«Но вижу я фигуру,
Летящую вперёд:
Художник Пивоваров
На фантике плывёт!»
Юнна Мориц «Жила-была конфета»
Интеллектуальная площадка «Гараж» - излюбленное место московских снобов. Нынче это модно — посетить выставку в «Гараже» и написать об этом в своём блоге. Однако сюда приходят не только за тем чтобы фотографироваться – точнее, «делать look» для Инстаграма на фоне экспонатов и посетителей. Здесьмногодостопримечательных точек и пунктиков. Творческое пространство «Гаража» способно вмещать несовместимое, создавая особую атмосферу уединённости даже в момент наплыва посетителей. Итак, не пойти ли нам на выставку...в Гараж, где нет никаких авто? Мы живём в забавную эру, когда объект, смысл и название могут не совпадать, приводя в лёгкий шок и вызывая катарсис (в терминологии Льва Выготского). В славные советские времена подобные эксперименты не приветствовались: царила незыблемая нормативность и, я бы сказала, нормальность. Чёткая понятность и — рассудочность. Любое отклонение от курса казалось чуждым и в лучшем случае — надуманным. В этом, разумеется, была своя правда — искусство, согласно знаменитому лозунгу, принадлежало народу, а не горстке интеллектуалов, тогда как многие течения – включая, например, концептуализм – оказывалисьза пределами восприятия: слишком витиевато. Или — слишком страшно. А зачем тогда это нужно? Искусство должно звать, направлять и воспитывать. Наименование обязано сообщать о сути предмета, а не дезинформировать: гараж — машинам, искусство — массам, всё лучшее — детям. И к этому мы ещё вернёмся!
В «Гараже» сейчас проходит выставка знаменитого концептуалиста Виктора Пивоварова «След улитки». Улитка — при домике, она символизирует скрытность и потребность в личном — пусть даже тесноватом — пространстве. Уход от агрессивной толпы и досужих критиков. Улитка — образ долготерпения, устойчивости, неуклонности. В 1960-1970-х, в эпоху интеллигентности и увлечения экзотикой, были популярны японские хокку: «Тихо, тихо ползи, / Улитка, по склону Фудзи / Вверх, до самых высот!». Неслучайно братья Стругацкие назвали самое своё оригинальное (или чудное?) произведение именно «Улитка на склоне». Завёрнуто и местами – чарующе, но непонятно — к чему. Улитка одновременно прекрасна и отвратительна...как наши тайные мысли. Но вернёмся к теме выставки. Сын художника Павел Пепперштейн констатирует: «Пивоваров всю свою жизнь рисует комнату души. <…> Все возможные здания, все возможные ландшафты скрываются внутри комнаты — всё внешнее становится фрагментом внутреннего пространства». Самодостаточное одиночество улитки на склоне Фудзи.
Для начала – биографическая справка. Москвич Виктор Пивоваров родился в 1937 году. Окончил Московское художественно-промышленное училище им. М.И. Калинина (1957) и Московский полиграфический институт (1962). С 1982 года живёт и работает в Праге. За всеми этими датами прослеживается интересный типаж: поколение восторженных шестидесятников, ставших в следующем десятилетии утончёнными интровертами и созерцателями. Многие из них вовсе не пытались бороться с «режимом»: тогдашняя система допускала бытие в параллельном пространстве. Утром ты создаёшь иллюстрации к детским книжкам или оформляешь киноафиши размашистой надписью «Фантомас разбушевался», а для себя и друзей пишешь в порицаемом буржуазном стиле. Неслучайно в путеводителе по выставке приведены строчки Франсуа Вийона: «Я всеми принят, изгнан отовсюду...».Пивоваров рисовал сказочные королевства, и потому он считается, пожалуй, самым изысканным «соавтором» Ганса Христиана Андерсена. Те мастера жили этакой двойной жизнью — слыли общепризнанно-любимыми сказочниками, творцами фей, Золушек и Снежных Королев, но вместе с тем считались нежелательными в качестве «настоящих» художников. Таковы были Эрик Булатов, Олег Васильев, Илья Кабаков и — Виктор Пивоваров. Не вписавшиеся в соцреализм нонконформисты созидали волшебный мир для советского ребёнка. Книжки с их рисунками вызывают...ностальгию по СССР, по великой и доброй стране, где оказались возможны такие Оле-Лукойе. В общем, у каждого явления — много правд, нюансов и не стыкующихся друг с другом «но». Экспозиция в «Гараже» знакомит зрителя с Пивоваровым-концептуалистом. Некоторые работы — шокируют. Другие — удивляют. Третьи — заставляют задумываться. Вспоминая его иллюстрации к «Чёрной курице», поражаешься: неужели это рисовал один и тот же человек, ибо один мой знакомый называет Пивоварова...«Мамлеевым от живописи». Хотя вот тут есть соль и правда.
Главный мотив – драма вселенского одиночества, причём не вполне ясно — тяготится ли автор этим чувством или же лелеет его? «Серость проникала через окна в комнаты-клетушки, погружая их в сошедшее с ровных небес скудное одиночество», - это уже Юрий Мамлеев. Теперь посмотрите серию «Проекты для одинокого человека»: мир на сером фоне — венский стул, окно, яблоко («для красоты или для другого одинокого человека»), расписание дня, варианты неба, формы снов и, наконец, краткая автобиография с большим количеством душевных терзаний, унылости и вывихов судьбы. Картинки перемежаются с текстом, сочинённым в нарочито отстранённой (действительно, как у Мамлеева) манере. «Проекты...» возникли в середине 1970-х, когда атомизация общества сделалась не то злободневной проблемой, не то — модной темой в искусстве. По сути, об этом повествовали все кинофильмы эпохи Застоя — от рязановскихнесмешных, а точнее – оченьгрустных комедий, до утомляющих производственно-любовных сюжетов с пустыми названиями. «По Садовым Лебяжьим и Трубным, каждый, вроде, отдельным путём, мы, не узнанные друг другом, задевая друг друга, идём…», - пели герои «Служебного романа». Им вторила печальная блондинка из «Иронии судьбы»: «О, одиночество, как твой характер крут! Посверкивая циркулем железным, как холодно ты замыкаешь круг, не внемля увереньям бесполезным».В прессе писалось, что современный хомо-сапиенс — песчинка в космосе, один на один со своими заморочками, и вообще, нашитиповые квартиры в домах-сотах — социальная деградация. Пивоваров задал себе вопрос «Где я?» и придумал серию комиксовых рисунков: путь человека, живущего на окраине Москвы. Он — в толпе, но он — один. Хорошо это или плохо? Это — данность. И снова Юрий Мамлеев: «Вопросительная пустота окружала его душу; пустота, о которой он не думал, но которую чувствовал; а для пустоты самым подходящим словом было "ничего"».
Пивоваровские сюжеты — будь то сказочные приключения или же замысловатые концепции — воздействуют на подсознание. Сны-мемуары, осколки символов — их-то художник и решил собрать воедино. Любой мастер, как, впрочем, и каждый человек — родом из детства. «Детское видение — это когда Я и ОНО, то есть субъект и объект, не отделены друг от друга, когда они есть единое целое. Это тот Рай, который мы потом теряем», - говорит сам Пивоваров, объясняя и раскрывая причины своего творчества. «Говорит Москва» - картина-воспоминание. Перед нами — полутёмное помещение, раскрытая книга и — чай в старом-добром подстаканнике. За окном догорает оранжево-солнечный день, а лампа на столе — ещё более интенсивна; она — нестерпимо ярка на фоне синевы комнаты. Предумышленно длинная подпись на холсте: «Говорит Москва. Московское время 19 час. 30 минут. Начинаем передачу «Театр у микрофона». Художник слышит эти слова, и я тоже их слышу. Ровные, лишённые интонаций голоса дикторов советского вещания. В этой холодной стилистике речи был аристократизм имперского политеса, который пронизывал все области и отрасли. Театр — в массы. Просвещение — в каждый дом. Неумолимо, строго и планомерно. Только самое ценное из кладовых цивилизации. Фоном звучали адажио, скерцо, каватины и, разумеется, постановки — Лопе де Вега, Эжен Скриб, Александр Островский, Виктор Розов... Радио воспитывало и перенастраивало. Картина «Говорит Москва» писана уже в 1992 году, в эпоху, когда разброд и бессмыслица заполонили наше медиа-пространство, а голоса ведущих сделались визгливо-склочными, как на базаре. Перед нами комната-ностальгия. Тот самый потерянный Рай.
Выставочное пространство организовано таким образом, что гости движутся не просто от картины к картине и от цикла к циклу, но как будто плывут по волнам коллективной памяти. Концептуализм тем хорош и — тем страшен: любая история имеет много смыслов. «Я так вижу!» - утверждает художник. «А я вот этак вижу!» - отвечает зритель. Здесь возможен своеобразный диалог и даже спор. Моё детство пришлось как раз на 1970-е годы — с их интеллигентностью, осенней грустью, постулируемым одиночеством и пластинкой Давида Тухманова «По волне моей памяти», которую — о, совпадение! – тоже именуют «концептуальной». Те песни — виньеточные, светские – припоминаются сами собой, когда сморишь работы Пивоварова. Почему так? Возможно, общность времени. А быть может, мои личные игры разума. Цикл «Семь разговоров» подразумевает беседу, хотя в первый момент очень сложно догадаться, что нам транслируют картины «Ручей», «Ожидание» или, допустим, «Чёрное яблоко». Мы снова видим какие-то комнаты, миры, людей и фантазийные сооружения, вроде «Белой птицы», которая, скорее, напоминает НЛО. Тут поможет путеводитель, выдаваемый вместе с входным билетом. Выясняется: «Ручей» отсылает к стихам Вийона, а «Выбор» (чёрный и белый шарик на невыразительном фоне) — это не проблема добра и зла, но дилемма «да» и «нет». Громадное чёрное яблоко и — маленький человек? Полагаю, это образ запретного плода, ибо часто он оказывается именно чёрным. Кстати, у Пивоварова — колоссальная, какая-то сверхчеловеческая колористика. Если вам покажется непонятным «Воздух неба», то вы всё равно оцените райские оттенки голубого, бледно-серого и ещё того изумительного цвета, что звался в старину grisdeperle...
Как и всякое проявление постмодерна, концептуализм основан на ассоциациях, аллюзиях, цитатах. В экспозицию включены циклы, посвящённые платоновскому понятию «эйдос», а также базовым человеческим смыслам — страху и...саду. Если со страхом всё более или менее ясно (пусть им занимаются психологи), то сад — это интереснейшее культурологическое понятие, связывающее все цивилизации и религии в единое целое. Тема сада стара, как мир. Сначала был Райский сад, а в нём – то самое яблоко. И – закономерное изгнание из Рая. Потом – Гефсиманский сад. Вся древняя мифология наполнена описаниями и упоминаниями садов, а в русских народных сказках Иван-Царевич (или Иван –Крестьянский сын, если угодно) получает задание добыть яблоко из заповедного места. Сад строго охраняется – его стерегут «как зеницу ока», и всегда вторжение героя в тайные пределы влечёт за собой либо славу, либо гибель, а то и глобальные перемены. По-английски сад – ‘garden’, тогда как глагол ‘toguard’ означает «оберегать, защищать». По-французски охранять – ‘garder’. Это сходно по звучанию и по значению с русским «городить, огораживать». Это – сакральное. «Вишневый сад» - русский реквием. Прощание. Плач аристократки. Но это – зримый образ грядущего мира: «Вся Россия – наш сад». А вот с точки зрения циничного, но щедрого коммерсанта Лопахина, вишневый рай – всего лишь территория, которую следует разумнее, эффективнее использовать... Пивоваровские сады — продолжение беседы. В теме «Ночной сад» (2013) он выдумывает фантастические растения со спиралевидными цветами и какими-то инопланетными бутонами. Андерсеновская Герда тоже попадает в дивный сад, где царит вечное лето — и безграничный покой. Парадиз, охраняемый сладкоречивой колдуньей: «Пойдём в мой волшебный сад, мои цветы помогут тебе обрести силы». И снова мы наблюдаем эффект потерянного Эдема и мифической реальности. Пивоваров — о чём бы ни писал, что бы ни делал — всё равно создаёт сказку: добрую, забавную, страшную, нелепую, грустную... Сказочник — это судьба... Внимание! В ГМИИ имени Пушкина сейчас проходит другая выставка Пивоварова - «Потерянные ключи». Но это уже совсем другие истории, точнее, другие сказки.
