Азия и Россия
Я вернулся в родную
В колыбельно-бездонную
В бесследно кишащую от многолюдства Азью —
Азию… Азию… Азию…
Но душою живою
Остался в родной в сонной
почти безлюдной бескрайней
Но щедрой целебной всепрощающей вселюбящей
Нежной Руси-матушке…
Руси Святой… России… России-кормилице…
Так верблюд
Дошагав дотянув домахав до хмельного оазиса
Вспоминает в горячке святую нагую пустыню
Пожирая священную воду
с текучим хрустящим песком
И с колючками жгучими нежные финики…
Камнепады и революции
Козы любят прыгать со скалы на скалу…
С камня на камень…
Прыгучие — они часто порождают смертельные камнепады и любуются с вершин гор безопасных, как камни убивают людей…
Вот так и демократы, весело играючи, затевают смертельные камнепады революций…
И сладостно наблюдают с безопасных далёких вершин и стран… как погибают безвинные…
…Ах, весёлые игривые Козы Демократии!
Ах, мохнатые!..
Ах, кровавые!..
Тайна Вселенной
О родные мои древнерусские майские травяные
струящиеся бродяги-холмы-холомы
Где я вспомнил от густеющих трав, как некогда брёл здесь буддийскою коровою нетронутой…
О родные мои древнеперсидские!
памирские! лазоревые!
До звёзд доходящие горы!..
Где я вспомнил, как бродил в небесах,
как летал здесь зороастрийским орлом
иль грифом горбоносым…
О Господь!
О родные земные просторы,
Где я вспомнил, как был — червь загробный
А стал Ангел Божий…
О Господь!.. Повелитель! Творитель Вселенной
Но зачем?.. Почему?.. Для чего?..
Полыхают в ночах неприступные
необъятные Звёзды?
О Господь!
Что за Тайные Письмена из Пылающих Звёзд
В небесах раскидал разбросал распростёр Ты…
Над муравьями… градами…веками… червями…
коровами… грифами… орлами
И человеками — мимолётными…
Что за жгучие Звёздные Письма
Распростёр Ты…
О Боже!..
Необъятные Звёзды…
Необъятные Буквы
Твоего Необъятного непостижимого Алфавита…
А на земле я собираю
Лишь падучие звёзды
Эти Жалкие Редкие Иероглифы
из необъятного Алфавита…
Рахмангул-бек — мухолюб…
…Дервиш Ходжа Зульфикар
был человеком необъятной вселенской любви…
Он любил даже блоху, кусающую его…
И змею жалящую…
Но вот в далёком кишлаке Санг
жил старик Рахмангул-бек — Мухолюб…
И он превосходил дервиша Ходжу Зульфикара
своей необъятной любовью ко всему живому…
Особенно любил он мух…
И каждый вечер, когда солнце уходило за горы, Рахмангул-бек брал огромный медный таз и разводил в нём кишлачный льдистый сахар-набод, и с этим сладким напитком взбирался на вершину горы…
И несметная кишащая, гудящая туча мух летела вслед за ним и опускалась на таз со сладкой водой…
И благодарно опустошала, лизала таз и сыто, нежно разлеталась, уходила в ночь…
И в кишлаке Санг никто никогда не пострадал ни от одной заразной мухи…
…Когда Рахмангул-бек умер, явилась хоронить его изо всех кишлаков великая стая мух, закрывшая даже солнце…
Дервиш Ходжа Зульфикар был на похоронах и сказал:
— Если люди так любили бы друг друга, как Рахмангул-бек любил даже мух, — то на земле бы были Другие, Сладкие Времена…
И всякого умершего человека хоронило бы с печалью и любовью всё человечество…
Как Рахмангула — стая необъятных мух…
Любовь побеждает даже мух…
Так Рахмангул-бек победил загробных червей и стал бессмертным…
Пасха в заброшенной деревне
…Заброшенная некошеная новгородская
деревенька Яжелбицы
Где некогда родилась моя бабка Раиса Соболева…
Май-травень сладко веет…
Старушка у открытого окна с горшками герани…
Герань после лютых метелей
млеет от вешнего ветра…
Старушка одна на всю Русь Россию Расеюшку
Одна — одинёшенька…
Но чего-то ждет… чует… уповает….
И тут у согбенной забурьяненной
затуманенной избы-избицы
Является Странник
на запылённой беложемчужной ослице…
… Матушка, не дашь ли напиться?..
И она — как будто давно ждала —
Протягивает Ему старинный
деревянный расписной павлиний ковш
С колодезной лучистой колосистою
хлебной молодильной гибкою водицей…
И Он сходит с ослицы
И нежно пьёт из ковша
И шепчет, улыбаясь: На Руси Святой
Самая ласковая материнская вода…
И Он долго пьёт из ковша
И благодарно дрожат
тонкостные певучие Его персты…
О Боже!..
Откуда у Странника такие дивно волнистые
Вселюбящие всеобъемлющие нежноотчие персты…
…Пойдём со мной, матушка…
…Далеко ль?..
…Да недалёко… в Царствие Небесное…
…Да я старая что-то… уже ноги не ходят…
…А ты садись на ослицу, а я пойду за тобой…
Она садится на ослицу, а Он бредёт за ней…
И всё улыбается и всё пьёт-пиёт-берёт
Дрожащими веселыми устами воду из ковша
Словно ковш —
бездонный приручённый колодезь в Его руках…
И тут старуха видит малиновый
живой рубец рану язву
На Его бледной снежной Ладони…
…. Это, батюшка, у Тебя След от Того Гвоздя?..
Не зажил?.. не затянулся?.. не зарос досель?..
Всё жгуч?.. живуч?.. Всё свеж?..
… А Он всё пьёт из ковша
Да улыбается…
… Ах после Креста-то так жажда велика!
Так горяча!..
Как Гвоздь Голгофский Распятский
Неумирающий?.. Неутихающий!..
Неупиваемо неувядаемо остра!..
Свежа!..
Ах на Руси-то самая сладчайшая!..
Самая вольная!.. Самая бескрайняя!..
Талая целебная вода!.. вода… вода…
О Боже!..
…Уже тыщу лет пьёт Русь Святая
Из Ковша Бездонного Христа
О Боже!..
Ах!.. Кто видел нынче на земле
Воскресшего Улыбчивого Бога…
А старуха увидала…
Молитва —песня на вершине горы Ходжа Оби Гарм…
вдали от Руси…
О, Господь!..
Ты всё знаешь!.. Всё можешь!..
Даже смерть победив,
Ты воскрес!..
Заверни!.. Оберни!..
Обряди меня в русское золотистое поле!..
Запеленай!.. Замотай меня
В русский колдующий лес!..
Чтоб последний русский крестьянин
На погост мою душу отнёс!..
Пусть последний русский крестьянин
На погост меня отнесёт!..
Пусть последняя вековуха
русская деревенская бабка
Обо мне у окошка с геранью всплакнёт…
Загони! Раствори меня!
В русской цыганской горячечной воле!..
Неволе!.. Недоле!..
Заверни!.. Обряди меня
В русскую необъятную васильковую сизоокую ширь!..
И в рубаху-косоворотку,
В ту, в которой Есенин бродил!..
И в рубаху-косоворотку,
В ту, в которой Есенин тужил!..
О, Господь!.. Ты всё знаешь!.. Всё можешь!..
Неисповедимы Пути Твои!..
Ай!.. Окуни меня
В изумрудные русские соловьиные рощи!
И в далёкие мшисто-душистые
Уже небесные уж неземные монастыри и скиты!..
И в объятья жены
удоволенно спелотело умиротверённой!..
Ах, косой в скатном жемчуге меня окружи…
услади!.. охлади!..
И в колодези святой молодильной воды!..
О, Господь!.. Ты всё знаешь!.. Всё можешь!..
Даже смерть победив,
Ты воскрес!..
Ай!.. Гой!..
Запряги меня
В древнерусскую Тройку,
У которой угнали Коней!..
Ай!.. Затеряй меня
В деревнях заколоченных,
Где крапива колышется –
Вместо стен и дверей!..
Ах!.. Пожалей и рассыпь меня
По избушкам заброшенным,
Где крапива колышется –
Вместо сгинувших стен и дверей!..
Ах, Господь!.. Ты всё знаешь!.. Всё можешь!..
Неизбывны Твои Дары!..
Окуни!.. Урони мя
В крестильную прорубь!..
Заверни в плащаницу, как в простынь!..
Чтобы я и на дальнем погосте
Воскресал!..
И Родимую Русь не забыл!..
Восставал!..
И Извечную Русь
Не забыл…
***
К 700-летию Сергия Радонежского
Гимн I
В далёком заброшенном кишлаке —
Мне чудится снится родная Святая Россия…
Ветер сиверко вольно гуляет
над согбенными многокровавыми
Но не покорёнными русичами
И над златыми душецелительными святыми смолистыми дубравами и борами…
Ветер ветер — древний родной ветер веет —
над древними родными русскими
головами и борами…
А на холме золотом некошеном
Стоит ситцевый хлебный телячий ржаной
овсяной льняной улыбчивый орлиный мальчик
С пшеничными летучими взволнованными
вьющимися как у курчавого агнца
власами многодальными
И синеструйными аки живые фригийские
синь-васильки глазами очами
Вот-вот от бешеного северного ветра
прольётся изольётся расплещется их
нежновлажная синь —
Да не проливается
Святая живая…
Бог не даст сим Очам проливаться…
Это Отрок Варфоломей —
Грядущий Спаситель Святой Руси —
Сергий Радонежский
И в руках у Отрока — плещется на всю Русь
Всепобедное Русское Знамя
А на Знамени —
Святовитязь Святоратник
Дмитрий Донской
И Генералиссимус Иосиф Сталин…
И вечный древнерусский Ветер
Колышет колеблет оживляет Бессмертное
Вечноживое необъятное Многокровавое
Вечнопобедное Имперское Русское Знамя…
Блаже!..
А ещё
На Знамени
Как на Плащанице
Лик Христа
Проступает…
Гимн II
Чингисхан с тюменями…
Наполеон с гвардией…
Гитлер с армиями…
Американец с ракетами…
Смертельно хищно кровососно
стоят у Русских Пустынных Смиренных Ворот
А Церковь херувимскую льстивую
Песню о Мире поёт…
И только семисотлетний Сергий Радонежский
Ковыляет к Воротам, распахнутым настежь…
С горящим Мечом
И шепчет на всю спящую Русь беззубым ртом:
"Я принёс не мир, но Меч
И те — иуды, кто в Сей Час Роковой не с Мечом…"
Бог Христос по Руси нынче ходит с Крестом,
как с Мечом…
Крест — се Меч посеянный вонзённый в землю!..
Вырви!
Выдерни Его из всех миллионов русских Голгоф!
И рази бей кишащих врагов
у смиренно вопиющих Русских Ворот…
Тени рая и ада…
Утренний сон
Так хрупок… так дымчат… так близок…
Так скоротечен… так сладок…
Можно коснуться руками
Те тени святые… родные… скользящие
И ускользающие…
О, Боже!..
Говорят, что Рай — это сладкие Тени мелькающие
Вот они!.. Вот они — рядом!..
И дышат!.. И улыбаются!..
Вот моя молодая матушка
Печёт пирожки
со свежесорванным луком изумрудно-пахучим
И шепчет: сыночек… сынок…
Пора… пора… проснуться…
И шалый майский духовитый медовый
ветер… ветер… ветер
Бьётся… льётся в накрахмаленных занавесках
моего лазоревого саманного домика…
О, Господь!… Всеотец!..
Вседержитель Летящей Вселенной!..
Моего отца убили, когда я был младенец…
И с того дня — Ты — Отец мне…
О, Господь!.. Говорят… шепчут мудрецы древние,
Побывавшие в Двух Мирах —
что в Твоих небесных Селеньях
Нет Всетекучего Времени
Но веют Вечные Майские сиреневые
ветры… ветерки… ветры блаженные…
И вечно колеблются колышатся тихоструйные
вечнонакрахмаленные занавески… занавески…
И вечномладая матушка вечно шепчет:
Сынок… вечный мальчик…
Просыпайся…
Уже вечные золотистые пирожки
С вечноизумрудным луком
Созрели… зарумянились…
в масле златом зашипели… запели…
Ах, Господь!..
Утренний сон так хрупок!..
Так сладок!.. Так дымчат!..
Так близок!..
Так быстротечен!..
Так вечен!..
Говорят, что в Раю в утреннем голубом тумане
Реют веют сладкие вечные
нежно родимые весёлые Тени…Тени… Тени…
И если их тронешь… заденешь…
Они ещё более развеселятся…
возрадуются… разгуляются…
Говорят, что в Аду, в вечернем знобком тумане
Те тени родные печалятся…
страждут… рыдают…
И если их тронешь… заденешь…
Они ещё более опечалятся… поникнут…
И ещё более разрыдаются…
О! Боже!..
О! Судья Всепрощающий…
О! Как Твоё сердце не разрывается…
Возвращение…
Мой вечнображный и оттого бессмертный
Тысячелетний брат Омар Хайям
С гранатовым кувшином мусалласа…
Мой древний друг —
погонщик вечный тленных караванов Саади
С неистово нагой ночной ширазскою тюрчанкой
Уходят окрылённо неизбывно
непереносимо вдаль… вдаль…
И только пыль…
пыль прощания непоправимого неизъяснимого
В глазах моих слезящихся — от них… от них…
И!.. Всё ближе… ближе… ближе…
Апостол Ада… Адописец Данте
Зовёт… манит… повелевает…
влечёт меня… за все грехи мои…
А я хочу, минуя Ад,
Вернуться в Рай — откуда вышел я…
Где лев родной рычит…
Где змей родной шипит…
Павлин родной кричит…
Где Девы кровью первою родною
И Отрока струёй жемчужною родною
Ещё не тронутые…
Не забрызганные… не замутнённые…
не опьянённые…
Родные… Но ещё не Кровные —
Бродят Евва и Аддам…
Где жемчуга текучие
Ещё не встретились
с текучими гранатовыми зёрнами…
