Многие люди, в том числе и люди религиозные, включая некоторых священников, рассматривают религию как своего рода идеологию. Это неверно.
Религия имеет некоторые черты идеологии, но эти черты привнесены в неё человеком. Например, жёсткость расколов и жестокость адептов различных версий христианства друг к другу определялась наивной убеждённостью человека, что спасение даёт только правильная обрядовость. С этой точки зрения любые раскольники — враги рода человеческого, ибо лишают своих адептов права на спасение.
Но эта точка зрения абсурдна. В таком случае в России, например, «правильные» христиане появились только после никоновской реформы. А все, кто были до них, включая Равноапостольного Владимира Великого — крестителя Руси, — схизматики, ибо следовали неверным обрядам.
Не является секретом и то, что христианская обрядовость формировалась медленно и постепенно. Более того, даже во времена абсолютного единства всей христианской церкви существовали местные особенности. Слишком большие расстояния разделяли христиан, слишком слабы были средства связи и слишком сильны местные традиции, чтобы можно было полностью унифицировать обряды. Значит ли это, что бо́льшая или значительная часть христиан в первые века являлась схизматиками и не спасётся?
РПЦ разрешает православным молиться в католических храмах, тем самым признавая присутствие в них Бога, но не одобряет участие в католической литургии, предполагая, что католики неправильно славят Бога. Вообще, вопрос взаимного причащения католиков и православных — проблема сложная, по-разному решаемая разными церквями, по сути же, решение в конкретном случае принимает конкретный священник.
С моей точки зрения, последнее решение самое верное и самое близкое к библейским заветам. Ведь сказано: «По вере вашей воздастся вам», а не по обрядам, которым вы следуете. Считается, что во время службы, в алтаре действиями священника Бог руководит непосредственно, принимаемые священником в храме решения непосредственно вдохновляются Богом, но опять-таки, «по вере» самого священника. Таким образом, за свои решения о причастии того или иного просящего об этом священник несёт личную ответственность непосредственно перед Богом.
Что же касается обрядовой стороны вопросы, то любой священник регулярно в проповедях, наставляя православных, приводит притчу «О блудном сыне», который грешил, но раскаялся и вернулся к отцу, и был принят им с радостью, ибо раскаяние его было искренним. Также популярной является притча о работниках, в которой наниматель заплатил одну и ту же цену как работавшим целый день, так и пришедшим в последний час. Бог принимает любого, в том числе и закоренелого грешника, если он искренне раскаялся и искренне к нему обратился, даже если это произошло в последнюю минуту жизни.
Залогом спасения является искренняя вера, а не буквальное следование обрядам. Обрядоверие не спасло русское православие в начале ХХ века, когда храмы люди посещали по традиции, но веры в них не было, что и подчёркивали многие православные святые, служившие в это время.
Веру требует Бог, который видит душу человеческую. Обряды же придумывает человек, которому необходимо определённым образом выразить свою веру, внешне её оформить, тем самым идентифицируя «своих» и отделяя их от «чужих». Человек не может проникнуть в душу соседа своего. И только следование внешней обрядности демонстрирует ему, кто христианин, а кто нет, кто придерживается одинаковой с ним версии христианства, а кто практикует иную. В своё время это было важно ибо иноверный, как правило, был иноплеменником. А иноплеменник рассматривался как потенциальный враг. Даже в каждом купце подозревали лазутчика, что в целом было не так уж далеко от истины.
Мы знаем, что человек легко меняет Бога на «Золотого тельца». Об этом тоже есть в Библии, и это тоже демонстрирует, насколько узок горизонт абстрактного человеческого мышления, насколько сложно ему понять единого, всемогущего, вездесущего, всеведающего, но невидимого, необъятного, непостижимого Бога и как легко он заменяет его чучелом на палке, только потому, что чучело материально и его можно потрогать.
Церковь потому и устояла перед многими гонениями и предательствами, пережила многочисленных своих уничтожителей, что она нужна человеку как материальное свидетельство его веры. Бог нематериален, его нельзя пощупать, вера тоже нематериальна, но она материализуется в храме и обрядах. Поэтому веры без посещения храма практически (за редчайшим исключением) не бывает. Но регулярное посещение храма не гарантирует наличие веры.
Потому церкви и разделены вопросами обрядности и толкования отдельных мест в Священном Писании, что человеческая общность не едина. У разных народов разное историческое прошлое, разные традиции, различен и их путь к христианству. Этим и обусловлено различие внешней, обрядовой стороны религии.
Крайним экстремистским выражением противопоставления обрядности вере является современная западная практика, требующая исключить из Святого Писания осуждение гомосексуализма и разрешить разного рода трансгендерам и прочим извращенцам не просто причащаться в христианских храмах, но и служить священниками и епископами. Опираясь на низкопоклонство перед обрядом, сторонники «модернизированного христианства» выстраивают логическую цепочку:
1. За время существования христианства обрядовая сторона претерпела многочисленные изменения, а существование разных церквей с разной обрядностью дополнительно доказывает, что принятие того или иного обряда — исключительная воля человека.
2. Человек развивается и сегодняшний более прогрессивен, чем его предшественник. Поэтому надо отменить устаревшие обряды, модернизировать их. Классическая формулировка, «доказывающая», что гомосексуалист может быть епископом: «Раньше и ведьм сжигали».
С точки зрения человека неверующего, видящего в церкви своего рода театр, ставящий одну и ту же пьесу в разных «прочтениях», предложение действительно логично. Но за этой внешней логикой скрывается как раз посягательство на веру. Ибо под видом модернизации обрядов предлагается переписать «в духе эпохи» само Святое Писание, исключив из него «неудобные положения». Нам предлагают поменять не обряд, не внешнюю сторону, но саму суть веры, объявив грешное возможным, затем нормальным, а в конечном итоге прогрессивным. Это прямой путь к сатанизму, а также к атеизму. Ибо если человек может менять формат веры, а значит, и образ Божий по своему усмотрению, то он сам и есть бог. Ну а дальше классическая атеистическая формула: бог — природа, а человек — царь природы.
Вот здесь, в этот момент заканчивается религия и рождается идеология. Но для того, чтобы идеология окончательно родилась, необходима смерть религии. Неслучайно все «идеологи» от французских революционеров XVIII века, через правых и левых радикалов ХХ века до современных левых радикальных либералов отрицают религию. Более того, «идеологи» более ранних эпох, когда общество просто не могло обойтись без Бога — рушились устои — не имея возможности ликвидировать религию в целом, пытались её «модернизировать», придумывая искусственные «новые правила». Но даже отрицая церковные обрядность и иерархию, они всё равно приходили к созданию новой обрядности и новой иерархии. Отрицание старой религии им было необходимо для построения «нового общества».
Современным идеологам для построения «нового общества» необходимо отрицание религии в принципе. Религия не просто консервативна. Она корнями своими уходит к древнейшим народным мифам, к древнейшему эпосу, апеллирует к древнейшим архетипам, сохраняет опыт, накопленный обществом за тысячелетия. Именно в этом понимании она является общественной скрепой. Она не даёт обществу распасться на мелкие группы по интересам под давлением нарастающего информационного потока, она объединяет его памятью о совместном прошлом, о предках и их достижениях.
Идеология же всё время устремлена в будущее. Разные идеологии не более чем конкурентные проекты будущего. Их слабость и опасность заключаются в том, что каждая из них желает быть реализованной в рамках всего человечества, остаться «единственно верной» и «научной». Идеологи осуждают прошлое. Ибо зачем стремиться к светлому будущему, если и вчера было неплохо, и сегодня хорошо, а завтра в любом случае будет ещё лучше. Чтобы идеология восторжествовала, память о прошлом необходимо вытравить и извратить.
Религия опирается на прошлое и объясняет настоящее, будущее же в руце Божьей. Оно нам не ведомо и не может быть познано из-за многовариантности развития событий. Отсюда пословица: «Человек предполагает, а Бог располагает». Лишь часть будущего может на секунду приоткрыться перед человеком по воле Божьей, но эта часть всё равно не позволит нарисовать общую картину. Человек не может знать своего будущего. Оно не предопределено, поскольку Бог наделил его свободой выбора. А из сотен миллионов постоянных выборов, складываются выборы отдельных обществ, которые в борьбе и страданиях сливаются в выбор всего человечества.
Религия опирается на Бога, семью, традицию, государство. Идеология отрицает Бога, семью, традицию, государство. Религия ратует за стабильность известного, идеология за разрушение известного, ради создания неизвестного. Религия апеллирует к совести, идеология к инстинктам. В конечном итоге идеология отрицает религию, отрицает Бога. Падший ангел (враг рода человеческого, князь мира сего) был первым идеологом в истории. Но он же был и первым лжецом — царём лжи (ибо он точно знал, что Бог существует и что свергнуть и заместить его невозможно). Последующие идеологи, даже искренне верящие в правоту своего дела, наследуют эту ложь.
Вот этим религия (конструкция) и отличается от идеологии (деструкции). Вроде бы внешне похоже, а результат диаметрально противоположный.
Публикация: Украина.ру
