввакуме он пишет, как хорошо было бы найти рукописные книги опального протопопа. Я ему привёз издание В.И. Малышева, который нашёл у рижского старовера Ивана Заволоко (которого, кстати, Валентин Саввич знал лично и чрезвычайно ценил) в дополнение к открытым спискам Аввакума ещё один и опубликовал его. Надо было и всего-то в тексте чуть-чуть подправить… Он и в этом случае оставил текст без изменений; и получается, по Пикулю, что ни один автограф Аввакума до сих пор не известен.
Итак, критика Пикуля позволялась только Веронике. Но и ей приходилось несладко. Это были тяжёлые дни для обоих. Шло полномасштабное пикулевское побоище. Пока была здорова, пока силы не оставили её, она выстаивала сражение и добивалась своего, заставляла Валентина перерабатывать рукопись, улучшать текст.
Вот почему такого внимания и уважения заслуживает эта женщина. Она жизнь отдала тому, чтобы помочь Валентину Пикулю состояться как писателю, и преуспела в этом. Она пошла на огромный риск, пожертвовала отношениями с сыном и всем, всем, всем. Выстояла и победила.
"Есть!"
Только сам Валентин Саввич понимал, как ему необходима Вероника; не только как жена, хозяйка, возлюбленная. Ему нужна была узда. И он нуждался в постоянном взаимодействии, диалоге с кем-то рядом… У него был этот самоотверженный друг, который давно стал неделимой частью их мифа, известного всем нам под именем Валентин Пикуль.
Что она такое делала? Не знаю. Но вот что-то умела и делала, что знал и умел ценить только он один; что помогало его трудному плаванию по бурным волнам российской словесности. Нет, она не просто сумела организовать его жизнь…
Однажды я приехал в Ригу, чтобы сделать первое с Валентином Пикулем телевизионное интервью для Ленинградского ТВ.
На правах друга дома еду сразу к ним. Поднимаюсь. Меня встречает совершенно подавленный Валентин Саввич и говорит, что Веронику Феликсовну забрали в больницу. Принялся меня кормить с дороги и тут же говорит:
— Как хорошо, что ты, Юрий, здесь; поддержишь меня в такую тяжёлую минуту. Но только киношников твоих надо назад отправлять, какие тут съёмки. Погорюем с тобой, повспоминаем…
Раздаётся телефонный звонок, он кидается к трубке:
— Что, как? — Понимаю, это звонит Вероника. Напряжение спало. Мне делает жестом знак, что это она. — Да, уже разместил и кормлю. Дать его? Сейчас.
Я здороваюсь, спрашиваю о здоровье. Голос у Вероники Феликсовны вроде бодрый, говорит, что у нее всё хорошо… Спрашивает, все ли приехали из группы и где разместились.
Отвечаю ей:
— Пока не знаю, что будем делать. Валентин Саввич говорит…
Она меня прерывает на полуслове:
— Передайте трубочку Вале.
Отдаю, и что я вижу?! Пикуль меняется на глазах.
— Да! Да! Есть! Понял. Естественно. Буду держать в курсе. Прямо с ходу начинаем. — Он вешает трубку и поворачивается ко мне с совершенно переменившимся, деловым лицом: — Ну, ЮрАлексеич, попил-поел? Так, голубчик, звони и узнавай, где ребята. Надо работать.
Это была поразительная метаморфоза! Я увидел воочию — влияние Вероники было безграничным.
В самом деле — они бесподобно дополняли друг друга, это был чудный дуэт двух неповторимых индивидуальностей. Всё в этой паре, в Валентине и Веронике, было необычно, единственно в своём роде и неподражаемо. Таких людей теперь не сыскать. А чтобы ты, читатель, это богатство двух натур по-настоящему оценил, напрягись немного и представь, как бы всё это тебе рассказал легко, щедро и размашисто сам Валентин Пикуль!
Фото из архива автора
