Отношения власти и общества редко бывают бесконфликтными и беспроблемными. А если даже и бывают, то длятся такие периоды гармонии обычно недолго. Список взаимных претензий чрезвычайно велик и многомерен. При этом критерии оценки власти обществом, как правило, вообще не обсуждаются, а вопрос о "сверхзадаче" государственной власти либо не ставится вообще, либо носит весьма идеологизированный и даже мифологический характер — да простят меня все, считающие иначе. Если "прогрессисты" стремятся устроить — едва ли не любой ценой! — "рай на земле", то "традиционалисты" придерживаются прямо противоположной точки зрения, сущность которой, исключая обстоятельства места и времени, хорошо выражена словами Николая Бердяева: "Государство создано не для того, чтобы на земле был рай, а для того, чтобы на земле не было ада".
Поскольку социально предпочитаемые понятия о "рае" и "аде", как показывает исторический опыт, подвержены определённым, иногда — весьма резким изменениям, а без понимания "сверхзадачи" хорошего спектакля, как утверждал ещё Константин Станиславский, не сыграешь, её minimum minimorum (самое меньшее), sine qua non (без чего нельзя), в господствующем ныне "либеральном дискурсе" определяется примерно таким образом: "Как бы много задач ни стояло перед Россией, её Верховный Правитель, как бы его пост ни назывался и какую бы фамилию он ни носил, прежде всего работает ради повышения благосостояния граждан страны".
Не правда ли, какой красивый тезис? И вроде бы — всё правильно, не придерёшься. К сожалению, этот красивый тезис категорически ложен, причем ложен трижды, являясь недопустимой абсолютизацией (это во-первых) упрощений (это во-вторых) неопределенности (это в-третьих). А следовательно, в лучшем случае, если относиться к нему только в качестве "фигуры речи", — бесполезен, а в худшем, если начать (или требовать начать) им руководствоваться на практике, — смертельно опасен. Причем сразу — по целому ряду причин, которые постараюсь, хотя бы "в первом приближении", изложить ниже.
Человеческий фактор
Кого вообще можно и нужно считать "гражданами страны", её народом? Текущих обладателей статуса гражданства (подтверждённого паспортом или приравненным к нему свидетельством о рождении)? Мало того, что такое множество является чисто "механическим" (в его число входят и недееспособные, полностью или частично, граждане, асоциальные и антисоциальные элементы, зато из него исключены лица, не обладающие гражданством, но постоянно проживающие и работающие на территории данной страны), оно обладает еще двумя категорическими изъянами.
Прежде всего — правовым, поскольку не исключает возможностей "изъятий" из гражданства, самым ярким примером здесь могут служить "неграждане" прибалтийских республик, хотя вариантов "законного" лишения, сужения и/или ограничения гражданских прав, причем — массового, в истории можно найти великое множество. В том числе — "лишенцы" в СССР 1924-1936 годов, "пораженцы" в 1937-1953 годах, или же "неарийцы" в Третьем рейхе.
Но это, так сказать, юридические эксцессы, которые в ситуации острого социального конфликта "обслуживают" интересы определенной части общества, получившей власть в той или иной стране.
Куда важнее то, что в так понимаемое "множество граждан" по определению не входят его прошлые и будущие состояния, то есть уже ушедшие из жизни "отцы" и еще не родившиеся "дети". И если об интересах и правах первых говорить в нынешней ситуации считается некорректным (хотя, по большому счёту, забвение этих интересов и прав сильно ограничивает интересы и права текущего "гражданского поколения"), то не принимать во внимание интересы и права вторых — самый верный и быстрый путь к самоуничтожению общества, в лучшем случае — к его необратимой трансформации или даже прямому замещению другими по своему происхождению и организации обществами. Что мы сегодня можем наглядно видеть на примере Европы, переживающей "миграционный кризис", тесно связанный с кризисом депопуляции.
Временной фактор
Не менее важен и временной фактор, связанный с понятием "благосостояния". Потому что "благосостояние" здесь и сейчас категорически не совпадает с "благосостоянием" в более широкой исторической перспективе, что давно отмечено всеми культурами мира (те, которые этого не осознали, — просто сошли с исторической арены). Известный "тезис Шарикова", "отнять всё и поделить!" является предельным выражением этого парадокса, который может проявляться по-разному. Как самый простой вариант — в нежелании "создавать запасы на зиму", как более сложный — жить "в долг", потребляя больше, чем производится, еще более сложный — не "угадать" с трендом развития, тратя ресурсы на неэффективные, в абсолютном или даже в относительном измерении, проекты.
Существует хорошо известный график Мэдисона—Илларионова (см. илл.), где представлен показатель внутреннего валового продукта (ВВП) на душу населения Российской империи/ СССР/ Российской Федерации за 120 лет, с 1885 по 2005 годы — в процентах к аналогичному показателю США.
двойной клик - редактировать изображение
При всей весьма условной корректности термина "внутренний валовый продукт" (ВВП), подобное сопоставление двух масштабных и, вне всякого сомнения, "сверхдержавных" проектов на столь длительном отрезке истории, даже безотносительно к внутреннему распределению доходов населения, изменению его численности, а также к собственной динамике базового показателя в США (принятой здесь за 100%), достаточно адекватно показывает их сравнительную эффективность во времени.
Фактор неопределенности
Это, пожалуй, главный момент, препятствующий непрерывно-идеальной "комфортности" общественного бытия. Кто еще 30-35 лет назад мог предполагать, что Советский Союз развалится на 15 "новых независимых государств", а его народно-хозяйственный комплекс, который создавался в общесоюзных масштабах, окажется востребован едва ли не в пределах нефтегазовой "трубы"? Понятно, что такого рода трансформации (или обратные — когда страна "прирастает" новыми территориями и населением) не являются в достаточной мере предсказуемыми и ожидаемыми. То же самое можно сказать о военных конфликтах, стихийных бедствиях, разного рода техногенных катастрофах и финансово-экономических кризисах, чьё воздействие лишает смысла многие инвестиции и проекты, которые считались абсолютно необходимыми и сверхэффективными в момент их формирования. И, напротив, то, что представлялось ранее второстепенным и/или необязательным, в изменившейся ситуации может приобретать ключевое, жизненно важное значение.
Когда тот же Сталин в феврале 1931 года, выступая на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности, сказал: "Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут", — его слова как раз были оптимальным проявлением функций власти, сводивших к минимуму неопределённость на весьма длительном отрезке времени. И в предвоенное десятилетие, несмотря на голодные годы и репрессии, мы увидим не только увеличение численности населения страны, но и настоящий взлёт, взрывной рост экономики, по темпам которого СССР в 1931-1941 гг. занимал первое место в мире.
Иными словами, "сверхзадачей" государственной власти можно назвать оптимизацию системной неопределённости во времени и в пространстве, установление максимально возможной "связи времён": прошлого, настоящего и будущего, — во всех сферах жизни общества. Эта "сверхзадача" не может быть экстраполирована "в бесконечность", однако границы её компетенций не должны иметь отрицательную динамику — в противном случае эта власть рано или поздно сойдёт с политической и исторической арены, зачастую — вместе с породившим её обществом.
Фото: ИТАР-ТАСС
