Похоже, мы покорно ждём положенные тридцать лет и три года, когда спящий богатырь проснётся и выкинет из нашей страны всех, кто желает нам смерти и зла. Всех тех, кто пока безнаказанно орудует в реальности и в виртуале: в газетах, блогах, на экранах ТВ. И под видом борьбы с нашими недостатками, с нашими ворами и с нашими негодяями пытается уничтожить нас самих и наши духовные основания.
Надеюсь, ждать осталось недолго, но пока ждём, хотелось бы понять, что есть русское мужское начало – русский герой. Описать его довольно трудно, как и всё русское, так как меня давно мучает ощущение, что русская идея принципиально невербальна, что мы люди не Логоса, а Голоса, и свои смыслы выражаем в песнях и прочих неконцептуальных вещах… Ну например, одна песня про коня, там где «…златая рожь да кудрявый лён. Я влюблён в тебя, Россия, влюблён», говорит больше о национальной идее, чем сотня высокоумных страниц, особенно когда её поёт монастырский или военный хор. Но попробуем, пусть субъективно.
Казалось бы, каждому времени – свои герои. Но нет, так как наша история абсолютно целостна, то и герой наш в основе своей, всегда один и тот же.
Об истории важно. Наша история кажется, во-первых, разорванной и хаотичной, каждый раз отрицающей саму себя: то откажемся от язычества ради христианства, то отречёмся от христианства ради атеизма, то предадим коммунизм ради капитализма. И все символы – вперемешку: триколор, черно-жёлтый имперский флаг, двуглавый орёл, герб СССР, красное знамя победы, гимн СССР, Боже царя храни, атеизм, кресты и храмы. Памятники то сносим, то ставим заново, то милиция, то полиция, то Сталинград, то Волгоград, то Петербург, то Петроград… Наша история, во-вторых, кажется полной подражания. То греки, то петровские реформы, то франкофильство, то англофильство, то еврейско-немецкий марксизм, то кто-то ринется в Индию, и мы получим рерихов, то секты, то либерализм, то капитализм… И причём мы в этом последовании становимся «правовернее папы римского»…
А если это не подражание, а изучение идеи, но не в теории, а на практике, в применении? Мы не теоретики. Мы не будем идею изучать в безопасных университетах, мы её будем делать, причём до конца и смотреть, что из неё получается. Мы думаем поступками и всегда в крайних актах. Проба, по Достоевскому. Так как драматичны.
И наша история абсолютно целостна в этих пробах – это развёртывание нашего характера во времени. Каждый скачок и драматическая перипетия – это скачок роста и опыта, и поэтому все символы работают. Преодолевая препятствие, мы получаем его силу.
Мы проходили каждый раз через смерть и возрождение и нам не за что каяться, как того требуют от нас чужие, и отрезать от своей истории куски. Мы за всё платили страданием. Они своей ненавистью и бесконечным требованием от нас оправданий только отнимают наше время. Это не их компетенция.
(Это вопрос критериев, вопрос – кто судья? почему они уверены в своём праве нас судить? на каком основании?) Это Богу виднее.
Поэтому это не умозрительные теории, а самый подлинный жизненный опыт, который пишется кровью. И поэтому у нас нет мёртвых. С нами – все, все наши святые, все герои, и все негодяи, и все предатели, и все враги, это – драма, где одно было невозможно без другого.
Теперь, похоже, мы исчерпали все пробы и нам нужно определиться в своей чистой самости, нам нужно, более не подражая никому, становиться самими собой. А это самая увлекательная задача на Земле. Как мы всё нами пережитое соединим? У нас есть четыре достижения и основания, которые – суть одно. Традиция, Империя, Православие и Красный проект (как социальное и техническое рациональное новаторство, как единый общенациональный прорыв к космосу и справедливости). У нас пока не было лишь соединения их в одно целое. Как? Вверх. Если четыре точки лежат на плоскости, то пятая, их соединяющая, лежит в трёхмерном пространстве, как вершина пирамиды. И я думаю, это ещё не финал геометрической конфигурации…
А теперь посмотрим на героев каждого из четырех оснований. Сначала о Традиции. Православное и русское – понятия крайне близкие, но не тождественные. И православное чуть больше русского (у нас есть православные братья), и русское чуть больше православного (вся дохристианская славянская традиция). Но область пересечения очень велика.
Герой Традиции обычно описывается в героическом эпосе. Допустим, финну, если ему захочется почувствовать себя «чисто финном» – достаточно прочесть Калевалу. И мельница Сампо – есть мельница Сампо для любого финна, пусть он протестант, католик или атеист. Свой эпос есть у калмыков, якутов, башкир, грузин, осетин, персов, греков, французов, немцев, англичан, индусов… А у нас былинные богатыри, славянский Ирий, змеи-горынычи, кащеи бессмертные, магические медведи и прочие образы – ещё неразгаданная тайна и сон, но не актуальное слово, которое нам так необходимо. Хотя образ богатыря вполне отчетлив – природно могучий, душевно ясный, архетипичный.
Но рыцарь невозможен без дракона. Историческая память в этой точке сохраняет татаро-монгольское нашествие.
Герои Православия – святые, монахи и старцы. По сути – воины. Потому что именно они ведут то, что называется «брань духовная» и нам, обычным людям, невидимая и непонятная. Существуют разные виды духовных подвигов, разные пути святости: есть преподобные – это подвиг монашеского пути и аскезы, есть бессребреники, благоверные, мученики и великомученики, равноапостольные, святители, страстотерпцы, юродивые… Их жития – это удивительные, потрясающие душу и воображение истории. Вот преподобный отец Серафим Саровский тысячу дней и тысячу ночей провёл в подвиге столпничества на каменном валуне. Зачем, спросит кто-то? Тот, кто не понимает, даже не может себе представить, что он теряет от этого непонимания… И что в реальности делает человек, совершая подвиг такого рода. Некоторые из приходивших к нему за духовным советом видели огромного медведя, которого преподобный кормил хлебом с рук. По словам самого отца Серафима, этот медведь постоянно приходил к нему… А воспоминания Бердяева об атмосфере Печерска, как о смеси монашества и воинства, о старой военно-монашеской России, очень мало подвергшейся модернизации… И Святой праведный отец Иоанн Кронштадтский, написавший в 1908 году: «Я предвижу восстановление мощной России, ещё более сильной и могучей. На костях мучеников, как на крепком фундаменте, будет воздвигнута Русь новая – по старому образцу; крепкая своей верою во Христа Бога и во Святую Троицу!»
И следующий антагонист, следующее нашествие в памяти всплывает – западное, шведское, польское… Враги созидают нас в своем стремлении нас разрушить.
Герои Империи и Красные герои, как ни странно, очень близки. Мужчины XVIII века и мужчины 20-х годов ХХ века – по ощущению, очень похожи: молодые, но быстро взрослеющие, коротко живущие, яростные, с быстрыми карьерами, взлётами и падениями… Но зрелый тип мужчины и героя ясно сформировался в ХIX веке и в середине ХХ. Это человек государственный и военный, даже если он штатский, человек служения, берущий на себя ответственность за Родину, за землю, за своих и чужих. Это человек внешне сдержанный, но внутри пылкий и страстный.
Вообще для нас Россия – и земля, и мать, и женщина, и сестра, и дитя. И одновременно – Отечество: мы присягаем служить Богу, Царю и Отечеству. Вот эта смесь любви и долга, долга любви, если хотите, и составляет наше отношение к Родине.
Как описать особенный профессионализм ХIХ и начала ХХ века? Кожаные ремни, ятъ, бинокли, концессии, всё разумно, Российская Империя, Большая Игра, запад есть запад, восток есть восток, железные дороги, техника особой красоты, в которой функции ещё смешаны с орнаментом. Цельное мышление. Мышление открытиями и практическим применением, телеграф, электрические машины. Строгий промышленный разум, литература, поэзия... Всё несет в себе некую законченность и, так сказать, по-новому технологичную средневековость изделия, как самодостаточной вещи. Смесь познания и служения. Вот, например, в Императорском Русском географическом обществе (ИРГО), созданном в 1845 году, было много военных – цели ученых и военных часто совпадали, по сути – военная разведка… Но и профессионализм советский 30-40-50-х – заводы, наука, космос, архитектура, полярники, моряки, лётчики – абсолютно стилистически целен. Здесь уже в исторической памяти нашествия французское и немецкое… Русско-турецкие войны, русско-японские, кавказские, Афганистан – всё в памяти тоже, но более глубоко, более лично.
И опять бесконечный ряд: генерал Ермолов с его словами: «Никогда неразлучно со мной чувство, что я Россиянин», командир брига «Меркурий» Александр Казарский, почвовед Василий Докучаев, купец Верещагин, брат художника, создатель вологодского масла, геолог Обручев, купец Иннокентий Сибиряков, раздавший миллионы и ушедший монахом в Афон… И так естественно дальше: маршал Жуков, геолог Билибин – золотой Моцарт Колымы, физик Флёров, конструктор танков Духов, чья «конструкторская гениальность врождённа», директор колхоза Кирилл Орловский, летчик Коккинаки – и таких людей сотни и тысячи… Составить бы их список, ведь национальная идея может быть конкретной, то есть проявленной в реальных людях. В людях нормы и образца, в которых, несмотря на их биографическую конкретность, этот образец проступает неуловимо.
И если у нас единая история – то все в этом одном непрерывном ряду, и мы свободно можем брать всё лучшее. У нас могут быть одновременно и Военно-историческое общество, и ДОСААФ, и полковой священник, и самолёт "Илья Муромец" – одно другому совершенно не противоречит.
Русский – всегда солдат, даже если он штатский, потому что война и беда всегда рядом. Но любая война – холодная ли, горячая ли, нашествие или информационная война – в первую очередь брань духовная. Отсматриваю однажды видеоматериалы к фильмам, обычные кадры обыденной жизни – и меня вдруг поразила мысль, что все эти странные спившиеся мужики в спальных районах – это солдаты без войны, они абсолютно честны, простодушны, романтичны, тверды, но им нечего делать в мирной жизни. Но если бы надо было выбирать, с кем идти умирать, – я, не раздумывая, предпочту их любому офисному интеллигенту. Они экзистенциально бесстрашны, как самураи. Русский – всегда способен к прямому боестолкновению, и кулачный бой – это не глупость, а готовность отвечать за свои слова в самом прямом и грубом смысле. Давайте не будем лицемерить, просто посмотрим на фильмы, которые мы так любим, и на классическую сцену кульминационной драки протагониста и антагониста на заброшенном заводе.
Интересно, что как только в России просыпается героическое мужское начало, так сразу начинаются крики «не сметь, не имеете права!» И это странно, по-моему. При всей силе наших медвежьих объятий, при всей нашей радостной лихости – «Мы – русские. Какой восторг!» – в нас всегда очень много любви и ответственности…
Итак, если собрать всё вместе – базовые свойства русского героя – сила природная (опыт Традиции), сила духовная (опыт Православия), служение Отечеству (опыт Империи и СССР). Но есть ещё одна вещь, о которой не говорят – это чистая и целомудренная мистическая любовь к России. Да, говорить об этом вслух нельзя, но… Лучше всех об этом проговорился Борис Савинков в романе «Конь вороной»: «Россия – Ольга, Ольга – Россия. Если не будет Ольги, моя влюблённость в Россию потеряет свою глубину. Если не будет России, моя любовь к Ольге утратит всеобъемлющий смысл. Жить в России без Ольги – всё равно что влачиться с Ольгой в изгнании, – влачиться на "поломанных крыльях", дрожа и "прижавшись к праху"».
Вот его-то мы и ждём всегда. А уж на этой основе существует в нашем сознании миллион дорогих сердцу оттенков: и весельчаки в стиле Крючкова, и аристократические разведчики в стиле Тихонова, и волевые типажи в стиле Ульянова, и романтические гопники в стиле Бодрова, и мизантропические романтики в стиле Даля, и настоящие мужики в стиле Высоцкого, и физики в стиле Баталова, и лирики, и комики…
P.S. Последний вопрос: а что изменилось сейчас, в ХХI веке, в компьютерном, информационно-постинформационном, постпостмодернистском мире с его смартфонами, ризомами, дискурсами, трансгуманизмами, биотехнологиями, экономиксами, социальной инженерией, мягкой силой и прочими штуками? А ничего. Это рябь на воде, для глубинных течений и смыслов никакого значения не имеет. Нашествия нынешнего никто не отменял – и компьютер может работать на пользу Богу, Царю и Отечеству.
Илл. Павел Корин. Александр Невский (1942, фрагмент)
