Мир, в котором мы обитаем, устроен своеобразно (по сравнению с нашим представлением о том, как он должен быть устроен). В этом мире каждая хорошая идея, каждый проект и каждое действие отбрасывают тёмную тень, иногда — очень густую. Впрочем, верно и обратное: мрачные проекты и их осуществление отбрасывают светлую тень. Трансгуманизм — точнее, то, что этим словом обозначается в его преобладающей сегодня трактовке, — представляет собой противоречивое и сложное явление. Но вот тенью чего он является?
Трансгуманизм заявляет, что существующих, а тем более перспективных технических (информационных, робототехнических, биотехнологческих) новшеств достаточно для начала преобразования человека в более совершенное существо. Но направлен ли он в будущее? Весь перечень тех ограничений, которые следует преодолеть, взят, скорее из прошлого. Налицо стремление развить то, что есть, но при этом оставаясь в зачаточном или очень слабом состоянии по сравнению с идеалом. Возникают вопросы: что осуществимо сейчас, что возможно в будущем, что нужно развить, от чего следует отказаться?
Трансгуманизм лишь продолжает линию компенсации человеческой ограниченности. Уже много лет благодаря техническим средствам человек получает возможность передвигаться в пространстве гораздо быстрее, чем позволяют ему его физические органы. Он может долгое время находиться в средах, исключающих даже ограниченное пребывание в них без наличия соответствующей техники: под водой, в космосе и т. д. Кроме того, человек способен обрабатывать огромные массивы информации и прочее. Но все технические устройства, компенсирующие наши слабости, являются внешними по отношению к человеку. Человек находится как бы внутри технических оболочек, даже если он едет на крыше вагона. Трансгуманизм и ставит вопрос: можно ли преобразовать тело и сознание человека так, чтобы эти внешние устройства превратились в непосредственную принадлежность человеческого существа? И отвечает — это можно и нужно сделать.
Создание новых качеств, того, чего ещё не было, — совершенно другая задача, и она отталкивается от совершенно иных ограничений, нежели это делает трансгуманизм в его нынешней форме.
Преодоление человеческих ограничений — хроническая проблема. Часть людей остро переживает ограниченность своего мышления, ограниченность понимания цивилизационных процессов, ограничения памяти и возможности управлять процессами в своём теле, плюс многое другое. Но сквозь эту ограниченность обычной жизни просвечивает более серьёзная тема некоторой фундаментальной "недоделанности" человека.
У этой проблемы есть религиозные, культурные и технические аспекты. Слова Афанасия Великого: ""Бог вочеловечился, чтобы человек обожился", — пройдя много ступеней и отражений в европейской культуре, дали искажённое эхо в идее сверхчеловека. "Der Mensch ist etwas, das überwunden werden soll" — "Человек есть нечто, что следует превозмочь". Современный трансгуманизм — конечный пункт этого движения, сохраняющий главную идею преодоления человеческих ограничений, но погружающий её в совершенно иной контекст. И сами ограничения, и направленность желательных изменений понимаются совершенно иначе, приземлённее и скучнее, чем это понималось в IV и даже в XIX веке.
Задача преобразования человека видится не в превращении человека в новое существо, а всего лишь во внедрении технических устройств в "ветхого человека". А это означает усиление его "ветхих" качеств. Не "превозмочь" человека, а лишь добавить ему то, что свойственно техническим устройствам, — так это звучит в современных текстах. Здесь и возникает конфликт между двумя представлениями о том, каким образом следует "превозмочь" человека.
Один проект — сделать человека частью технической, а не природной и культурной среды, т.е. внедрить в него средства регуляции и установить связи с техническими системами, которые гораздо эффективнее в некоторых, немногих и ограниченных областях человеческой деятельности. Перспективными направлениями видятся: манипуляции с генами, молекулярные нанороботы и их внедрение в организм, создание и включение в организм нейропротезов, непосредственное соединение мозга и компьютерных систем.
Как мы видим, речь идёт об усилении старых качеств человека. При этом использование технических средств для компенсации человеческих несовершенств и слабостей ничего не меняет в человеке по сути. Это и понятно: человек создает технику, используя ограниченный набор когнитивных операций, которые могут создать лишь крайне упрощённую и фрагментарную модель мира. Формальные операции, лежащие в основе современного технического конструирования, — лишь часть мыслительных средств, а человеческое мышление — лишь одна составляющая человеческого сознания. И она менее мощна, чем сама жизнь, поскольку является лишь одним из аспектов жизни.
Любая модель живого будет проще организма, и её реализация лишь создаст устройство более примитивное, чем то, которое оно моделирует. Проблема человеческих ограничений — не в скорости обработки информации и не в ограниченности сроков жизни. Гораздо более существенным является обусловленность сознания многими факторами, в том числе и позитивными, превращающими новорождённое существо в полноценного человека. Культура создаёт человека, но именно создаёт — вместо того, чтобы человек создавал себя сам. Это главное ограничение человека — его "изготавливает" культура и социум, и изготавливает в соответствии с теми "чертежами", которые имеются в наличии.
Второй проект преодоления человеческого несовершенства — встать над естественными процессами, найти точку в сознании, из которой возможно управление и своей психической жизнью, и своим организмом. И такая точка есть: свободная воля — наш самый ценный дар в этой земной, посюсторонней жизни.
Первичная травма сознания: мы слышим слова о свободе воли, понимаем эти слова, но не обнаруживаем этой свободы в реальности. В реальности — лишь ограничения и обусловленности. Обусловленности негативные: ограниченные органы восприятия, ограниченные средства мышления, физические ограничения. Обусловленности позитивные: культура задаёт нам ценности и средства ориентации в этом мире. И такая зависимость от внешних, даже самых позитивных сил травматична для некоторых людей. Как преодолеть все эти ограничения: и позитивные, и негативные? Как реализовать свободную волю? Отсюда и рождается задача — превратить себя, своё сознание и тело в то, что создаётся нашим собственным усилием. Радикально преобразовать себя не в оснащённое техническими устройствами (и ещё более обусловленное этими техническими средствами) существо, а обрести ту самостоятельность, к которой стремятся все, кто осознал ценность свободной воли. Вот это и был бы подлинный трансгуманизм — целенаправленное преобразование себя в новое существо своими собственными усилиями.
С этой темой близко связана и регулярно озвучиваемая последние десять лет тема Иного: как создать то, чего нет даже в зачатке? Иные технологии, иные формы социальной жизни, иные формы культуры и, наконец, иные формы человека? Концепт Иного (Никитин, Чудновский, Переслегин, Дацюк) проистекает из неудовлетворённости наличествующим. Но Иное после его достижения становится наличествующим и опять требует преодоления. Это означает, что речь может идти о хронической позиции, из которой создаётся Иное, о позиции вне наличествующего. Но это возможно лишь в мире, радикально отличающемся от существующего. Такой мир управляется не правилами, сохраняющими ситуацию "с нами что-то делают", а свободной волей, осознанностью и личной ответственностью, проистекающей не из позиции "со мной что-то делают", а из позиции "делаю я сам". Это власть воли и ясного понимания — волюнтократия.
Подрывает ли это целеустремленность и мощь государства? Отнюдь нет. Воля, осознанность и ответственность гораздо сильнее, чем просто следование правилам. Но для современного человека это кажется чем-то нереальным. Потому мы и говорим: "транс-", — т. е. бросок "через", преодоление человеком своего статуса зависимого и ленивого существа. Но государства, управляемые не правилами и нормативами, а ясным пониманием и актами свободной воли, пока ещё не возникали. Лишь в особых случаях создавались органы внеправового управления, вроде опричнины.
Волюнтократия требует особой культуры и совершенно другого подхода к образованию и воспитанию граждан такого государства. Ясность сознания граждан, являющаяся ныне угрозой для любого типа социальной организации, основанной на приказах и исполнении приказов, а также способность к действиям вне стимуляции (а значит, и вне правил) являются основой такой "власти воли". Чем выше культура народа — тем больше в нём тех, кто к такому существованию способен.
Возможна ли подобная волюнтаризация человеческого сознания? Психотехнические методы, направленные на пробуждение воли, существуют, но отнюдь не являются распространёнными. Пробуждение воли предполагает очищение от текущих управляющих нами извне страстей и преодоление зависимости от "материала", из которого "изготовлен" человек. Здесь как раз и начинается расхождение трансгуманистического и волюнтаристского проектов. Трансгуманизм подменяет потребность стать чем-то новым желанием иметь что-то новое, изменяющее жизнь.
Здесь развилка: техническое (внешнее) улучшение человека — или управление своим развитием за счёт собственных внутренних усилий; усиление зависимости от социальной структуры — или, наоборот, усиление самостоятельности. Технический, внешний трансгуманизм не решает проблемы. Он по-прежнему держит человека на поводке и по-прежнему сохраняет его статус реактивного существа, при котором что-то с человеком делают извне. Управление своим развитием — это и управление своей мотивацией, шаг к пониманию того, что находится за пределами сознания и является большей ценностью, чем отдельное человеческое существование.
Есть ещё одна развилка — развилка не текущего, но, возможно, завтрашнего дня. Если сохранится и будет продолжать расти Вторая Вавилонская Башня технологий, то развитие космонавтики приведёт к постановке проблемы заселения других планет и, может быть, не только планет. Но человек не приспособлен для этого — жить в условиях Венеры или Луны у человека в его нынешней форме не получится. Есть два выхода: либо превращение всей среды космического обитания в подобие Земли (как говорят, "терраморфирование" планет), либо изменение биологической природы человека так, чтобы он мог соответствовать всем этим многообразным условиям. В первом случае речь идёт о навязывании какой-то части Космоса земного однообразия, во втором — о расширении многообразия человека до уровня вселенского многообразия. Но и преобразование биологической природы может вызываться внешними манипуляциями либо собственными усилиями человека, овладевшего процессами в своём организме.
Трансгуманизм родился слишком рано — условия для его реализации могут создать только две технологические революции, которые пока не обсуждаются даже в зародыше. Это организмическая и консциентальная революции. Организмическая революция — управление живыми процессами, для которого пока нет даже соответствующих форм мышления. А их нет потому, что мышление стоит ниже жизни по своей сложности и объёмности. Для управления живыми процессами, позволяющего создавать новые биологические формы, необходим инструментарий более мощный, чем сама жизнь. Поэтому в рамках существующей технологической реальности речь может идти лишь о частичных внешних вмешательствах.
Но, даже научившись управлять живыми процессами извне, мы сохраняем зависимость от внешних по отношению к реальному человеку манипуляций. Переход к тому, чтобы управлять собой на основе своей воли требует иной революции — консциентальной. Она должна превратить сознание не в отражающий, а в формирующий фактор. Сущность такой революции — выделение во взаимодействии человека и мира не только отражения и приспособления к окружающей среде, но и формирование феноменального мира. А это значит перевод сознания в активный статус — в противоположность нынешнему реактивному.
Такое преобразование и можно считать той задачей, тенью которой является современный трансгуманизм. Если свободная воля не пробуждена, если человек не в состоянии создавать своими волевыми актами новые реальности, любые технические усовершенствования будут лишь усиливать его растущую обусловленность.
Продолжит ли трансгуманизм звучать "дико" или, построив альтернативу себе, станет началом возвращения человека в Культуру и Церковь? Это зависит как раз от принципиального метафизического выбора. Либо движение к пробуждению свободной воли как отражения той Тайны, того "Слова, которое вне нас". Либо движение в сторону превращения человека в более эффективное, но утратившее свою свободу подобие человека. Движение вверх или движение вниз, волюнтаризация или киборгизация — вот дилемма современного трансгуманизма.
