Приключения в Венеции будут напоминать воплощение жемчужной изысканности, хотя энергия повествования Ренье словно противоречит старинным и таинственным декорациям города-романа.
Ренье выработал среднюю линию: между парнасцами и символистами: он следовал ей в поэзии, растя изысканные звуко-смысловые цветы; отчасти в прозе, уподобляя фразу – строке.
Заветный час настал. Простимся и иди!
Пробудь в молчании, одна с своею думой,
Весь этот долгий день - он твой и впереди,
О тени, где меня оставила, не думай.
Иди, свободная и легкая, как сны,
В двойном сиянии улыбки, в ореолах
И утра, и твоей проснувшейся весны;
Ты не услышишь вслед шагов моих тяжелых.
(пер. И. Анненского)
Впрочем, сквозная интонация, не подразумевающая никакой символики, не была чуждой Ренье.
…любовь, данная под различными масками: анатомия и оттенки главного чувства исследуются Ренье всю жизнь: и роман «Дважды любимые» ярко подтверждает сие.
…воспитанница гугенотской церкви столкнётся с миром, ничего не подозревая о нём, отсюда и возникнет «Грешница» - кровоточащий роман, развёртывающий панорамы яви так, что предпочтительнее становятся сны.
Желательно – жемчужно-изысканные.
Стилист, эстет, стилизатор Ренье раскрывал недра красоты с тою мерой понимания, когда и другим – читателям – яснее становится, насколько она – определяющий фактор жизни.
Должна быть таковой, по крайней мере…
