Генрих Гейне назвал Библию «портативной родиной еврейского народа.»
Моя портативная родина – это телевизор. Вопреки тому, что утверждают разные «эксперты», телевизор не исчезнет никогда.
Не могут интернеты, где каждый дурак может беспрепятственно зайти и транслировать свою глупость на весь белый свет, заменить телевизор, где идёт тщательный отбор.
Телевизор есть современная версия королевского дворца, Фонтан Бессмертия, и Олимп.
Родина – это воспоминания. Кого ты слышал, лёжа в колыбели, кого видел на голубом экране, пока играл в солдатики на ковре. Этих драгоценных людей становится всё меньше, так что «не спрашивай, по ком звонит колокол.»
Последние недели принесли много трагических новостей.
ИГОРЬ КИРИЛЛОВ
Американское и советское вещание пошли двумя совершенно разными путями. Великие американские ведущие, Ларри Кинг, Давид Леттерман, Том Брокау, Пит Дженнингс и особенно Уолтер Кронкайт – это доверительная, пониженная интонация. Это – сосед, зашедший в вашу гостинную. Беседует, делится новостями: - Только что стреляли в Роберта Кеннеди… снимает и протирает очки… Я сейчас… узнаю, нет ли какой дополнительной информации.. Барри, ну что у тебя там?
Не то – ТВ СССР. Ааа-т сааа-ветс-ко-ооо-го информ-бю-ро! Ра-а-а-бо-тают вс-еее радио-стан-ци-ии…
Игорь Кириллов не был соседом, забредшим на огонёк. Игорь Леонидович был чем-то величественным, торжественным, спускавшимся с небес. Праздничным, но не в смысле «пьянка-гулянка, ещё по одной, и пора назад», а в плане Щелкунчика, ёлочного шара, дворцового бала. Наверное, так должен разговаривать Г-дь Б-г. Я, вобщем-то, так Его себе и представляю: мужчина средних лет, строгий, но позитивный, пез всякого там панибратства, но без истерик и демонизма (это - мой удел "змея - моя родная тётя" но... всё понимающий).
Как Товстоногову или Михаилу Козакову не пришло в голову предложить Кириллову роль в Фаусте?
Гердт и Кириллов! "К тебе, попал я, боже, на приём..."
И когда он поднимал бокал шампанского, и произносил «С Новым годом, дорогие товарищи!» - это не сосед поздравлял, не друг и даже не начальник. Это – нечто высшее, вселявшее некую окрылённость и уверенность, что год непременно будет Новым.
Игорь Кириллов был для нас тем, чем для старшего поколения был Юрий Левитан – так звучит Родина. Собственно, Игорь Леонидович наследовал Левитану. Так мы его и воспринимали.
Конечно, на такого человека просто не могли не вылить ушата грязи со всех сторон. Это уж как водится! Демшиза окрестила его «голосом застоя.» Поцреоты накрысились за участие в программе Взгляд, и поддержку реформ. И сегодня в интернетах нет-нет да и норовят сказать что-нибудь гаденькое-грязненькое, да ещё приплетут вечнозелёную тему. А к чему это? Я не знал, а всё равно любил.
Не могу предположить, что будет звучать в моей голове, когда срок придёт «царапать край матраца.» Но Игорь Кириллов там точно будет.
НИНА УРГАНТ
Очень светлая личность. Много прекрасных актёрских работ. С детства запомнилась новелла «Здравствуй, Пушкин!» из трилогии «Волшебная сила искусства».
Но, безусловно, Нина Николаевна – это прежде всего «Белорусский вокзал», и великая песня Булата Шалвовича Окуджавы. Без этого – немыслим никакой День Победы. У нас так было. Соберутся ветераны, и не сговариваясь, кто-то затянет: «здесь птицы… не поют…» и все дружно подхватывают: - одна на всех, мы за ценой не постоим!
АЛЕКСАНДР ГРАДСКИЙ
Явление уникальное, почти мистическое. Неповторимый тембр голоса, который и не знаешь, к чему отнести. Конечно мы помним все комсомольские, пахмутовские песни «строй гитар – стройотряд», «оглянись, незнакомый прохожий, … может я это, только моложе» которые не потеряли своей прелести и актуальности и сегодня, когда не только первый тайм мы уже отыграли, но и второй идёт к финалу, а будет ли добавочное время – непонятно.
Но хотелось бы сказать о другом, об его авторской песне «Чужой мотив, или Подражание Окуджаве.»
Впервые мельком, и в предельно сокращённом виде услышал ей в утренней почте в середине 80х. Много позже услышал целиком, и был совершенно потрясён. Это – о нас, о неспетом поколении, о тех самых «книжных детях, не знавших битв» (на тот момент).
Есть два часто встречающихся образа прошлого: чердак и чемодан. Если помните, рассказы Довлатова начинаются с раскрытия автором чемодана, и рассказа о вещах, каждая из которых рождает цепь воспоминаний.
У Градского – чердак, возвращает его в то время, когда он «рукою мял талый снег, набирая себе высоту, и готовя разбег.»
Из окошка чердачного видно далёко и близко.
Стонет голос Высоцкого, мучась в тяжелом бреду.
И, поправив две мокрые лыжины, искрится Визбор.
А Булат Окуджава в троллейбус вошел на ходу.
Есть у Демиса Руссоса песня Shadows – Тени. Уж много лет я её мучаю, перелопачивая на русский, да всё никак не сделаю.
Возможно, мы и есть элизиум теней, лиц и голосов ушедших, чтобы остаться с нами. И сияет алмазом в руке осколок кинескопа от львовского телевизора «Электрон».
Остальное – «кокетство, позёрство, эстетство».
