В догонку написанному прежде, спешу оговориться, что отсутствие связи сказывалось только на ютубе. Здесь, на северо-западных границах нашей бескрайней державы, в урочище на берегу лесного озера, сигнал не очень хорош. Но Господь Всемогущий компенсирует это неудобство ошеломительными пейзажами, бездонной тишиной и упоительным одиночеством. Чаще чем людей я вижу белого лебедя, величественно скользящего по глади уже помянутого озера или дремлющего в камышовой заводи, неподалёку от дома. Уровень проблем - это поездка на велосипедах с супругой в соседний городок за ниткопродевателем. Она вышивает бисером икону. Максимум конспирологии - обсуждение отсутствия на обочине местных дорог лопуха и подорожника.
Покой и воля в её геополитическом смысле.
На фоне жутковатых приключений на прифронтовых территориях подобная жизнь может служить эталоном благополучия. Хотя, конечно, вечно это продолжаться не может. Владычица сердца моего, за вечерним чаепитием на веранде, призналась, что чувствует себя неуютно от понимания того, что пока мы тут природой наслаждаемся, где-то умирает русский парень. Стыдно - говорит.
Я стараюсь её отвлечь, но и сам понимаю, что не видать мне настоящей радости, пока мы не победим.
И я уверен, что так почти все думают.
Вот в чём пока наша главная радость. В единомыслии. В медленном обретении бытийной солидарности. Понимании принадлежности к великой нации, образованной историей не только по факту крови, но больше по соучастию в бесконечной битве за выживание. Тот, что философы-историки называют «психологией осаждённой крепости».
И да - ничто так не сближает, как общие потери. Только жертвой вера укрепляется.
Однако это не повод ходить с кислой мордой. Мой покойный папа - военный хирург с пятидесятилетним стажем, говорил: на первую боль скажи - «смешно», запутай голову, это так тоже работает.
