Немец- профессор и эмигрант Чеченец.
ВПЕЧАТЛЕНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА.
Присяжный переводчик имеет дело с органами юстиции довольно часто — и с удовольствием, ввиду хороших гонораров. Единственное условие для получения удовольствия от работы — это готовность к любому повороту событий.
Грядущий день может подарить после мирного судебного заседания облаву в притоне или беседу адвоката с клиентом в следственном изоляторе, где узнаешь много интересного, но совершенно лишнего с точки зрения безопасности.
Особая область — это судебная психиатрия, составление экспертизы по личности подследственного.
Тут оказываешься между Сциллой и Харибдой, потому что психиатры по оригинальности мышления сравнимы с пациентами. Твоя переводческая задача донесения смысла превращается в противоположность — не искать смысла в сказанном, а просто транслировать то, что говорят друг другу собеседники и наблюдать за эффектом. И при этом не ржать!
Вчера привел святой Иероним к беглому чеченцу, который свой нервический характер и общее недовольство жизнью трансформировал в противоправные поступки, именуемые в народе хулиганкой. Когда эпизодов поднакопилось на лишение свободы, суд, дотоле выписывавший озорнику штрафы, которые он и не оплачивал — а если бы о оплачивал, то из того пособия, которое он исправно получает от государства — решил действовать активнее.
Назначил психиатрическую экспертизу, чтобы определить вменяемость. В назначенный час мы с профессором-психиатром прибыли по месту жительства клиента и встретились с перепуганной семьей — мать, младшая сестра и младший брат шепотом рассказали, что их сын и брат — назовем его Мехмет — дома не ночевал и сейчас спит. А вообще то он буйный и дрессирует их всех по настроению. Наркотики сейчас не принимает, но ведет себя как буйнопомешанный и слышит голоса.
Заходим в комнату и видим спящего на кровати бородатого детину. Профессор бодро начинает: Алло, Вы меня слышите? Вставайте, у нас к Вам дело! Бесстрашный такой профессор. Видимо, с чеченами дела не имел и на нож под подушкой фантазии не хватает.
Я вступаю самым нежным голосом: Мехмееееет, доброе утро! А мы пришли к Вам в гости, просыпайтесь, пожалуйста! — чтобы не прибил спросонья. Наконец клиент отрывает голову от подушки и смотрит на нас дикими глазами: Вы кто? Что нужно? — Профессор начинает ему объяснять, кто он есть и что ему надо, не дожидаясь перевода. И про судебное постановление, и про экспертизу тянет волынку… Мехмет смотрит как него как на тень отца Гамлета.
Я ставлю свою пластинку: Ой, Вы пожалуйста простите за беспокойство (чечены очень любят вежливость), не могли бы Вы с нами пообщаться… Вы пожалуйста сходите умойтесь, мы подождем тут. Это профессор, у него к Вам важное дело…
Мехмет реагирует на слово «профессор» и идет умываться. Профессор смотрит на меня в полном недоумении — куда он пошел? — Умываться. — Зачем? — Я пожимаю плечами.
Возвращается Мехмет и в нормальном состоянии оказывается симпатягой с черными локонами и кудрявой бородой. Глаза ясные, умные, лицо доброжелательное и внимательное — готов к беседе с профессором.
Профессор раскладывает свои блокноты и начинает говорить — но его прерывает гортанный рев, полный ярости. Это наш милашка увидел в щель двери родственников и призвал их к порядку — мол, не мешайте беседовать. Профессор лепечет: Все хорошо, все нормально… и задает основной вопрос германской Фемиды: Готов ли пациент добровольно отвечать на вопросы? — Если нет у него такого желания, то и все. Финита ля комедия. Езжайте обратно в свой город, профессор, нечего было 100 км сюда пилить, я Вас не звал и общаться не желаю.
Для переводчика это прямой убыток, от продолжительности беседы зависит размер гонорара. Поэтому я интепретирую вопрос так: Уважаемый Мехмет, господин профессор проделал очень длинный путь и очень хотел бы с Вами пообщаться на очень важные для него и для Вас темы. Не будете ли Вы столь любезны уделить ему немного Вашего времени и ответить на вопросы? — Мехмет приосанивается и милостиво говорит: Хорошо, профессор, но у Вас есть право задать только шесть вопросов.
Я перевожу. Профессор смотрим на меня с недоверием. Я показываю ему глазами: все в порядке, так было сказано.
А почему только шесть? — спрашивает профессор с искренним интересом. Я бы на его месте не была такой наивной. Сказали шесть — значит шесть, есть на то свои причины.
Глаза у Мехмета начинают светиться: Это Дюнэ! Это ТЕМА! Я не могу открыть Вам все секреты. Скажу только: это Дюнэ!
- А что такое Дюнэ? — Это Земля по чеченски. Это все вокруг нас. — Мехмета захватывает вдохновение и он горячо пытается убедить профессора в чем-то очень важном. Жаль, что говорит он при этом такими обрывками фраз, что смысла не уловить.
Когда наступает моя очередь, я передаю профессору это страстное послание, сопровождая его теми же жестами, что использовал Мехмет для иллюстрации своих образов. Содержание понять невозможно, но слова из русского языка вполне можно повторить по немецки. Главная проблема в том, что профессор не знает значения слов «пацан, по пацански, по понятиям, воровской закон». И ему это ни о чем не говорит. А мне объяснять не положено, функция не та.
Наступает очередь профессора напрягать мозг. Ему нелегко: есть шанс, что попался плохой переводчик и сделал из осмысленной речи такой вот салат. Кстати, такое действительно бывает в жизни.
Вопросы у профессора простые: сколько лет, когда приехал в Германию, какие наркотики принимал, с какого времени прекратил… Оказывается, можно почуять в простых вопросах такую глубину, что ответ займет минут пять эзотерических вывихов мозга и закончится одним и тем же встречным вопросом: Я хорошо ответил на Ваш вопрос, профессор? — Профессор, не услышавший из моих уст даже отдаленно ничего похожего на ответ, который он ожидал — возраст, сколько лет живет в Германии — не знает даже, что сказать. «Нет, давайте еще раз — когда Вы приехали в Германию?» — «Ой, давно, очень давно! Жили в лагере, это очень-очень тяжело была, нас поджигали, били, газом травили, скорая помощь туда-суда ездила, меня резали, жгли…» и так по кругу десять раз.
Потом Мехмет перехватывает инициативу у профессора и начинает сам задавать ему вопросы: как он стал профессором, в какой области и тому подобное. Профессор ведется и отвечает на вопросы Мехмета.
Еле-еле к концу второго часа выруливаем на собственно тему правонарушений — помнит ли Мехмет, что он делал и когда. Мехмет смотрит обиженным ребенком: Я же принимал наркотики! — и бодро перечисляет длинный список того, что он успел попробовать. Но что касается самих эпизодов — тут помню, тут не помню. Профессор дружески напоминает, что Мехмет имеет право не отвечать на вопросы. Мехмет и так в курсе, и если бы он не валял дурака, то мог бы наверное профессора самого научить, как себя вести под следствием.
Закончилось все дружелюбным прощанием, мы еле вырвались от Мехмета, который оценил нас как слушателей и начал повествование о христианской живописи. Оказыается, оригинал Моны Лизы находится сейчас в Грозном, а совсем не в Париже.
Профессор сделал вывод, что Мехмет болен и подлежит лечению в клинике. А у меня осталось чувство, что возможны и другие варианты. Может быть, Мехмету захотелось посмотреть, как немецкие клиники устроены?
Автор :
Ирина Москаленко.
Германия , 2020 год..
