Прошлый ноябрь отметился в финансовой и технологической сфере крахом криптовалютной биржи FTX. Огромная компания, бывшая на пике своего могущества второй по обороту криптобиржей в мире, ежедневно ворочавшая десятками миллиардов долларов, оказывавшая помощь Демократической партии и её восточноевропейскому филиалу, сложилась в ноль за несколько дней. Тогда многие занялись любимым делом газетных обозревателей: начали проводить исторические параллели – в данном случае с 2008 годом и ипотечным кризисом, или же, кто постарше, — с 1998 годом и крахом доткомов. Другие принялись говорить, что крах FTX – разовое явление, вызванное катастрофической некомпетентностью руководства биржи, и судить по этому примеру о каких-то глобальных тенденциях не нужно. Казалось бы, отсутствие громких новостей в этом направлении за следующие три месяца подтвердило правоту вторых, но вдруг на прошлой неделе столь же резко, как FTX, рухнул банк SVB.
Тот факт, что Silicon Valley Bank (Банк Кремниевой долины – так расшифровывается аббревиатура) был шестнадцатым по размеру активов банком США, не так важен. А важно направление его деятельности: это был крупнейший венчурный банк Калифорнии и один из главных поставщиков так называемых рискованных инвестиций в многочисленные стартапы и развивающиеся конторы Кремниевой долины. До недавнего времени этот банк имел активов примерно на 300 миллиардов долларов – всё сгорело моментально.
Посмотрим на хронологию. 1 марта на съезде венчурного фонда Upfront Ventures в Лос-Анджелесе главный исполнительный директор SVB Financial Group Грег Беккер объявил свой банк «лучшим финансовым партнёром в сложнейшие времена», а на следующий день во время церемонии вручения премий бизнес-газеты City A.M. в Лондоне компания была признана лучшим банком года. Примерно в те же дни рейтинговое агентство Moody’s решило понизить рейтинг банка, обнаружив у него серьёзные убытки. Уже через неделю случился коллапс по стандартному сценарию: под новости о падении стоимости акций вкладчики побежали забирать деньги, после чего акции рухнули ещё сильнее, и так далее по нарастающей. 8 марта банк попросил 48 часов на поиск денег, которыми предполагалось экстренно заткнуть дыры в дуршлаге тонущего баланса. Не вышло: через два дня банк официально был объявлен банкротом.
Банкротство большого банка вызвало обычную реакцию: очереди в отделениях, перемывание косточек руководству банка и воспоминания о былых банковских крахах, начиная со времён Лоренцо Медичи. Но здесь стоит обратить внимание на другое: насколько оправданы сравнения краха SVB с похожим до мелочей развалом Bear Stearns – пятого по величине ипотечного банка США, чьё падение в 2007–2008 годах дало старт ипотечному кризису, запустившему Великую рецессию 2008–2013 годов.
С одной стороны, параллели действительно до зловещего очевидны. Скорость падения, опора на финансовый пузырь – тогда на ипотечный, а сейчас на компьютерный, связь с ошибками ФРС — всё это заставило тучу финансовых аналитиков начать бегать по кругу и вопить о том, что «нас вот-вот ждёт новая рецессия». Но всё не так просто. Из краха ипотечного рынка Америка извлекла урок. Этот урок состоял не в том, что пора прекращать накачивать рынки дешёвыми деньгами, раздавать завязанные друг на друга кредиты под минимальные проценты и нанимать на жизненно важные должности некомпетентных идиотов – нет, что вы! Просто теперь инвестиционные группы, завязанные на определённую сферу финансирования, куда более обособлены, чем раньше. Именно поэтому крах SVB – к слову, далеко не такого крупного и важного банка, каким был Bear Stearns, – скорее всего не повлечёт за собой немедленного коллапса всей мировой финансовой системы, как бы нас ни пытались убедить в этом господа паникёры.
Впрочем, немедленная реакция на самое крупное с 2008 года банкротство банка была действительно крайне примечательной. Во-первых, пошёл вывод средств из ряда других больших банков, и далее последовало обрушение их стоимости – вместе со случившимся параллельно обрушением не такого большого банка Silvergate, синхронным почти-что-обрушением First Republic Bank и серьёзным обвалом Boston Private Bank, четыре крупнейших банка США потеряли 52 миллиарда долларов стоимости и за несколько дней банки Bank of America, JPMorgan, Citi и Wells Fargo потеряли около половины своей капитализации.
Вместе с этим – и здесь следует вспомнить крипторынок, с которого начинался наш сегодняшний разговор, – подобная показательная неустойчивость гигантов американского банковского дела ударила по стейблкоинам – криптовалютам, подкреплённым ценой реальных валют. Особенно пострадал USDC, виртуальный доллар, который в моменте стоил 88 центов – неслыханное падение для самого стабильного из стейблкоинов. В свою очередь, уже это привело к новой волне вывода средств из больших банков, многие из которых активно инвестировали в крипту. Параллельно этому 11 марта одна из крупнейших криптобирж, Coinbase, остановила конвертацию USDC в доллары и обратно, а самый популярный стейблкоин DAI, большей частью своих резервов опиравшийся на USDC, начал падать в цене. Как пишет IT-эксперт Владимир Ходаков, коллапс USDC и DAI может вызвать волну банкротств стартапов, связанных с DeFi – децентрализованными финансами. Эта концепция крутится вокруг криптовалюты и провозглашает будущее без банков в целом и центробанков в частности как посредников. О крахе криптовалюты в принципе говорить не приходится – к примеру, биткоин оказался почти не затронут крахом SVB и падением криптодоллара, но вот по экосистеме эфира (Ethereum) это может нанести серьёзнейший удар.
Крах SVB, как и примкнувшей к нему мелочи, случился не за два дня, как это видела публика. Разумеется, Грег Беккер, толкавший речи во славу своего банка в первый день весны, предвидел скорый развал. Предвидели его и инициаторы этого самого развала в Федрезерве. Тот факт, что планомерное повышение ставки вместе с падением стоимости гособлигаций рано или поздно приведёт к банкротству больших финансовых организаций, ожидался с самого первого дня решения о повышении процентной ставки, достигшей сегодня 4,75%. Рост экономики снова завис, так что Джером Пауэлл, руководитель ФРС, 9 марта в выступлении перед американским Сенатом анонсировал новое повышение ставки, а в случае недостаточно хороших результатов – даже не одно.
Выступление Пауэлла добавило паники в поведение инвесторов, которые весь конец прошлой недели бегали по банкам (иногда вполне себе буквально) и пытались спасти драгоценные средства. Вместе с этим Вашингтон встретил происходящее со стоическим спокойствием: было объявлено, что от планов повышения процентной ставки никто отказываться не станет, в 2023-м её понижения можно не ждать, а бэйлаутами – выкупами государством токсичных активов, как в 2008-м, – никто тонущие банки спасать не станет. Обозреватели усмотрели в этом республиканскую вредность, связав отказ в помощи с тем, что Кремниевая долина и прочая зелёная дрянь горячо поддерживает демократов.
Тем не менее «партия слона» не настолько глупа, чтоб стрелять в ногу собственной экономике, одним из столпов которой являются прославенные американские IT-корпорации. Тут дело в другом. Неизбежность подобного была ясна многим ещё в 2020 году, до начала плясок с процентными ставками и сразу после первой волны локдаунов. Специфика пандемии, вызвавшей резкий рост спроса на IT-сервисы и сделавшей гигантов информационного рынка самыми надёжными работодателями после больниц, надула огромный пузырь из американского IT-рынка. Да, пузырь и до тех пор был раздут, но ковид способствовал значительному увеличению призрачной капитализации всех этих бесконечных контор из Сан-Хосе, Сакраменто и прочих Купертино. Сейчас он закономерно начал сдуваться – отсюда идущие сплошным потоком новости о многотысячных сокращениях в различных «Эплах», «Гуглах» и прочих «Айбиэмах». Там, где монополист сохнет, малый бизнес дохнет – мы уже никогда не услышим о всех тех тысячах и десятках тысяч стартапов, которые сгинули на фоне постепенного сдувания IT-пузыря.
Ближайшие недели покажут, станет ли обвал SVB началом нового глобального кризиса, превратится ли плавное сдувание пузыря в полноценное схлопывание, способное вызвать шатание по всему миру. Ожидается резкое вступление в дело механизмов Федрезерва – от них ждут включения бешеного принтера и вливания в рынок ещё пары триллионов долларов. Скорее всего, ведомство Пауэлла на это пойдёт и тем самым отсрочит страшные-ужасные последствия, которыми пугали нас газетчики. Но воронка кризиса затягивает американскую экономику всё глубже – уже скоро инфляция, вызванная печатью этих денег, ударит по ней сильнее любого краха SVB.
Тот факт, что завязаны на Банк Кремниевой долины были в основном именно IT-индустрия и различные зелёные стартапы, позволяет говорить, что пока что всё обойдётся – да, калифорнийские компьютерщики пострадают, но кризис удастся удержать в рамках одной индустрии.
Тем не менее историю с SVB следует рассматривать не как начало большого кризиса, а как очередной вступительный аккорд страшной увертюры коллапса мировой финансовой системы. Обрушение шестнадцатого банка США показало, что сейчас, как и в 2008-м, потенциал банкротства есть у всего. Понятие «слишком большой, чтобы обрушиться» уходит в прошлое и перед нами, как бы мы ни относились к истории с инвестиционной копилкой калифорнийских стартапов, оформляются определяющие черты нового финансового кризиса.
