Вся Россия с напряжением ждала, когда Анатолия Сердюкова посадят на скамью подсудимых. А его посадили в вельможный кабинет крупнейшей корпорации, ведающей вооружениями. Сердюков разгромил военную медицину, военное образование. Нанёс удар по Главному разведывательному управлению. Свил воровское гнездо в "Оборонсервисе". И стал символом чудовищного распада, растления высших слоёв власти, символом гибельных для страны процессов, уничтожающих не просто армию и оборонное сознание, но веру народа в своё государство, в своих политических лидеров.
Сердюков в сознании народа перестал быть конкретным персонажем. Народ демонизировал его, превратил в абсолютное зло. Связал с ним всю вопиющую, царящую в стране несправедливость, все безнаказанные злодеяния, все беды, исходящие от поражённой гниением государственной машины. Сердюков в двухтысячные годы стал тем, чем Чубайс был в девяностые. Его конкретная деятельность, его конкретная личность превратились в целое понятие, олицетворяющее постигшую нас беду — в понятие "сердюковщина".
Убежавший за границу банковский вор Пугачёв, алчный, аморальный соратник Громова Кузнецов, укравший всю Московскую область, госпожа Батурина, пластмассовая богиня… Все они и тысячи других сложились в гигантскую тёмную силу, уморившую пол-России, в которой гниют малые и средние города, закрываются заводы и университеты, бедствуют и погибают люди. Всё это вместе взятое народ в своём воображении, измученном и исстрадавшемся, объединил в понятие "сердюковшина".
Какой же запас прочности должна ощущать сегодняшняя российская власть, если она, не страшась общественного мнения, наносит удар этому общественному мнению в самую сердцевину? Как она должна быть уверена в своей богоизбранности, в беспредельной преданности народа, если Сердюков ей дороже собственной репутации?
Ненависть и презрение к Сердюкову переносятся на кремлёвскую власть. Так ненависть к Григорию Распутину, придворному фавориту и колдуну, переносилась на августейшее семейство. Использовалась либеральной журналистикой для демонизации царя и царицы. И оба они продолжали держать при дворе самозваного старца, впавшего в прелесть и искушение, делили с Распутиным ту ненависть, которую питал к нему народ.
После назначения Сердюкова борьба с коррупцией, провозглашённая властью, выглядит смехотворной. И сколько бы власть ни сажала в тюрьму мэров и околоточных, все они не перевесят одного Сердюкова — могучего, всесильного, окружённого роем вороватых ведьм, летающего на самолёте из Парижа в Москву и обратно.
