Сегодняшний вечер Ольга намеревалась провести в арт-клубе "А-18", который содержался на деньги олигарха Феликса Гулковского. В клубе выступали знаменитости, проходили дискуссии, творческие встречи, которые потом попадали на страницы газет, на телеэкраны. Олигарх поддерживал свободный обмен мнениями, полагая, что это станет препятствием для введения цезуры, признаки которой начинали ощутимо сказываться.
Клуб помещался у Патриарших прудов. У входа то и дело останавливались дорогие машины, и из них на снег, под блеск фонарей, выходили известные художники, журналисты, издатели, звёзды политической и художественной элиты Москвы. Ольга поставила свой серебристый "Пежо" на стоянке и оказалась в переполненном помещении. Повсюду были расставлены столики, к ним подносили кофе, вино, лёгкие закуски. Сияла огнями пока ещё пустая сцена. Люди обнимались, гомонили, иные слишком громко, желая обратить на себя внимание хохотом или шумными объятиями.
На сцене в полыхнувшем свете появился известный телеведущий, кумир молодёжных программ, Джон Лодейников, в малиновом пиджаке, в рубахе с кружевным жабо. Его глаза ликовали, сверкали небывалым счастьем, словно публика в зале, разносимые закуски и вина, и он сам, обожаемый, непревзойдённый в своей лёгкой иронии, доставляли ему неописуемое наслаждение.
— Дорогие гости, завсегдатаи нашего любимого клуба "А-18", сегодня я представляю наше духовное светило, Чаадаева наших дней. В своём одиноком стоянии он противодействует царящему в России угару патриотизма. Его недавняя книга "Триумф нигилиста" по своей дерзкой откровенности сопоставима с "Цветами зла" Бодлера. Он не боится казаться чудовищем, потому что сегодня Чудовище становится "героем нашего времени". Итак, встречайте короля афоризмов, рыцаря свободных суждений, революционера русской национальной идеи Макса Миловидова!
Джон сделал шаг в сторону, освобождая место для героя. На освободившееся место ступил Макс Миловидов. Он был худ и высок, в узких розовых панталонах, плотно облегавших бугор в паху. На зелёном камзоле блестели крупные золотые пуговицы. Бирюзовый шарф не скрывал сухой коричневой шеи. Его руки были усыпаны перстнями, на которых виднелись черепа и клубились змеи. Продолговатое, с тяжёлым подбородком лицо было обтянуто коричневой кожей, напоминавшей старый пергамент. Угрюмо смотрели чёрные, обведённые синевой глаза. Пугающе краснели губы, словно их нарисовали помадой.
Когда-то Макс Миловидов вёл искромётную программу на телевидении. Молодой и отважный, словно сказочный герой, он сражался с либеральными полчищами, добивавшими несчастную страну. Воспевал несравненную "красную эру", златоглавую Романовскую империю, давал слово русским националистам и гонимым русским писателям, воспевал алтари, вёл беседы с иерархами церкви. Вся поверженная страна приникала к телевизору, когда на экране появлялся насмешливый и бесстрашный красавец Макс Миловидов, его камуфляж, его телекамера, с которой он работал то в Приднестровье, то в Абхазии, то в Чечне.
Потом он внезапно исчез. Годы о нём ничего не знали. Говорили, что умер, погубленный чёрными колдунами. О нём почти забыли. И вдруг он вновь появился, словно встал из могилы. Разительна была его перемена. С жестокостью мясника он кромсал и рубил всё, чему поклонялся. Слыша его, рыдали ветераны, на глазах у которых он топтал боевые награды. Ужасались священники, видя, как большим кухонным ножом он колет иконы. Приходили в оторопь респектабельные политики, когда он спиливал кремлёвские звёзды. Говорили, что он связался с кладбищенскими чародеями, годы провёл в катакомбах, поступив в услужение к царю Подземного мира, и вернулся, чтобы утвердить здесь престол своего подземного покровителя. Он пользовался крепкими духами, чтобы не слышен был исходящий от него запах могильной земли.
— Дорогой Макс, как вы относитесь к "имперскому проекту", который вынашивает Кремль? — ведущий Джон Лодейников вопрошал с ликующими глазами, предвкушая блистательный ответ.
Макс Миловидов извлёк из зелёного камзола курительную трубку. Долго разминал табак. Прикуривал от серебряной зажигалки. Глухим подземным голосом произнёс:
— Русская империя — это пустота с непроезжими дорогами. Чем обширнее становилась империя, тем непролазнее становились дороги. Российскую империю невозможно завоевать, как невозможно завоевать пустоту. Эйнштейн создал свою "теорию относительности", размышляя о России. Русское пространство переходит в русское безвременье, а русское время — в русскую пустоту.
Ему аплодировали, посылали воздушные поцелуи, поднимали в его честь рюмки. Обрюзгший, с крашеными волосами режиссер целовал в уста красавчика-блогера, и оба кричали "Браво"! Ольге казался странным энтузиазм зала. Макс Миловидов был артистичен, стремился эпатировать, ему это удавалось, но не настолько, чтобы устраивать овации.
— Скажите, Макс, а как вы относитесь к утверждению наших доморощенных патриотов, что русский народ есть народ-богоносец? Что у него неповторимый путь? Священная миссия? — Джон Лодейников посмеивался, заданные вопросы казались ему забавными. Он ждал от Макса Миловидова едких опровержений.
Макс Миловидов посасывал трубку. Делая сладкие затяжки, пускал в зал колечки дыма. И когда их число достигло пяти, произнёс:
— Русского народа не существует. То, что зовётся русским народом, есть заблудшие племена, которые в своих скитаниях попали в великую пустоту и там заснули. Русская история — это дурной сон, в котором бродят лунные тени безымянных кочевников, синеглазые мертвецы и окровавленные эмбрионы. Европа время от времени старается прервать этот сон. Но огромный утопленник, усеянный волжскими раками, поднимается из мутного омута, и Европа долго счищает с себя зловонную тину. Кстати, Гитлер вторгся в Россию, чтобы улучшить преподавание немецкого в русских школах. Вы знаете, чем это кончилось.
Зал рукоплескал. Известный политический активист Фёдор Кальян, уже изрядно пьяный, колотил кулаками о стол. "Браво, Макс! Окровавленный эмбрион, из которого не вырос народ"!
Ольгу больно ранила последняя фраза о Гитлере. Словно где-то далеко за пределами нарядного зала, в зимних полях, дрогнули все могилы, все безвестные кости, а вместе с ними дрогнуло её сердце. Ей было непонятно всеобщее единодушие, всеобщее ликование. Злые слова Макса Миловидова о русском народе роднили их, рождали единодушие. Ольгу пугало всеобщее родство, необъяснимая ядовитая радость.
— Но русский язык, этот могучий, великий, на котором разговаривают ангелы? Разве он не является главным достоянием русских? — мнимо пугался Джон Лодейников, закрывал глаза, словно ждал святотатства.
Макс Миловидов нагнулся, выбил трубку об пол и, поднявшись, смотрел, как дымится горстка пепла.
— На русских кладбищах хорошо, потому что там не звучит русская речь. Русский язык родился из скрипа падающих деревьев, брачного крика совы и воплей мучеников, с которых сдирают кожу. На русском языке приятно проклинать свою мать, лжесвидетельствовать, просить подаяние, называть любимой мёртвую свинью, пролежавшую месяц на солнце.
Зал ревел, рукоплескал. Макс Миловидов в розовых панталонах, зелёном камзоле с золотыми пуговицами бесстрастно принимал восторги. Подносил ко рту пальцы с перстнями, дул на черепа. Ольгу пугала бушующая ненависть, лютая неприязнь к стране, которая их породила, к народу, их вскормившему. Она не мола понять, чем ужасным провинился перед этими людьми русский народ, почему им столь отвратительна Россия.
Лица, ещё недавно благообразные и любезные, теперь уродливо кривились, скалились. Пучились щеки, вываливались языки, хрипели крики. Это было не представление в модном клубе, а религиозное действо, захватившее прихожан ужасной мистикой, адским остервенением.
— Кто для русских является любимым героем? Иван Грозный, Пётр Великий, Иосиф Сталин? На чём воспитывается русское сознание? — Джон Лодейников с лицом исследователя допытывался до истин, которыми владел стоящий перед ним мыслитель. Истины были выстраданы, мыслитель был безупречен.
— Русские вожди, цари, президенты, — пояснял Макс Миловидов, — это примеры патологий, меньшие из которых людоедство и сыноубийство. Все русские династии начинались с умерщвления несовершеннолетних. В опочивальнях русских цариц всегда пахло навозом и псиной — запахи, которые заносили конюхи и псари. Всем русским в детстве читают сказку "Колобок", после чего русские всю жизнь обманывают своих благодетелей. Возмездие настигает колобка, когда ему кажется, что он избранник судьбы. Убитому колобку посмертно присуждается звание Героя России и устраиваются государственные похороны, при которых часть погребальных венков разворовывается.
Ольге хотелось убежать. Но её словно опоили зельем. Лицо Макса Миловидова меняло цвет. Становилось мертвенно-синим, и на нём проступали черепные кости. Белело, словно его посыпали мукой, и на бескровной белизне жутко краснели губы. Его обожали, к нему стремились, он был повелитель, за ним готовы были идти, мстить этой ненавистной земле, этому отвратительному народу.
— Что вы скажете о матушке православной церкви? Когда-то вы пели в церковном хоре?
— Православие — это учение о финансовых операциях, при которых церковь по сниженным ценам продаёт народу его же грехи, побуждая народ грешить все больше и больше, чтобы оборот грехов в народе стимулировал благосостояние церкви. Каждый священник — это работник обменника, размещённого в алтаре, куда вход истинно верующим запрещён. Церковный хор поёт женскими голосами, хотя состоит из безбородых мужчин. Церковные ходы, в которых принимают участие первые лица государства, есть легализованные гей-парады, при свечах и хоругвях.
Зал хохотал. Красавчик-блогер и его друг, режиссёр с крашеными волосами, демонстративно крестились, упав на колени. Ольга встала, но партийный активист Федор Кальян подбежал к ней, усадил на место, повторяя: "Гениально! Это вам не колибри! Это священная пуля"!
— Но вы не станете отрицать, Макс, значение русской литературы? Россия дала миру много великих писателей, — Джон Лодейников мнимо негодовал, оставляя за собой право хоть в чём-то усомниться.
Ответ был невозмутим и холоден.
— Генетическая экспертиза останков Пушкина обнаружила у поэта ген павиана, заражённого СПИДом, болотной пиявки и цветной капусты. Генетическая экспертиза останков Достоевского выявила ген морской свинки, мухомора и папы Римского Пия Шестнадцатого. В генетической копилке Бунина нашли ген возбудителя малярии, волчьей ягоды и неизвестной птицы, получившей название "ласточка русской весны".
— Дорогой Макс, наш вечер подходит к концу. Может, я забыл о чём-нибудь вас спросить? Может, вы хотите что-то добавить? — Джон Лодейников торжествовал, вечер удался на славу. Макс Миловидов в своих заключительных утверждениях был афористичен и краток.
— Советский период русской истории — это сыпь, выступившая на теле покойника. Современный период — это покойник, соскребающий с себя сыпь. Современная русская элита, воруя, спасает национальные богатства от будущего разграбления. Всё, что уцелеет от нынешнего периода русской истории, — это то, что удалось украсть русской элите. Русский мат — это перевод на татаро-монгольский язык слов патриотической песни "Я люблю тебя, Россия, дорогая моя Русь". Крым — это краденый кошелёк, который придётся вернуть. Донбасс — это колония строгого режима, которая добилась государственного суверенитета. Победа — это мясной фарш с признаками величия.
В первый раз за весь вечер Макс Миловидов улыбнулся, и лицо его стало похоже на улыбающуюся посмертную маску. Раздался страшный вопль, бессловесный и дикий. Сидевший за дальним столиком гость — тот, что приехал из провинции на встречу со своим кумиром, пожилой, с орденскими колодками на пиджаке, — вскочил, потянул к сцене сжатые кулаки, а потом рухнул, и изо рта у него хлынула кровь. Все кинулись его поднимать. Ольга метнулась к гардеробу, схватила шубу и выбежала на улицу.
Илл. Немецкая антироссийская карикатура времён Первой мировой войны
