Авторский блог Александр Балтин 11:31 29 ноября 2024

Сеспиль

к 125-летию со дня рождения

Грозовая речь, наполненная болью за свой язык, за униженность своего народа – речь, вскипающая поэтической энергией той силы, что определяет вхождение владеющего её в ряды классиков:

Эй, старики! Вы видели немало

На берегах у времени реки.

Как наша речь чувашская страдала,

Вы не забыли это, старики?

Боялось пня лесное наше племя,

В нём каждый опускать глаза привык.

Как робкий всадник, потерявший стремя, –

Таким тогда казался наш язык.

(пер. Ю. Щербакова)

М. Сеспиль – словесный светоч своего народа – познавшего жизнь оного сполна: вот он – корпит переписчиком в волостном управление; изломы Первой мировой рассекают реальность; Сеспиль, завербованный в царскую армию, служит писарем в штабе полка; потом в санитарном поезде, катится он, громыхая суставами…

…мирной жизни картины поэт рисует с той мерой плотности, какая позволяет ощутить их предельно; вместе – языковой поток словно лёгок, сам несёт поэта:

Синий сон был сладок пред рассветом,

Снился солнца пышный каравай.

Трудно хлеборобу стать поэтом,

Коль отец командует: «Вставай!»

За окном пастух – рассвет весенний –

Гонит облака на водопой.

Смыл и я остатки сонной лени

Синей родниковою водой.

(пер. Ю. Щербакова)

Он учится в Москве, на курсах агитаторов и пропагандистов: красную весть почитая основой грядущего бытия, и, считая, что быт и жизнь истового коммуниста должны быть аскетичны, наживает врагов себе – но после уже, ставши председателем ревтрибунала Чувашской автономной области.

Партноменклатура всегда реальна, увы: материальное манит, сохранять вектор идейной чистоты – сине-стального сабельного высверка – ох, как не просто.

Труд туг – сочная гроздь его знакома солнцу в не меньшей мере, чем человеку: поэтому:

Трудяга-солнце, глянь, рассвета плуг

Выносит, не спеша, на небосвод.

И Новый День – земли родимой друг –

В чувашском поле борозду ведёт.

Пласты столетий перепашет он,

Им снова плодородие даря.

И алым светом будущих времён

Горит на плуге юная заря!

(пер. Ю. Щербакова)

Символично связывая плуг, казавшийся вечным, и зарю нови, красной нови, Сеспиль демонстрирует онтологический оптимизм: без которого – и менять-то что-то не стоит пробовать.

Новую экономическую политику не мог принять: считал, что расслоение общества и пошлость жизни ради материальной мишуры приведут к возобновлению капитализма, взаимоотношения внутри которого трудно посчитать благом.

Фактически был новатором чувашской поэзии, установив нормы ударения, и введя наиболее соответствующее чувашскому языку силлабо-тоническое стихосложение.

Он писал на чувашском и русском.

Он будил соотечественников, словно бил в колокол, неистовствуя, раздражённый тупым и покорным бытованием на земле соплеменников:

Чуваш! Чуваш! Чуваш! Чуваш!

Смиренный сон твоих полей

И кротких сёл твоих пейзаж

Трудно любить душе моей.

Когда в дверях – грядущий день,

Покорность – трусости сродни!

Дремоту с кротких деревень,

Как наваждение, стряхни!

(пер. Ю. Щербакова)

Всё казалось возможным: и быстрое преобразование жизни тоже.

Но и – нечто запредельное рождается в сердце поэта, очевидно волнуя его тайной своею, диктуя созвучия мелодичной нежности, словно окутанные туманом неведомого:

Когда в реке без берегов –

Утонет день в ночной волне,

И вереницы странных слов

Бредут в сердечной глубине,

То миражи былых веков

Тогда рождаются во мне.

(пер. Ю. Щербакова)

Жуток жизненный финал Сеспиля: проявленное сострадание стоило ему жизни…

Конфликт с начальником своим Н. Савченко завязался тугим узлом: основою послужила самовольная выдача поэтом 8 пудов ржи двум семьям беженцев.

Недруги мстят избыточно – Сеспиля находят повешенным.

Бодрые и мелодичные, задумчивые и новые мелодии его продолжают работать в мире.

1.0x