I
Ангел-то кто? Неужели Хомутов, ни разу не навестивший мать, таскавший в кармане большие для тогдашнего времени деньги, решивший их отдать тому, кому нужнее всего?
Катастрофично, что деньги нужнее всего мающимся похмельем: мол, низина жизни выигрывает.
Но Вампилов выстраивал пьесы по законам высоты: в них звучал катарсис, отливал медью вечности, играл солнцем духа.
…ах, как страдают похмельем двое командировочных! Как известно всё и всем, долго живущим в России, как нудно и непонятно разворачивается дальнейшее.
Но пьеса динамична.
Более того, кажется порой, что иные реплики пылают, призывая… к тотальному постижению жизни и банальности доброты.
Банальности, которая никогда не сотрётся.
Таёжный райцентр, местная чайная, героиня, влюблённая в следователя.
Будничность: та великая будничность, что и определяет жизнь; но такая она повседневность, что за ней необходимо обнаружить нечто высокое, световое, иначе — кранты.
Бездна пустоты затянет, рутина всё съест.
Шаманов не обращает внимания на Валентину, потом внезапно проявляет к ней интерес, обретая новый мир, как пьяница, выходящий из запоя.
Многие сцены вампиловских пьес залиты алкоголем: национальный колорит?
Да нет, большее — острота, с которой души, спрятанные в кожаных мешках, воспринимают реальность, — острота такая, что только с алкоголем и можно жить…
Много налито в стаканы и в "Утиной охоте", до которой не доехать, из которой не выбраться.
Точно…
Точно жизнь — своеобразная охота на собственную сущность, ибо поиска уже мало.
Плох ли Зилов, или слаб?
И то, и другое в нём смешано, да ещё и хорошего, тонкого добавлено, точно каждый человек — смесь в алхимическом сосуде судьбы, и ничего уж с этим не поделаешь…
Но кто определяет пропорции в сосуде?
А. Вампилов унёс тайну эту в глубину вод, а ведь кажется — знал ответ…
II
Черновое название пьесы "Старший сын" — "Мир в доме Сарафанова" — изменилось из-за обстоятельств, в которые попадали герои, ведомые автором, или?..
Сложно сказать, если речь о незаурядных произведениях литературы, кто является ведущим, а кто ведомым; но очевидно, что в не меньшей степени, чем Вампилов живописал своих персонажей, они влияли и на него, заставляя меняться незримым образом, о чём мы уже вряд ли узнаем.
Вечер весны холоден, что неприятно уже само по себе, — от этого периода времени ждёшь другого; познакомившиеся в кафе Бусыгин и Сильва провожают домой подруг, рассчитывая на продолжение отношений, однако, точно подтверждая не-уют весеннего вечера, судьба распоряжается инако.
Всё обыденно: люди, обстоятельства, железнодорожная платформа.
Всё подчёркнуто заурядно.
Но вдруг выламывается из этой повседневности вектор, уводящий к выявлению душ героев — через напряжение чувств, обман, становящийся отчасти роковым…
Уж очень хочется простоватому, доброму Сарафанову поверить в наличие у него старшего сына; это же радость радостей!
Об этом поэмы писать!
А ведь дом Сарафанова разваливался, ведь мир, который был вынесен в черновое название пьесы, был так хрупок…
И вот… в общем-то проходимец Бусыгин становится чуть ли не опорой и надеждой!
Тут сама идея "старшего сына" спасительна, тут нельзя медлить, только верить. Реплики, характеризующие персонажей точно и ёмко, будто и анализируют их.
Пожилой музыкант, блаженный неудачник вмещает лучшие человеческие чувства, дыша чуть ли не детской чистотой, а её так не хватает миру — никакому, как бы ни устраивали социум…
Не сын становится сыном.
Нечто выравнивается.
Конфликты ослабевают.
Больно изломистыми тропами, часто с заострёнными краями, выводил А. Вампилов к катарсису: ведь без оного пьеса — просто набор фраз, хоть и связанных сюжетом…
Но к свету выводил всегда.
III
Шутка шутке рознь, и мальчик, появившийся в квартире Зилова с похоронным венком, на лентах которого значатся его имя и фамилия, не в курсе ритмов розыгрыша.
Сны во многом определяют реальность, причудливо искажая, не то дополняя её (не даром "Бег" Булгакова вместо действий оперирует именно снами), и Зилов, воображая себя умершим, подчинён сновидческой стихии больше, чем реальности.
Небрежность, скука, уверенность в своих силах причудливо мешаются в Зилове, организуя орнамент его личности; решая вместо статьи сдать проект реконструкции завода, пылящийся второй год, Зилов одновременно получает письмо от отца, в котором тот сообщает о скорой своей смерти, но Зилов отмахивается: мол, пишет не первый раз.
И впереди утиная охота…
Она всегда впереди. У всех, ибо все чего-то ожидают, ибо человек не может, не умеет не гнать время, ибо, оказавшись в пункте ожидания, получает новую порцию разочарований.
В общем, "Утиная охота" Вампилова достаточно безнадёжна, чтобы позволить светиться розовым шарам оптимизма.
Конечно, принесут телеграмму: отец умер.
Конечно, будут сборы и суеты, не венчающиеся ничем — ведь впереди утиная охота.
Она впереди у всех: мужественная игра или щемящее приключение, нечто, бушующее радостью или искривляющее состав дней.
Когда друзья, позванные Зиловым, приходят в кафе "Незабудка" (название вполне символично: большую часть своей жизни не следует забывать, хотя хочется), Зилов уже пьян.
Он начинает бушевать, разоблачая гостей, цепляясь к ним.
Он нехорош. Не приятен.
Вместе — он не положительный и не отрицательный: он своеобразный… разорванный персонаж: веско подходящий к нашему времени, когда пятидесятилетние и старше люди, прожив изрядный кусок жизни в СССР, оказывались в каком-то фантасмагорическом, непонятном мире.
Но Зилов целиком из советского времени. Звучат реплики, хлещут, играют, сталкиваются. Впереди — утиная охота…
IV
Будет исполнено грустно "Прощание в июне": следует из названия, пусть июнь, пусть лето, которое кажется бесконечным…
Она добрая, пьеса Вампилова "Прощание в июне", она трогательная, несколько наивная: но как хороша эта детская наивность, отчасти — растерянность перед миром.
Прощаться, однако, не легко — настолько же, насколько сложен выбор: особенно тот, что должен оказаться правильным.
В драматургии Вампилова много поэзии — она мерцает зыбкими серебристыми отливами в недрах реплик, вырываясь в действительность, выплёскиваясь, обжигая порой.
Грустно.
Грустная поэзия: густая, как скорбь.
В пьесах Вампилова жалко всех, или почти всех; он высоко пронёс факел сострадания, обязательный, коли речь о большом литературном даре для русского пантеона.
Выбор, нравственная дилемма — всегда чётко, водяными знаками проступают в сочинениях драматурга; но преподносится сие без дидактики, через образный строй повествования, через суммы реплик, конечно.
Колесов и Таня, Букин и Маша — столь разные пары, но, как у всех влюблённых, у них есть и нечто общее: тонкий горизонт сходства, прочерченный остро, однако может поранить.
Счастливого финала не будет — он будет открытым в жизнь, истолковывайте, как хотите, не забывая о мире других, не забывая, что вселенная — единый организм…
Мы слабо чувствуем это, не имея возможности убедиться научно в правильности утверждения. Тем более — через мир наших чувств.
Зилов будет, как живой труп; но всё равно — через оптику и акустику Вампилова, через грани его экрана, направленного на мир, идёт свет, приглушённый порою, но отчётливый, ясный.
Какое светлое послевкусие остаётся от "Старшего сына" — дерзкая хохма: мол, переночуем, а там… оборачивается драмой, многослойной и многоступенчатой, с различными ответвлениями; однако всё равно — к финалу собирается световая сумма, побеждающая невзгоды.
Жизнь — слишком щедрый дар, она оправдывает собою все несчастья — с лихвой.
А вот "Дом окнами в поле" — чудная сельская зарисовка, в нежно-акварельных тонах исполненная.
Сельский учитель возвращается в город, отработав несколько лет в тихой школе, и то, как прощается с односельчанами, овеяно грустью и кажется высоким: человечно-простым, хлебно-добрым.
Пение под гармонику или просто игра на ней.
Персонажи, очерченные чётко, и снова — финал, открытый в жизнь, в ощущения каждого. Не самая известная, но такая характерная для Вампилова пьеса.
У него очень характерный стиль, почерк построения образа. У него очень значительное, лучащее наследие — у драматурга и человекознатца Александра Вампилова.
V
Он победил в борьбе с волокнами волн; он выжил, чтобы создавать пьесы, — с характерами ещё более глубокими и ситуациями, какие ещё сильнее просвечивают характеры суммами характеристик…
Зилов — но осветлённый: Зилов, несущий в себе черты и чеховских героев, и достоевских, становится страдальцем, выходит на новые рубежи осознания яви…
Или нет: Вампилов пишет пьесу, где не нужны страдания, ибо все чисты и без этого, настолько, что суммы сияний исходят от персонажей.
Нет, он утонул. Так было, и отрицать факт столь же бесплодно, сколь нелепо отдаваться игре фантазий.
Есть ли победившие в "Старшем сыне"? Есть необыкновенная грусть человеческих взаимоотношений, словно призыв звучит: надо быть добрее друг к другу.
Призыв звучит, тонкая мелодия шутки двух балбесов оборачивается просвеченными разным характерами; и Леонов — легендарный Евгений Леонов — снова выходит с подушкой, обретя старшего сына.
Растянется история с метранпажем: шаровая ли шутка? Или виртуозно выписанный водевиль? Всё совершенно по-своему у Вампилова, но нечто чеховское мерцает всё же таинственными разводами характеристик человека.
От Островского или Булгакова-драматурга ничего не найти.
"Прошлым летом в Чулимске", таёжный райцентр, узел любовных отношений.
Натянутые нити вибрируют, окатывая определёнными волнами зрителей. Туго даётся жизнь. Она туго даётся всем персонажам Вампилова: страдающим и радующимся, грустящим и теряющим себя…
И гроздь их, персонажей, сделана столь значительно, что мелодии нежности продолжают звучать, вливаясь в сердца зрителей новых поколений.
