Торжественная церемония избрания и награждения лауреатов Патриаршей литературной премии имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия состоялась 28 мая в Зале Церковных соборов храма Христа Спасителя. Событие вызвало большой интерес. Зал был заполнен до отказа, настроение надежды, воодушевления ощущалось, как в горах – горный воздух. Были заметны представители духовенства, высокие приглашенные гости: Владимир Федосеев, Ольга Доброхотова, Наталья Нарочницкая, Александр Соколов. Но вот свет в зале медленно погас, церемония началась.
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл обратился к собравшимся. В своей речи Патриарх говорил о литературе светской и литературе духовной. Духовная литература раскрывает божественную истину и красоту, светская – земную реальность. Русская классическая литература неизменно стремилась к поиску правды, поиску истины. И потому русская литература оказывалась литературой духовной. Патриарх говорил, что русские писатели «воспринимали свой труд не как ремесло, но как призвание, как некое пророческое служение, и в этом смысле они могут быть с полным правом названы служителями слова».
Вручение Патриаршей литературной премии имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия – инициатива Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Главный критерий премии – раскрытие духовно-нравственных ценностей, выверенных идеалов христианства. Премия вручается не за конкретное произведение, а за вклад в литературу в целом. Процедура выбора лауреата премии такова. Есть Палата Попечительского совета, семнадцать членов которой отдают свой голос тому или другому номинанту. Счетная комиссия подводит итог тайному голосованию и объявляет имена лауреатов. На этот раз в состав Счетной комиссии вошли архимандрит Тихон Шевкунов, ректор Московской консерватории Александр Соколов, профессор МГИМО Юрий Вяземский.
Виктор Николаев и Олеся Николаева, они получили одинаковое число голосов, – лауреаты Патриаршей премии имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия 2012 года. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл поздравил и лауреатов премии, и номинантов, вручив каждому памятный подарок, лауреаты получили патриаршее вознаграждение. «Россия велика, величие ее укреплять надо!», «Православие – религия любви, свободы, творчества» - произнесли в благодарственной речи победители.
Потом был концерт. Федор Тарасов в сопровождении ансамбля народных инструментов «Адмирал» исполнял русские народные песни. Оркестр флейт под управлением Владимира Кудря наполнял зал кристально чистыми, прозрачными звуками. Девочки из балетной школы «Щелкунчик» в розовых, белоснежных, изумрудных «пачках» кружились под разноцветными зонтиками… Странное ощущение испытываешь во время такого концерта. Как будто давно утраченная реальность кристаллизуется из воспоминаний, иллюзорности мечты, но ты уже обманываться не рад. Иначе как можно соотнести? Совсем не детское звучание детского хора: «На великую Русь надвигается гроза! Торжествуй русский народ! Пополняйтесь, храмы святые!» А за углом взрослые мужи в отчаянье: «Чему учить детей? когда сами не знаем, куда идем?» Кстати говоря, пока я искала дорогу в Зал Церковных соборов храма Христа Спасителя, неизвестный мне человек сказал: трудно сказать, прошли мы или нет точку невозврата подъема русского духа, русской идентификации. После торжественной церемонии вручения премии я встретилась с Виктором Николаевичем Николаевым, лауреатом премии, и переадресовала вопрос незнакомого мне русского человека.
«ЗАВТРА». Виктор Николаевич, бытует мнение, что точка невозврата подъема русского духа, самоидентификации русского народа пройдена. Вы согласны?
Виктор НИКОЛАЕВ. Я бы не сказал, что точка пройдена. Но то, что достигнуто критическое положение, – это действительно так. В спецназе и авиации есть понятие: критическое и закритическое положение. Закритическое – это когда шансов на спасение нет, в определенной степени зависит от Божьего промысла… Вот есть выражения: «добрая старая Англия», «поднебесный Китай», «немецкий порядок». И есть выражение – святая Русь. Видимо, все-таки Русь, Россия, наша земля к Богу ближе. В 1994-1995 годах еще было ощущение: что-то можно исправить, что-то изменить в лучшую сторону. Сегодня что-то изменить или сложно или – надо говорить прямо – невозможно. Ведь трудно представить себе, как на такой огромной территории с таким запасом полезных ископаемых русский человек живет в нищете? Но русский человек живет в нищете. Даже появилась поговорка: за МКАДом жизни нет.
«ЗАВТРА». Виктор Николаевич, судя по вашим книгам, вы не только бываете за МКАДом, но отдаете значительную часть жизни встречам с подростками в исправительных колониях.
В.Н. Да, все судьбы в моих книгах подлинные. Я выезжал и выезжаю в детские колонии, встречаюсь с подростками, потому что с детьми надо говорить. Как раз о закритической точке невозврата часто думаю я, когда знакомлюсь с причинами, из-за которых получены сроки. Дело в том, что преступления, которые совершает сегодня молодежь, это не те преступления, которое она совершала в 90-х. Тогда это были разбой, драка, что-то типа этого. Сегодня – убийства, двойные убийства, убийства жестокие - со съемкой на камеру и наслаждением от этих зверств.
«ЗАВТРА». Не появляется ли ощущение безвыходности?
В.Н. Безвыходных ситуаций не бывает. Выйти можно из любого положения. Если с той же силой, с какой молодежь распущена сегодня, запустить по СМИ заряды положительного воспитания, то молодежь сама перевоспитается. Я встречаюсь с разными категориями молодых людей, мы разговариваем час, больше часа. И что интересно? Самые отпетые минут через пять-семь разговора начинают затихать. Я вам хочу сказать, Марина, что огромное значение в разговоре имеют речь, слово, дикция человека. Однажды я был в колонии, человек шестьсот было в зале. И кто-то из блатных начал пощелкивать языком. В зале было тихо, и вот это пощелкивание языком было хорошо слышно. Справа от меня сидел начальник колонии, слева - батюшка, тюремный священник. Начальник колонии начал нервничать, и в какой-то момент я написал на листке одно слово: смирись. И только я записку передал начальнику колонии, как за блатным поднялся так называемый смотрящий отряда. Он хлопнул по плечу его и хотел сказать на ухо, а получилось почти на весь зал: «Заткнись! - сказал он, - с тобой же говорят по-человечески!» Эти молодые заключенные – люди с особой психикой. Они мгновенно чувствуют фальшь, они не терпят заигрывания. Но когда ты с ними начинаешь говорить от сердца, от души, ты им становишься понятнее.
У нас сидит сегодня более двенадцати тысяч подростков, возраст от 12 до 16 лет. У большинства нет родителей. Образование – два-пять классов, многие вообще безграмотные. В колонии они впервые в жизни учатся читать и писать, впервые ложатся спать в чистую постель. Однажды мне пришло письмо от подростка, ему в руки попала моя книга, и он написал мне письмо. Я потом ездил к нему в Воронежский РУИН, встречался с ним. Письмо начиналось так: «Здравствуйте, Виктор Николаевич! Я блин в натуре» и дальше сплошной мат-перемат - счастливое описание моего рассказа. Он не специально так написал, просто эти дети другого языка не знают.
«ЗАВТРА». Вы упомянули про положительный пример. Какой пример для молодежи можно назвать сегодня положительным?
В.Н. Вы знаете, даже в той кромешной мгле, что клубится уж двадцать лет, мелькают, вспыхивают яркие, молниеносные случаи, которые являют величие и настоящий эталон воспитания в России… Вот у нас говорят часто: «золотая молодежь». Я специально бывал в тех местах, ночных клубах, где собирается и проводит время эта молодежь. Золота там нет, никогда не было и не будет. Это давно проржавевшая коррозия, которая, к сожалению, закончится для родителей, для потомства тем, что называется «за всё надо платить». А настоящая золотая молодежь, золото 900-й пробы - это Евгений Родионов, который не снял крестик, когда ему сказали: снимешь крест, останешься жив. И Женя крест не снял. Его жестоко казнили. Золотая молодежь – это Шестая рота псковско-десантной дивизии, которая удержала бандгруппу боевиков из двух с половиной тысячи. Они погибли почти все. Многие стали Героями России. Еще золотая молодежь – это капитан Колесников с подводной лодки «Курск», который написал предсмертную записку своей жене и закончил ее словами: «Всем привет. Отчаиваться не надо». Золотая молодежь – это Зоя Космодемьянская, это Александр Матросов... Сегодня психологи, известные психологи, говорят о том, что если запустить на телевидении канал подлинных для России ценностей, результат не замедлит сказаться.
«ЗАВТРА». Виктор Николаевич, в книгах «БезОтцовщина», «Из рода в род» вы рассказываете о судьбах и взрослых людей, осужденных за преступления. Чем вызван интерес к заключенным?
В.Н. Просто в своей книге «Из рода в род» я решил написать о родовом грехе. Дело в том, что у меня два деда по отцу и по матери – Герои Советского Союза. Родной брат имел две судимости за разбой и в итоге - убит. Что такое зона, что такое поведение родственников, которые начинают от тебя отворачиваться, соседей, которые вдруг не ладят с тобой, потому что ты – брат зэка… что такое муки матери, поведение отца и как вдруг к тебе приходят те, с кем у тебя были натянутые отношения, и они внезапно приходят помочь тебе простым словом, поддержкой…. они ничего не просят взамен, они просто взяли и пришли тебе сострадать. Все это мне известно не понаслышке. Вот почему я взялся за эту тему.
«ЗАВТРА».И тему преступления, наказания вы раскрываете сквозь призму Православия.
В.Н. Одна из моих первых встреч состоялась с бывшим вором в законе. Это был старик, который давно отошел от своих дел, он раскаялся, живет в Сибири при одном храме. Его приютил священник, о чем не пожалел. Что поражает в этом старике, так это потрясающая чистоплотность. В комнатке, которую ему выделил священник, потрясающая чистота. Он очень скромно живет: ложка, кружка, солдатская кровать, простая одежда, но у него всегда начищены до блеска сапоги. Это впечатляет. Впечатляет также и его аккуратность в речи. Он никогда не скажет глупо, он больше молчит. Но чтобы с ним пообщаться, получить совет, выстраивается очередь. Он не является старцем. Он обыкновенный человек. Но жизнь научила его многому. Так вот, этот старик мне так сказал во время первой с ним встречи: «А ты знаешь, где я умный стал?» И после долгой паузы: «А умный я стал на кладбище, когда блатные убили моего друга Веньку. Вот тогда стою я, лежит покойник Венька, стоит старенький отец Василий, и до меня дошло. Что бы, где бы нас, русского мужика, не носило, кого бы мы из себя не корчили и не представляли – мы все закончим под крестом и при батюшке. С храмов божьи кресты посносили, а на кладбище так и не смогли». А потом помолчал и говорит: «А ты знаешь, кто такой авторитет, пахан?» «Нет, Петрович, не знаю». «Пахан – это сатана, а все мы, воровские паханы – мы у него в шестерках. Как только от Бога отошел, так в эти шестерки и попал».
Я несколько раз приезжал к этому старику, и как-то мы привезли для просмотра то, что смотрит наша молодежь. Мы привезли диск с так называемой музыкальной группой «Звери» и, возможно, вы помните несколько лет назад вышел фильм о ребятишках во время Великой Отечественной войны, который называется «Сволочи». Этот старик прошел три войны и штрафбат. Штрафбат он прошел за то, что убил начальника продслужбы, продовольственной службы за то, что тот объедал личный состав и продавал продукты налево и направо. И вот старик несколько минут посмотрел одно, посмотрел другое. Попросил выключить. Помолчал и говорит: вот когда будешь встречаться с людьми, особенно с молодыми людьми, ты им передай, что это - не звери, это - щенки. Возможно, они будут шакалята. А вот настоящие звери и сволочи те, кто это придумал, профинансировал и выпустил в мир. А еще передай, что на зверя есть капкан, или свои загрызут. Свои грызут своих каждый день. Но это редко показывают.
«ЗАВТРА». Ну что вы! Бандитских петербургов, разборок, крови полно на экранах!
В.Н.Да, у нас много циников в кино, а попросту людей бессовестных и глупых, которые пытаются развлечь, играя смерть… Однажды мне показали камеру исполнения смертной казни. И я вам хочу сказать, что оттуда выходишь и около двух недель пребываешь в состоянии некого мирского паралича. Это далеко не картинка с телевизора. Это - абсолютно суровое, жестокое помещение. И сам процесс исполнения далек от попыток показать его совсем запутавшимися в жизни актерами… Я помню разговор с одним из смертников. Он мне на прощанье сказал так: «Виктор, я никогда не был в храме, я не знаю, как правильно поставить свечу, подойти к иконе. Но когда меня приговорили, до меня дошло: не надо быть умнее Бога». Мы в своих поступках и в своем поведении бываем умнее Бога десятки раз в день, потому что хамство с родителями, плевок на тротуаре, высокомерное поведение и вообще хамство – это все умнее Бога.
«ЗАВТРА». Ваше отношение к отмене смертной казни.
В.Н. У нас смертная казнь временно приостановлена в 1996 году. Но я думаю: ее введут и ввести ее надо. Есть такие законы, законы военного времени. И те, кто навязал войну в Чечне, Дагестане должны быть наказаны по законам военного времени.
«ЗАВТРА». Что вы можете сказать о тех людях, кто работает сегодня в колониях?
В.Н. В колониях работало и работает много людей почетных, заслуженных учителей, людей самоотверженных. Практически они несут на себе то, чего не хочет, не может и уже не в состоянии сделать государство. Каждый раз, когда я обращался в Федеральную службу исполнения наказаний, мне шли навстречу… Начальником Россошанской колонии строго режима был полковник Николай Дмитриевич Кравченко. Сейчас он в отставке. Как-то мы сидели в его кабинете, и он рассказывал о том, как пришел к Вере. Вы помните, наверное, 98-й год? Когда был лютый дефолт, и дефолт был настолько лютый, что за неуплату электричества отключали даже колонии. Можете себе представить зону строгого режима, где отключен свет? И в одну ночь разразилась страшная буря. Буря была такой силы, что от ветра упала вышка вместе с часовым и пробила брешь в ограде около 25 метров. «Я впервые в жизни развел руками, - рассказывал Кравченко, - стою я в этой бреши, ливень хлещет, света нет, а у меня сидит почти две с половиной тысячи. Меня в содрогание ввела мысль, что вот сейчас эта толпа хлынет. И впервые в жизни я взмолился: «Господи! Закрой эту брешь!» И вдруг в этой кромешной темноте, при этом страшном ветре и ливне ко мне подходит один старый заключенный. Я вспомнил этого старика, он был очень тяжело болен. Он достал сигарету, закурили… и вот стоим мы в бреши как будто уже и нет ливня, как будто я стою с хорошим человеком. «Николай Дмитриевич, ты не переживай, - говорит он. – Побега не будет. Но у меня к тебе просьба. Я человек смертельно больной, старый. Давай в зоне построим храм». И вот тогда на этой зоне стартовал первый храм, сейчас их уже два. Храм Святителя Николая. И вдруг стали появляться деньги на строительство, различные стройматериалы. И что примечательно: этот храм строила вся зона, и никого не надо было о том просить. Люди находили после работы минут десять, двадцать для того, чтобы принести кирпичи, почистить ограду, что-то сделать для храма. Один заключенный был, парень лет 30-ти, он был освобожден от всех видов работы из-за тяжелой болезни. Так со строительством храма, он стал таскать кирпичи. Пронесет кирпич метров пять, полчаса отдыхает. В день он приносил по пять-шесть кирпичей. И когда он принес последний, заключенные утверждали - тридцатый по счету, он его положил, вздохнул, у него была такая хорошая улыбка, перекрестился и сказал: «Ну и слава Богу за всё!» И на этих кирпичиках на пороге храма умер… Понимаете, вот таких событий очень много в жизни. Об этом надо говорить, об этом надо писать, снимать фильмы.
«ЗАВТРА». Не слишком ли трагичны ситуации, когда человек приходит к Богу?
В.Н. Дело в том, что когда человек живет в достатке, он обеспечен, у него благополучное материальное состояние, то он, как правило, о Боге не вспоминает. Но что-то происходит: больные дети, вдруг накрылась фирма, и человек произносит: «Господи, помилуй!» или «Не дай Бог», а когда все образуется: «Ну и слава Богу». Так вот, за «Слава Богу!» нужно придти в храм. За «Не дай Бог!» – тоже нужно придти в храм. Человек придет в храм, но ненадолго. Как только жизнь наладится, о храме забывает. Так мы живем.
«ЗАВТРА». Ваша книга «Живый в помощи» о войне. Вы прошли афганскую войну. Какой опыт стал для вас определяющим?
В.Н. Самый определяющий опыт – это крепкая семья. Я знаете, что хочу сказать вам, Марина, воевать гораздо легче, чем ждать. А вот быть преданной женой, любящей женой, хорошей матерью, не получать от мужа известий, когда в гарнизон без конца привозят цинки, сохранить в этих условиях самообладание, чистоту в квартире - это подвиг. Приобрести военный опыт гораздо проще, чем приобрести опыт отца, опыт матери, передать по наследству, чтобы дети и внуки любили рассказывать о своих предках своим детям, чтобы истории передавались из рода в род, из поколения в поколение - вот это самое ценное и самое важное на сегодняшний день… я так думаю.
Диктофон исчерпал свой ресурс. Наконец можно было перейти к чаепитию. Мы сидели с Виктором Николаевичем в уютном кафе, что разместилось в здании XIX века, где стены похоже больше на стены крепости. На подставке, под которой горела свеча, стоял прозрачный чайник, листья чая причудливо переплетались с дольками апельсина, лимона, еще каким-то ароматными снадобьями… Согревающий чай был чудесен. Надо сказать, что имя Виктора Николаевича Николаева я запомнила еще до оглашения имен лауреатов Патриаршей премии. Меня задело: с чего вдруг этот собранный, подтянутый человек, прошедший Афган говорил не о сражениях, а говорил о проблемах семьи, подвиге женщины. И так недопонимание осталось бы недопониманием, не задай я за чаем, казалось мне, светский вопрос: как вы пришли в литературу?
В.Н. Этот вопрос самый важный. Я по образованию не писатель и не думал никогда, что литература станет моей жизнью. А дело был так. Когда я был в Афганистане, 1988 год, я летал в группе ПДГ, поисково десантной группе. Мы выполняли задачи поиска, спасения терпящих бедствие, попавших в плен; поиска и уничтожения караванов, ну абсолютно штатная рутинная работа войны. У нас было примерно два-три вылета каждый день, по два - два с половиной часа. Летал я на 011 борту с Николаем Майдановым, дважды героем России. Наша задача: найти бандгруппу, навязать ей бой и возвращаться к себе на базу. Однажды, это было 3 января 1988 года, мы получили задачу о спасении десантников, которые были зажаты на высоте примерно три с половиной тысячи метров. Наших ребят мы нашли довольно быстро, подобрали и пошли к себе на базу. При заходе на посадку были сбиты. Мы упали, не долетев до своей взлетно-посадочной полосы, на свое же минное поле. И вот в результате этого падения у меня была очень сильная контузия. Контузия такова, что у меня шлем лопнул в двух местах. Я выбрался из вертолета на четвереньках и ползал по минному полю, а плотность заминирования была примерно 80 сантиметров – мина. И здесь надо сказать о главном. Есть такое понятие – ёкнуло сердце. Знаете, оно, видимо, в подавляющем случае знакомо лишь женщинам. Тогда ёкнуло нестерпимо сердце у моей жены. И она вдруг начала читать молитву. Мы были люди некрещеные, в храм мы не ходили, но, видимо, если в роду у тебя есть крещеный человек, то мистически и генетически по крови это передастся и в самый закритический момент сыграет ту благодать, ради чего это где-то в древнем роде совершено было. И вот пока жена читала молитву, я ползал по минному полю минут, наверное, двадцать и ни разу не подорвался.
Война для меня закончилась, я вернулся домой и поступил в Москве в Военную академию. Но последствия ранения сказались таким образом, что на третьем курсе при ответе на вопросы преподавателя я потерял сознание. Меня доставили в госпиталь Бурденко. Врачи сделали обследование и диагноз был такой: рак левой височной доли, гнойник величиной с куриное яйцо. Моей жене сказали: операцию делать бессмысленно, он все равно умрет, максимум проживет около трех месяцев, не приходя в сознание. И я не знаю, хватило бы у меня столько мужества и стойкости? Но жена сказала – операцию делать. Операцию стали проводить в большей степени для демонстрации студентам: что бывает с пораженным мозгом.
А вот однажды, задолго до этого мы гуляли возле Новодевичьего монастыря. Недалеко было общежитие нашей академии. И мы зашли в монастырь, купили поясок Живый в помощи и иконку Владимирской Божьей матери. Ну все покупали, и мы купили. Принесли домой, положили в шкаф и забыли. И видно эти святыни были приобретены для этого часа. Моя жена достала поясок Живый в помощи, и все восемь часов, что длилась операция, простояла на молитве. А дочь, казалось бы, что понимает 7-летняя девочка? достала Владимирскую, прижала к груди и просидела в углу квартиры пол суток, не прося ни пить, ни есть.
После операции врачи позвонили жене и сказали, что на этот момент все идет благополучно. Случилось такое чудо, что когда доктор Фомин вскрыл голову, гноя в голове не оказалось. Гной собрался в зыбкую капсулу величиной с куриное яйцо. Она лопнула в руке доктора Фомина, когда он ее уже вынул, в нескольких сантиметрах от головы… Потом такой момент был, я помню, как я в реанимации, весь в бинтах, проводах, в состоянии наркоза поднялся на кровати и стал кричать: «Слава советским врачам! Слава моей жене!»(улыбается) Доктор Фомин сказал врачам - это мне уже рассказывали - поставьте ему еще три снотворных, а то он будет до утра кричать и вас поздравлять.Ну а когда я уже пошел на поправку, я решил написать о войне. О войне, которую увидел. О войне, где не только убийство и кровь, а прежде всего - подвиг. Подвиг жены, подвиг близких, которые молятся за тебя. Вот так и появилась книга «Живый в помощи».
P.S. Часто со мной не соглашались, но степень уверенности теперь в сто крат сильнее: Русская Православная Церковь должна быть богатой. Потому что если не Русская Православная Церковь, то кто? поможет русскому человеку? «Я теперь хоть пролечусь, – вспоминаю, как Виктор Николаевич произнес, словно, извиняясь за получение премии, - у меня же инвалидность первой степени. Но пролечиться так всё не удавалось». И коснись кто Православной Веры, на защиту ее поднимется самый что ни на есть убежденный русский атеист.
Подготовила Марина АЛЕКСИНСКАЯ
