Есть люди, которые не меняются, и мой литературный наставник Н.М. Трегубов один из них. Встречи с ним всегда наполнены радостью. Ему идёт восемьдесят второй год, а мужчина-поэт-редактор улыбается и до сих пор оказывает поддержку юным дарованиям. Болит спина, и отказывают ноги, но Николай Михайлович по-прежнему уповает на свою силу, дарованную ему словно космосом. Он так и утверждает, что его сила – это дар космоса. В Бога, он, к сожалению, верит мало, потому что является ярым сторонником коммунизма и советского режима власти. Я навещаю его нечасто, потому что работаю и нагрузка учителя у меня большая, однако каждая наша встреча подобна празднику: мы обнимаемся как родные и смеёмся, покуда не появляются слёзы.
Николай Михайлович Трегубов – мой первый литературный редактор, написавший вступительную статью к моей повести о любви ниндзя «Красный лотос» и отредактировал мои путевые заметки о США «По ту сторону неба». Отдам ему должное за то, что он – первый человек после моей мамы, конечно, разглядевший во мне Божью искру творчества.
– Трудись, Витя, трудись, ни на кого не обращай внимания! – настаивает Николай Трегубов в литературном объединении, читая рукописи моих статей и рассказов, которые вскоре начали выходить на страницах известного столичного глянца «Наша молодёжь».
Комната Николая Трегубова представляет завал или почти свалку из книг, журналов, газет и рукописей. Каждому автору, молодому и не очень, он стремится помочь, выправив текст прозаического или поэтического произведения. Удаляя авторскую глухоту или повторы слов, он доводит текстовую работу до ума, устраняя огрехи любого толка, то есть приводит язык и порядок слов в норму, как проще объясняются журналисты.
Между шаткими рядами макулатуры ведёт у Трегубова единственная дорожка к столу с ноутбуком, и по той проходишь с трудом, переступая подарки от разных состоявшихся писателей – членов обеих писательских организаций. Дарят в основном книги, но и портсигары присылают, серебристые фляжки и прочие безделушки. Почти все подарки Николай Михайлович передаривает коллегам по литературному цеху. Как появится старый писатель в литературном объединении (в бывшем кинотеатре), в помещении музея им. Ф.М. Достоевского или в Доме журналиста, так обязательно выложит на стол присланное (подаренное) на неделе. Сигары, печенье, конфеты, брелки, мини-альбомы с открытками и другое. Разбираются подарки махом, не успеваешь и сообразить. Руки тянут, будто из воздуха.
– Кто взял шоколадного мишку… баварского? – выясняю я недовольно тогда. – Я его хотел приберечь для сынишки!
– Прости, Вить, я!.. – виновато объявляет Вениамин Вениаминович Каплун – член СРП. Он, было дело, незаметно схватил фигурку, но затем передал мне, осклабившись добродушно.
двойной клик - редактировать изображение
Недолюбливает Николай Михайлович Трегубов представителей братского союза писателей – членов СРП.
– Пожаловаться вам хочу, Николай Михайлович! – я буквально требую аудиенции.
– Валяй, – грызёт он огромное, красное яблоко, твёрдое, словно камень. Он полусидит на раскладушке, напротив табуретки, где на книгах лежат упаковки лекарства.
– Я развожусь, похоже, и переживаю по этому поводу! Вот-вот нас разведут, Николай Михайлович, несколько дней осталось. В упор меня не видит уже третий месяц. Я сбежал от неё к родственникам – через подъезд. Исхудала она, только волосы перекрашивает несколько раз на месяце. Но я её люблю!
– Это ты промазал брат, взяв украинку! – втолковывает мне мудрый старик-джедай. – Открывается у неё червоточина, значит. Гложет себя и других заставляет страдать! Когда пройдёт – неизвестно, но ясно, что выхода два. Первый – возврат в семью, второй – переезд на новое местожительство. Освободится квартира… Познакомилась, может, с кем? Влюблена в другого колхозника? Не в писателя, не в журналиста, а в простого и рукастого трудягу-бродягу? Затылок твой надоел?
– Нет, Николай Михайлович, сказала бы, она у меня человек конкретный, – объясняю сбивчиво. – Даже матери не призналась. Наберусь терпения, а там видно будет, к лету. Поедет с нами в Крым или в Яровое?! Детей жаль, поверьте. Дети должны быть при родителях, это знакомый настоятель храма сказал.
– Понимаю, Вить, – кивает он с видом знатока. – Ситуация для меня не нова. Я пока не знаю рецепта от этого недуга, но обещаю подумать. Живи, как живёшь, дыши полной грудью, не замыкайся в себе. Пиши, как тебе советует Пётр Алёшкин – издатель великолепной «Нашей молодёжи»! Я не думаю, что нужно плакать или рвать на себе волосы. У меня вот вторая жена недавно померла. Семь лет назад. Матюкалась на меня постоянно! Мне-то как, представляешь, должно быть хреновасто? Я хотел регистрироваться на сайте знакомств, но потом передумал. Суета отнимет у меня силы, не смогу помогать кадрам! А кто журнал «Преодоление» выпустит – 24-ый номер? Там и твои работы опубликованы будут… рассказ «Трактор», «А он остался там»!
Я – не пью, не курю, налево не хожу. И тут на тебе – развод. Ну да, жили не совсем правильно, немного воевали, ругались, бегали по лестнице нашей пятиэтажки вверх да вниз. Шумели, пугая воздух и бедных соседей. Но ведь слишком просто – разбежаться. А труднее намного – сохранить тёплый запал семейных отношений. Она говорит, что сама даст детям, что им потребуется, хотя пока без помощи моей родни не обходится. Я обещаю платить алименты исправно, только начал платить. Живём-то через подъезд, представляете, какая досада выпала на мою долюшку омского писателя, учителя иностранного языка и журналиста?
двойной клик - редактировать изображение
– Ты просил батюшку помолиться? – внезапно спрашивает Николай Михайлович на всякий случай, ухмыляясь. Я точно знаю, что Трегубов атеист. – Кстати, классное у тебя вышло интервью с Митрополитом Омским и Таврическим Владимиром. Неужели стал этот молодчик твоим новым редактором? Признавайся, Вить. Да, стал, вижу по глазам. Читал тебя в газете «Омские епархиальные ведомости». Ты стал православным писателем?!
Он медленно и тяжело встаёт с постели – как будто благословить меня. Но сам двигается по направлению в коридор, кряхтит чуть-чуть, а там шагает на кухню. Ставит кипяток и потом заваривает мне едва ли не литровую кружку чая, сладкого до безумия. Сколько старина «заряжает» ложек сахара для меня – одному Богу известно. Я пью-отхлёбываю с удовольствием, блаженно жмурюсь. Чай травяной, оказывается. Наставник наблюдает за мной, улыбается по-отцовски ласково. Проделывая какой-то малопонятный жест рукой над моей головой, он, как мастер-ниндзя, готов отправить меня в трудный путь – исполнить предназначение!
Удивительное дело: когда бы я ни посетил старого редактора – через два месяца, через полгода или позже, он будто расстался со мной минут на пять. Ничего в нём не поменялось. Ни пристальный и строгий взгляд, ни крепкая хватка при рукопожатии, ни здоровая тяга к критике. Он – улыбчивый и разговорчивый рыцарь по каким-то необъяснимым причинам вдруг заключённый в бренное и болезненное тело. Он готов поделиться сокровенным, рассказать о проблемах других и наставить.
По городу руководитель литературного объединения Трегубов передвигается с помощью члена его литкружка – Валерия Даркаева, неплохого прозаика. Привезёт Валера «Николу» Трегубову в здание бывшего кинотеатра «Спутник» и рад, что выполнил миссию. А разобьёт злодей-Трегубов его прозу в пух и прах, выругает мощно, так и заливается Валера крокодильими слезами, оставаясь наедине с правками и рекомендациями, выделенными на рукописях красной пастой.
– Не могу, Вить, хочу убить этого старого солдата! – жалуется Валера мне. Ему сорок пять лет, он пишет много. – Я его вожу, мы с ним выпиваем, встречаемся с богемными людьми, а он меня не жалует!
Пользуясь возможностью, мне хотелось бы преклонить колено или голову, выразить «пламенное спасибо» тем, кто помогает не только старым писателям и редакторам в меру своего времени и сил, а вообще способен на бескорыстную доброту-помощь в нашем мире скорости и стремления неизвестно куда.
