Даниил Туленков. Шторм Z. У вас нет других нас. М.: Яуза, 2024 - 224 с.
«Ни секунды я не пожалел о своём выборе», - признаётся Даниил Туленков, участник СВО и автор книги «Шторм Z» с подзаголовком «У вас нет других нас». Любое социальное потрясение, будь то война, революция, смена идеологического курса или, как в данном случае – спецоперация влечёт за собой рождение нового искусства – стилей и течений, смыслов и резонов. Звучат свежие ритмы, рифмы и строфы.
Для начала – экскурс! Когда-то Великая Отечественная война пробудила «лейтенантскую прозу» - она возникла уже в эру Оттепели, но говорила языком окопов. Переосмысление битв, жёсткая правда, портянки, запах гари и всего того, чему вроде как нет места в художественной речи. Лейтенантская проза не могла явиться в эру Иосифа Сталина, ибо имперский дух требовал исключительной красоты и патетики, а не сермяги. Оттепель дала право на искренность, пусть и шероховатую. Примерно тогда же в молодёжную моду вошли произведения Эриха Марии Ремарка и Эрнеста Хемингуэя, тоже говоривших о войне, как о мужской работе.
«Шторм Z» ни много ни мало знаменует собой появление Z-прозы. Книга может стать камертоном, и с ней будут сверяться прочие Z-литераторы. Даниил Туленков, будучи образованным человеком, продолжает традиции и лейтенантской прозы, и Хэмингуэя с Ремарком, хотя в одном своём пассаже Туленков и бранит последнего.
Повествование – калейдоскопично. Тут и байки, и описание типажей, и тонкое философствование: «Война наполнена всей гаммой цветов, существующих на земле, даже теми их оттенками, о существовании которых ты не подозревал в той, прежней жизни. Война – это фонтан эмоций, чувств и ощущений. Это обострение всех форм человеческого осязания. Это миллионы деталей и штрихов, от количества которых взрывается мозг человека». Стоит заметить, что автор не пытается подменять термином «война» - спецоперацию. Он говорит о войне, как о переживании, как о битве сил добра и зла. Война, как столкновение принципов.
В книге невероятно много чувствования. Это – беспрестанное соприкосновение, вдыхание, обоняние. Это – вторжение в сознание и подсознание: «Я шёл один по пустой улице, среди брошенных, но совершенно целых домов. На стыке двух этих частей села горел недавно построенный дом, его зарево было единственным источником света вокруг. Ни голосов, ни каких-либо других звуков мира или войны не было. Абсолютно мёртвая, пустая, тёмная улица. Оставленная людьми, но ещё хранившая их тепло. Здесь прямо остро чувствовалось, что люди ушли отсюда совсем недавно. Не было запустения в этих домах. Они ещё были живы».
Животные в годину катаклизмов – это отдельная грусть, так как они менее всего защищены. Человек, хоть и не всегда, но понимает, что происходит - братья наши меньшие просто мчатся, ползут, падают и снова бегут в инстинктивном стремлении найти укрытие, еду и воду. Современный мир привык жалеть собак и кошек– это особенность городского, цивилизованного мироощущения.
Туленков не обходит стороной и зоо-вопрос. Эта сцена – одна из самых пронзительных, пусть речь в ней идёт всего лишь о птице: «Во время очередного обстрела, я увидел в проем в стене, как по дороге бежит фазан. Низко, как человек, пригибаясь к земле, закладывая зигзаги, не понимая, куда метнуться. Сзади трещали кассетки. Фазан, слыша их, подпрыгивал и снова бежал. Он даже не пытался взлететь. Он даже не пытался раскрыть свои крылья».
С кем воюем? Об этом лучше всего спросить у побывавших там, за ленточкой. Братский мир, подлежащий спасению от морока? Да. Но малороссы – другие, а в данном случае – противники. «Хохлы - несентиментальный народ, - отмечает Даниил Туленков, - Покидая прифронтовой населенный пункт, они, зачастую, бросают даже домашний скот и птицу, представляющую материальную ценность. Про кошек и собак даже речи нет. Этих они бросают не задумываясь. И это, к слову сказать, далеко не главное, за что можно было бы их осудить».
Сентиментальность – именно то, что отличает любого европейца. Цивилизация Старого Света, будь то Париж, Мадрид, Санкт-Петербург или Берлин – это культ сентиментализма, возникшего на излёте Галантного века, в эпоху Просвещения, энциклопедистов, лозунга «Назад – к природе!» Тогда же началось «одушевление» животных, что, как мы видим, несвойственно малороссам. Они словно бы не доросли до этого идеала. Украинец Николай Гоголь, соприкоснувшись с туманно-фантастическим Петербургом, стал изрядно сентиментален. Лишь так. Туленков, сам того не желая, показал принципиальное отличие хохла от типичного европейца.
О самой Украине – жестоко, но справедливо, с использованием обсценной лексики: «Украина не государство. Это *** (непечатно – Г.И.) дом, населенный ведьмами и кикиморами. А на кровати лежит пьяный Тарас без штанов. Мы выбили дверь в этот дом, с одного пинка, ногой, обутой в солдатский ботинок». Вообще, Туленков не стесняется в выражениях. В ходе войн и спецопераций происходит известное упрощение нравов, когда и выпускник гуманитарного отделения способен выдавать трёхэтажные конструкции. Собственно, мат – язык экстремального реагирования, когда все иные словеса бывают исчерпаны или – не доходят. Считать ли матерные пассажи – минусом? И да, и нет. С одной стороны, «прямая речь» героев создаёт элемент присутствия, а с другой – теперь невозможно рекомендовать эту нужную книгу школьникам.
Битва – это потери. Возвышенная трагедия, становящаяся лапидарной статистикой. Туленков чётко очерчивает реакцию, когда фронтовой товарищ не вернулся из боя: «Так просто... "Минус один". А мы час назад с этим "минус один", пережидая обстрел кассетками в каком-то лесном блиндаже по дороге сюда, кипятили воду в пластиковой бутылке. Да-да, "минус один" научил меня за час до своей гибели этому нехитрому фокусу — на огне можно вскипятить воду в пластиковой бутылке, своевременно ее прокручивая над язычком пламени, и ничего ей не будет. Элементарная физика, в принципе, но вот я не знал». Был человек со своей неповторимой биографией и с только ему присущими смыслами. Душа, отлетевшая к Богу, быть может, до времени. Или все наши дни сосчитаны и записаны в книгах судеб?
Любая хорошая книга о боевых действиях – это рефлексия. Если её нет – это написано диванным ратоборцем, или же вещь – заказная, без личного переживания: «Маленький человечек, который есть, наверное, в каждом из нас…» Осознание себя маленьким человеком, влекомым событиями по волнам бытия – это очень характерно для правильной военной прозы. Туленков уловил ту нотку, хотя, не она ведущая в его повести.
Радость кратковременного уюта – эти сцены также удались автору: «Глубокой ночью я добрался до знакомого «ахматовского» поста. Здесь свои. Я их знаю, а они знают меня. Здесь можно поесть. Здесь можно поспать, раздевшись до нателки, под треск дров в буржуйке. Здесь не надо держать один глаз начеку и спать, навострив одно ухо, не выпуская автомат из рук. Бородатые парни позаботятся обо мне. Я засыпаю, сытый и согревшийся. Завтра мне идти дальше».
И сколь роскошны эффектные, поистине хемингуэевские описания: «Я бегу, продираясь, сквозь заросли акации, по сухой, выжженной солнцем, траве…» Собственно, даже, если военная проза – не ваше любимое чтение, так как вживаться в тяготы – не всем под силу, «Шторм Z» всё равно понравится. Написанное лёгким слогом и прекрасным стилем, это художественно-документальное творение прекрасно само по себе, уже независимо от выбранной и – выстраданной темы.
