В Барнаульском фольклоре устойчиво живет история о трагическом пожаре в мае 1917 года, когда по стечению роковых обстоятельств в огне погибла примерно треть города. События столетней давности давно обросли своей мифологией, которая передается из уст в уста и перекочевывает из источника в источник. Однако, город почти ничего не знает о событии, причиной которому послужило вступление Российской империи в Первую мировую войну. Речь идет о бунте мобилизованных и поджогах в июле 1914 года.
Пожары для провинциального, в основном деревянного Барнаула, в Дореволюцию были совсем не редкостью. Они случались с завидной регулярностью и статистика вполне себе показывает, что огненная стихия врывалась в маленький городок до ста раз в год и более. Средств на профессиональную пожарную команду у города не было и защитой от огненной стихии занималось, так называемое, «Вольное пожарное общество». Например, из отчета общества за 1897 год мы узнаем его структуру и штатное расписание, а также точную статистику возгораний. На тот год в обществе состояло 232 обывателя, а возглавлял его ни абы кто, а столичный граф С.Д. Шереметьев, реально же руководил обществом гофмейстер, генерал-майор В.К. Болдырев – начальник Алтайского горного округа. Своим долгом состоять в обществе считали многие известные люди – городской глава, дворяне, чиновники. Тушением пожаров они не занимались, но состоять считали долгом.
Штатное расписание вольно-пожарного общества было построено предельно практично. Основной костяк составлял, так называемый, лестничный отряд, а при нем 90 человек – машинного отряда, 16 человек – отряд водоснабжения, 6 человек – охранный отряд и четырнадцать музыкантов. Для управления «Вольным пожарным обществом» назначались должностные лица, в 1897 году их было ровно десять.
При изучении документов Общества приоткрылась философия борьбы с огнем не только в провинциальном городе, но и в дореволюционной России в целом. Так, имелся общий подход по возведению кирпичных брандмауэров у деревянных зданий, предотвращающих распространение огня на соседние строения. Об этом однозначно указывают многочисленные директивы Департамента строительства Кабинета Его Величества.
Такие брандмауэры мы можем встретить в Барнауле до сих пор, скажем – южный фасад бывшей аптеки Крюгера (улица Пушкина), или восточный фасад двухэтажного доходного дома по Конюшенному переулку (ныне – проспект Красноармейский).
Однако не обходилось и без курьезов. Так, крайне любопытна тяжба между двумя состоятельными купцами, Суховым и Морозовым, как раз на тему пожарной безопасности. В 1894 году на улице Большой Тобольской (сегодня это улица, Льва Толстого) купцом Суховым было завершено строительство деревянного строения, однако нарушено одно важное условие. Дело в том, что в конце девятнадцатого века, городская власть установила так называемое правило «левой руки», которое гласило, что хозяин обязан располагать свое строение не ближе четырех сажен от строения слева, при условии, что стоишь лицом к усадьбе. При строительстве подрядчик перепутал правое с левым и посчитал, что правило действует при выходе из усадьбы. В результате новое строение прилепилось к зданию купца Морозова, и тяжба приняла долговременный оборот. Да настолько, что в ее орбиту включилась Городская дума, а когда на месте не договорились, ушел запрос в Томскую губернию. Ответ Губернатора совсем не понравился городскому главе, и началась любопытная тяжба между губернскими и городскими чиновниками. Счастливый конец в этой истории был обретен лишь с указом Его Императорского Величества, Самодержца Российского по Государственному департаменту, «Делом о постройках купцов Сухова и Морозова».
О пожаре 1914 года впервые я узнал в раннем детстве, из рассказов своего прадеда по материнской линии – Сергея Осинцева, участника первой мировой. Сам он в тех событиях участия не принимал, поскольку был призван на «империалистическую» позже, по опубликованным документам Министерства обороны воевал в Польше, где и был в ранен в 1916 году. Рассказы его были скудны, фрагментарны, больше похожи на солдатскую легенду, чем на правду, но они навсегда отложились в родовой памяти. А позже подоспели и свидетельства очевидца, горожанина Максима Зверева, который наблюдал пожар с высоты Горы (район города) и рассказал о событиях в своей повести – «Заимка в бору».
С документами о пожаре 1914 года я впервые столкнулся, когда работал с биографией чиновника Отделения мелкого кредита – В. Берсенёва. Среди прочих документов попалось мне в руки прошение о компенсации двухсот рублей за сгоревшее в пакгаузах имущество, что было сдано на хранение после служебной командировки в село Усть-Пристань. Из документа узнаю, что пакгаузы сгорели полностью. Каких-то иных сведений о пожаре в прошении не содержалось.
И вот, много позже, при работе с фондами РГИА и Библиотеки академии наук (г. Санкт-Петербург), мне попала в руки карточка о находящемся на специальном хранении деле Страхового общества «Саламандра» с неброским названием о «Пожарном убытке имущества М.В. Вершинина». Дело меня заинтересовало в первую очередь личностью самого заявителя. Михаил Васильевич Вершинин фигура в дореволюционном Барнауле известная – галантерейщик и видный предприниматель. Сын Василий – издатель, владелец одной из самых популярных газет «Жизнь Алтая», депутат IV Государственной Думы. Публикации в его газете до сих пор представляют огромный интерес для исследователей. Папка содержала четырнадцать документов, в том числе редкие, нигде не опубликованные фотографии, с одной из которых и предлагается ознакомиться в данном материале. Но, чтобы перейти к фото документу, необходимо понять так, что же стало причиной роковых событий в июле 1914 года?
То, что Первая мировая война назревала, в Европе было понятно всем. По образному выражению – «Войны никто не хотел, война была неизбежна». В 2014 году, в юбилейную годовщину первой мировой, с одним петроградским писателем мы посетили в Гатчинском дворце грандиозную экспозицию, посвященную этому роковому событию. Выставка была настолько объёмная, что на ее просмотр требовался несколько дней, и про экспозицию следует рассказывать отдельно.
Открывал выставку большой парадный плакат начала ХХ века, показывающий родственные связи монархов Европы. Так выходило, что это была война родственников за передел фамильного имущества. На выставке мое внимание привлекла малоизвестная в то время фотография – «Приезд Пуанкаре в Санкт-Петербург».
Фотография весьма выразительная – Пуанкаре выходит из кареты со стороны набережной и направляется к Зимнему дворцу в сопровождении весьма напряженного и чем-то озабоченного Николая II. Сбоку от него услужливый и какой-то театральный казачок в шальварах. Тот петербургский визит президента Франции Раймона Пуанкаре состоялся 7 июля 1914 года (все даты в тексте по старому стилю), а уже 16 июля наш император официально объявил о воинской мобилизации, завидная расторопность. По всей вероятности, президент Франции сделал императору предложение, от которого тот не смог отказаться. Французские кредиты тяжким бременем лежали на экономике Империи, да настолько, что даже по окончанию гражданской войны и преступной интервенции, Франция требовала от молодой Советской республики их возмещения.
Война для России стала неизбежной, и это может показаться странным, но по стране уже шла необъявленная мобилизация, не миновала этой участи и Сибирь. В июле Алтайский горный округ пришел в движение, в Барнаул начали стекаться призывники крестьянского сословия, в основном из степной стороны Алтая. Ввиду летнего времени размещали запасных в полевых лагерях, рядом с Никольским полковым храмом. По донесению уездного исправника И.Д. Григорьева томскому вице-губернатору, в конечном счёте призывники в городе сосредоточились в критическом количестве – более тридцати тысяч, что и стало спусковым механизмом для беспорядков.
Динамика солдатского бунта, возникшего в городе 21-23 июля 1914 года, проста. Накопившаяся солдатская масса от безделья и ужаса предстоящей войны начинает постепенно погружаться в пьяный загул. Начинаются вымогательства, избиения, мелкие кражи, а затем грабежи, переросшие в конечном итоге в массовые беспорядки. С определенного момента к призывникам примыкает деклассированный элемент с Алтайских улиц, после чего события приобретают трагический характер.
В своей книге «Пимокаты с Алтайских» Ольга Берггольц несколько романтизирует рабочие кварталы города. В реальности городские окраины Алтайских улиц (всего их было двенадцать, на то время активно заселено пространство от 1-й Алтайской – ныне улица Чернышевского, до 10-й Алтайской – ныне ул. Победная) были самым настоящими городскими трущобами с вкраплениями мелкотоварного производства, которые даже представители городской полиции не рисковали без нужды посещать. Городская газета «Жизнь Алтая» с регулярностью печатала криминальную хронику о нападении «алтайских» на экипажи, стрельбе и поножовщине.
Объединившись с городскими люмпенами, призывники расширили ареал грабежа, а «порочные элементы» (выражение из донесения полиции), по сути стали наводчиками. Пожар на Луговых улицах имел большие разрушительные последствия, хотя на его тушение прибыли все силы Добровольного пожарного общества и на первых порах было непонятно почему огнеборцы не справились с достаточно заурядной задачей. Эта тайна приоткрылась при чтении опроса свидетелей и донесений полицейских чинов.
Самый сильный урон был нанесен улицам 2-ой и 3-ей Луговым – они были выжжена практически полностью. Особенность в том, что на этих улицах сосредоточились представительства иностранных компаний по продаже сельхозмашин и инвентаря. Из донесений и показаний мы узнаем – призывники всячески препятствовали работе пожарных команд; они не давали тушить огонь, избивали пожарных и отгоняли всех любопытствующих. Чтобы минимально обеспечить порядок, члены охранного отряда вынуждены были переодеваться в цивильную одежду и под видом обывателей влиять на ситуацию.
Казалось бы, здравый смысл полностью изменяет призывникам – крестьяне жгут конторы, поставляющие из Европы сельскохозяйственную технику, прекрасные орудия производства. Ответ на самом деле прост, он кроется в колониальном положении Алтая. Именно в Алтайском округе Кабинета Его Величества в полной мере реализовывалась классическая схема колониальной зависимости – из колонии сырье, в колонию товары. По образному выражению наших почвенников – Сибирь для империи, являлась внутренней колонией.
Именно поэтому сразу после Февральской революции, либеральная интеллигенция Сибири инициировала учредительный съезд по выходу из состава России и образованию Сибирской республики. Съезд был назначен на осень 1917 года в Томске и только усилиями большевиков сепаратизм был остановлен.
Крестьянин же, в подавляющей своей массе не имел достаточных оборотных средств для покупки дорогостоящей иностранной техники, и приобреталась она, либо через грабительский кредит (Русско-Азиатский банк, империя Ротшильдов), либо в счет будущей продукции и вновь, на грабительских условиях. По справедливости сказать, эти условия кабинетские чиновники видели и понимали. В 1912 году, Министерство финансов после знаменитой поездки в Сибирь П.А. Столыпина и его сподвижника А.В. Кривошеина, как раз пыталось создать государственное агентство мелкого кредита и залоговые хранилища (для инспекции которого и выезжал чиновник В. Берсёнев).
Размах деятельности иностранных компаний на Алтае становится очевиден при сравнении: так небольшая фирма «Лундт и Ко» имела годовой оборот троекратно превышающий оборот одного из самых богатых купцов города – А. Морозова.
Таким образом, мотивы призывников становятся понятными. Идущие на войну крестьяне действовали предельно практично – они сожгли все долговые обязательства перед иностранными компаниями и помогли своему классу. Тем более, что при поджогах уже зазвучали политические мотивы. Бунт медленно и неизбежно приобретал политическую направленность.
В деле о сгоревшем квартале, особняком проходит пожар в пассаже Смирнова. После трагедии на казенных винных складах, где погибло более ста человек, и неудачного штурма городской тюрьмы, с целью освобождения «политиков», толпа вновь ринулась в жилые кварталы, где не обнаружила сопротивления и приступила к разграблению богатых лавок. Финалом этой трагедии стало разграбление пассажа купца Смирнова, а затем и поджог с целью сокрытия следов преступления. Собственно, здесь след призывников уже не просматривается и основную роль начинает играть деклассированный элемент.
В деле страхового общества присутствуют несколько фотодокументов, отражающих состояние пассажа до и после июльских событий 1914 года. Вводимая в оборот фотография сделана с перекрестка улиц Московской и Пушкина, она фиксирует состояние пассажа Смирнова после пожара. Фотография насыщена важными деталями и дает возможность понять внутреннее устройство здания, динамику и последствия пожара, а также логику произошедших событий.
Приложение 1. Фотография из дела «О пожарном убытке имущества М.В. Вершинина» страхового товарищества «Саламандра»
На фотографии угловая территория пассажа уже огорожена деревянным забором, пешеходная панель восстановлена, здание частично выгорело, товаров в нем больше нет, хотя стеклянный витраж у входа на второй этаж со стороны улицы Пушкина – грабителями не выбит. На снимке центральное место принадлежит городским обывателям. Основная группа – рабочие во время восстановления поврежденного столба телефонной связи. Судя по всему, прежний столб был серьезно поврежден и на его место устанавливают новый. На столбе еще нет арматуры – поперечных перекладин и фарфоровых изоляторов. Труд полностью ручной, а потому рабочие разбиты на группы – двое контролируют общий ход работ, четверо при помощи веревок страхуют столб от падения, трое удерживают его у основания. Основная группа при помощи шестов приводит столб в вертикальное положение. Рабочие, стоящие на растяжке столба, как на проезжей части, так и на завалах пассажа по внешнему виду простые горожане, разнорабочие-поденщики. Часть персонажей имеют форменное обмундирование – фуражки и однотипно скроенные куртки. У одного из тех, кто удерживает столб шестами, просматривается планшет. Вполне резонно предположить, что рабочие в форме представители телефонной компании.
За работой с интересом наблюдает извозчик-лихач экипажа с порядковым номером 147. Это пролётка – четырехколесный двухместный открытый экипаж и, судя по всему – для чистой публики. Рессоры пролётки мощные, кованные, с изящными завитушками, хотя колеса не на резиновом ходу. Экипаж оснащен мягкими кожаными сидениями, а широкие крылья защищают экипаж от грязи. Возничий одет с профессиональным шиком – чистая, опрятная блуза, дорогостоящая по тем временам шляпа, кожаный с наклепками пояс. Ноги извозчика прикрыты широкой рогожей, пристегнутой к сидению.
Достаточно хорошо отражена городская среда. Чисто только на пешеходных панелях, на улице, грязь, как атрибут дореволюционной городской жизни. Даже столичная Московская улица не имеет твердого покрытия.
Справа в кадр попал случайный прохожий, пересекающий центральную улицу города – Московскую, по всей вероятности, это мальчик. Одет он по-летнему, легкая куртка, бриджи. В городе июльская жара и голова его «по-палестински» покрыта каким-то лоскутом материи. Эта странная мода покрытия головы прослеживается и на иных фотографиях.
По всей вероятности, пожар был сильным, поскольку несущие двутавровые балки первого этажа от огня деформировались и произошло полное обрушение конструкции. Ниши в кирпичной кладке на уровне перекрытия второго этажа указывают, что потолочные балки были выполнены из дерева (что типично для городской архитектуры того времени) и вместе с кровлей сгорели полностью. За рабочими, стоящим на кирпиче, хорошо видна часть обрушившейся металлической кровли.
Приложение 2. Выдержки из свидетельских показаний.
Показания судебного пристава А.Ф. Крамаренко
Двадцать второго июля я присутствовал на пожарах Луговых улиц, пришёл я тогда, когда горела контора Мартенсона; переходя от одной группы к другой, я слышал всевозможные угрожающие разговоры по отношению купцов, богатых людей, говорили что их надо громить, жечь, некоторые прямо говорили, что теперь идти грабить Морозова, Смирнова и других.
Среди групп, заполонивших улицы горящих зданий, большинство было запасные в форме.
Я лично видел, как был несколько раз подожжён дом Столь и Ко и как пожарные его тушили, но снова возобновлялся пожар и тому подобное.
Чувствуя, что приближается что-то ужасное, и видя полное озверение толпы, я решил удалиться из этого кошмара.
Приближаясь к пассажу Смирнова, я услышал стук бросаемых кирпичей в ставни пассажа и увидел небольшую кучку человек в 8-10, бросающую в ставни с угла Пушкинской улицы. Видя обширный погром, я поспешил предупредить хозяев, так как караулов у магазина не было.
Показание Федосьи Пасюткиной, проживающей в татарской молельне
Я имела мелочную лавочку в доме Тушакова на 2-й Луговой улице, против дома Сибирской Компании.
Могу подтвердить, что я хорошо видела, как запасные солдаты подожгли дома Сибирской Компании и Западно-Сибирское пароходство, также и то, что они, сделав поджоги, не давали тушить огонь.
Сначала они только подходили к пожарникам и кричали с добавлением самой отборной ругани «брось тушить огонь, пусть горит», когда это не помогало, стали стаскивать пожарных, а потом бить, а в конце концов стали резать пожарные рукава и вырывать брандспойты, направляя воду не на горящее здание, а на землю, они же перерезали рукава от пароходных паровых донок, проведённых с подошедших 2-х пароходов.
Ко мне в лавочку пришли запасные и стали предлагать водку, я купить отказалась, за это меня разгромили и пустили чуть не по миру.
Могу твёрдо утверждать, что все погромы и пожары дело рук запасных, я была во многих местах и всё лично видела. 31 июля 1914 года.
Показание Трещаловых Георгия Павловича и его матери Варвары Николаевны, проживающих по Тобольской улице № 4
Мы имели на углу Тобольской улицы и Мостового переулка меблированные комнаты.
В ночь с 22 на 23 июля, когда начался пожар в доме Четина, мы были дома и заняты были делом спасения своего имущества, но всё-таки видели всё что происходило у наших соседей.
Мы занялись спасением дома, для чего стали ввозить пожарную машину в наш двор, но запасные солдаты не дали нам этого сделать, они с криками, что машина здесь не нужна увезли её обратно. Когда из других машин стали поливать с улицы наш дом, то и здесь толпа запасных не давала тушить огонь. Они стаскивали с машин пожарников, у брызгальщиков вырывали брандспойт. Некоторые пробовали противостоять такому насилию над пожарными, но их били. Завязывались целые драки с запасными, рукава пожарных машин перерезали, часто были слышны крики протеста: «зачем режешь рукав, брось».
31 июля 1914 года.
Показание Тушакова, проживающего в татарской молельне
На пожаре 3-й Луговой улицы я не был, т.к. мне приходилось заботиться о спасении своего имущества, но я был очевидцем всего что происходило на 2-й Луговой против дома Сибирской компании.
Когда были в огне все строения 3-й Луговой улицы, запасные бросились всей массой на нашу улицу, подожгли сначала амбар Западного Сибирского Пароходства, а потом выбросав всё из дому Сибирской компании, подожгли и его.
Огонь на этой улице никто не тушил из пожарных и я это объясню тем, что ещё в начале пожара на 3-й Луговой улице у дома Четина запасные не давали тушить, сначала угрозами на словах, а потом действиями, как они говорят прямо стаскивали их.
Что подожгли Сибирскую компанию и других по 2-й Луговой запасные солдаты, я это ясно видел, громили те же запасные солдаты, которые и меня лично чуть не прибили за то что я им мало дал на водку, они разгромили и мою квартирантку лавочницу Феодосию Пасюткину, за то, что та отказалась купить водку после разгрома казённого винного склада.
Показание Довбенки, проживающего в доме Оболенской, угол Павловской и Конюшенного переулка
Около 11 ч. ночи, услышав разные рассказы от проходящих мимо моей торговли, что в городе идут погромы магазинов и квартир запасными, желая узнать настроение толпы, нет ли у них намерения потом громить и лавочки нас бедняков, я, сложив имущество своей семьи, приготовив на всякий случай лошадь, отправился в центр города.
Пошёл я прямо на Луговые улицы, там уже всё было объято пламенем.
Настроение толпы было неописуемо ужасно.
Раздавались возгласы: пойдём громить и жечь богатых Смирнова, Морозова.
Я отправился обратно, так как оставаться было опасно, надо было или принимать участие в погроме вместе с господами запасными, или удалиться.
Пошёл я через базарную площадь, где увидел, что из магазина Морозова уже везли возами разграбленный товар.
Я прошёл дальше по Московскому проспекту.
Подойдя к пассажу Смирнова, я увидел запасные уже и здесь начали работу, слышны были звуки разбиваемых стёкол и ставней.
А мимо меня тащили товары из магазинов на Базарной площади.
Я отправился дальше, намереваясь пройти по Томской улице.
Мы подошли к углу бульвара, что против пассажа и увидели, что громилы уже забрались в пассаж и, освещая внутри, собирались в нижних этажах. Видно было, что тащили из окон бакалейного склада.
Показания служащего электрической станции Платонова Андрея Игнатьевича Попова
В ночь с 22 на 23 июля я был на дежурстве на электрической станции И.К. Платонова, находящейся на углу Пушкинской улицы и Московского проспекта, против пассажа И.Ф. Смирнова и был очевидцем следующих событий.
Начиная с 7 ч. вечера 22 ч. с/м толпы запасных шли по Московскому проспекту с четвертями монопольки, полученной после разгрома Казённого Винного склада, направляясь на Луговые улицы, некоторые были пьяны, а некоторые были совершенно трезвы.
Около 8 ч. вечера ударили в набат и определился пожар на 2-й Луговой улице, в доме Четина.
В конце 10 ч. пламенем были охвачены 3-я и 2-я Луговые улицы.
Я следил за всем происходившим с заплота двора электрической станции, так как выйти на улицу в виду такого погромного настроения запасных считал опасным для жизни.
Шум с Базарной площади стал приближаться к нам, а потом стало слышно, что толпа остановилась у магазинов Петрова и Бр. Лыжиных, раздавался стук в железные ставни-«жалюзи» магазина и крики неистовствующей толпы, но очевидно волнистое железное полотно закрытых и запертых «жалюзи» оказалось не под силу громилам, так как стало видно, что они передвигаются дальше по направлению пассажа Смирнова, разгромляя на пути лавочки с мануфактурой, устраивая костры из выброшенного товара, от которых начались загораться и тротуары, позднее эти костры были кем-то потушены.
Приблизительно около 12 ч. ночи отделившаяся толпа запасных подошла к пассажу Смирнова и начался погром.
Громилы из запасных и разных лиц скоро проникли в магазин, так как спустя мало времени началась у пассажа игра на гармошках и рожках, взятых из магазина Смирнова из музыкального отделения.
Так скоро попасть в пассаж им удалось благодаря тому, что у Смирнова стальные сторы окон были спущены, но почему-то не закрыты на замки, а некоторые были совсем не закрыты сторами.
Было видно сначала как из 2-го окна считая от угла Пушкинской улицы, показался дым, а вскоре и огонь, видны были силуэты ходивших около пожарища, и через окна, громил, вскоре снова пришли солдаты и окончательно разогнали озверевшую толпу.
Огонь сделал свою разрушительную работу и вскоре весь пассаж был объят пламенем. Мер для тушения, кроме слабых попыток залить огонь из водопровода, никто не принимал.
Полный текст опубликован в сборнике «Родионовские чтения 2021»
Фотография из дела о пожаре страхового общества «Саламандра». Реставрация фотографии автора текста.
