Ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить: «Я Христос», и многих прельстят (Мф. 24:5)
Положение прихожанина Англиканской Церкви и открытого гея сравнялись: и то, и другое вынуждает оправдываться
Доминик Грив, экс-генпрокурор Великобритании
Смерть Бога – не метафора, но факт, свершившийся в западном сознании XX века. В философии об этом свидетельствует теория сакрального, которая позволяет строить рассуждения о религии вне идеи Бога, а в предельных вариантах объявляет Бога антисакральным (Ж. Батай). Поразительно, но современная теология пошла по тому же пути, что и философия, вытесняя, а в конечном итоге, устраняя Бога из христианской традиции силами христианства. Удивительные свидетельства смерти Бога для теологии можно найти у митрополита Антония Сурожского, несшего свое служение в Великобритании. Например, он рассказывает о том, что русскую студентку выгнали вон с богословского семинара, проходившего в Лондоне, только из-за того, что она сказала что-то о Воскресении Христовом. Самого Антония Сурожского перестали приглашать на Би-би-си, потому что он говорил о Божестве Христа. По мнению работников корпорации, подобные проповеди принадлежат к другому столетию[1]. Эти воспоминания митрополита относятся к семидесятым годам прошлого века. Сегодня отвержение сверхъестественного выражается, например, в том, что «Обязательные основы», одобренные французским епископатом, рекомендуют исключить все ссылки на космические чудеса – утешение бури, умножение хлебов, а также упоминания об ангелах, сатане и бесноватых. Среди заповедей блаженства в них не нашлось места заповедям «Блаженны плачущие» и «Блаженны изгнанные за правду». Страшные слова Христа «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой» также «опущены». На практике подобные веяния выражаются, например, в том, что родители, по совету прихода, «чтобы не травмировать» своего ребенка вешают в его комнате не распятие, а собаку «как символ верности», то есть как изображение, наиболее понятное детскому возрасту[2].
Дело, однако, не просто в том, что вера рационализируется и психологизируется, но в том, что фигура Бога подменяется принципиально чем-то иным, необратимо трансформируя не только церковное, но вместе с тем и социальное пространство. Как однажды тонко подметил П. Тиллих, Америка, решая проблему отношений между Богом и миром, изобретает «средние аксиомы», которые являются посредниками между абсолютными принципами христианства и конкретной жизнью мира, как-то: демократия, достоинство человека, равенство перед законом[3]. Проблема заключается в том, что эти аксиомы фактически стирают необходимость в непосредственности Бога. И это стало характерно не только для американского, но и для европейского менталитета, который избрал для себя в конечном итоге горизонтальное измерение. Для Европы знаковым стало подписание в 2004 году главами европейских государств Конституции ЕС, исключившей христианство из списка источников своей культуры. Характерно, что, по замечанию западных аналитиков, только русский президент, поздравляя в 2013 году папу Римского Франциска с избранием, говорил о христианских ценностях, тогда как все остальные нейтрально говорили о мире, доброте и демократии[4]. Лозунг «JesuisCharlie» сегодня несоизмеримо ближе к пониманию собственной идентичности Европы, нежели христианство. Место Бога теперь занял принцип толерантности. И в этом пункте сходятся светская и церковная мысль, подтверждением чему служит диалог Юргена Хабермаса и Йозефа Ратцингера.
В этом диалоге Ю. Хабермас выступает за «постсекулярное общество», то есть общество, которое подразумевает взаимодействие и «взаимообучение» секулярной и религиозной сфер. Фактически же речь идет о реабилитации верующих в современном мире путем признания их равноправия в демократическом диалоге со светскими позициями и благодаря «переводу» основных религиозных понятий на общедоступный язык. Удачным «переводом» такого рода Хабермас считает идею «человеческого достоинства», которая в христианстве присутствует как идея богоподобия. А Йозеф Ратцингер вторит ему: «я во многом, - говорит он, - согласен с тем, что было сказано Юргеном Хабермасом о постсекулярном обществе, о готовности учиться и взаимном самоограничении»[5]. Взаимное ограничение касается двух сфер – разума и веры, светского мира и церковного. Наряду с христианством Ратцингер объявляет рациональную секулярную культуру великой культурой Запада и выступает за их «коррелятивность» в современном мире. Церковная точка зрения необходима для предотвращения патологии разума – расширения арсенала ядерного оружия, применения клонирования и т.п. А разум необходим религии во избежание патологий веры – фанатизма, приближенного к терроризму. Другими словами, и Хабермас, и Ратцингер придерживаются толерантности как основного принципа для человечества, подчеркивая, что не только единственность истины невозможна, но и всякая частная истина нуждается в другой частной истине.
Архиепископ Бруно Форте, приближенный Папе Римскому Франциску (специальный секретарь Синода епископов), концептуализируя понятие Бога как Иного, Другого, приходит к мысли о том, что в свете этого необходимо признавать всякую инаковость. Земная инаковость есть символ трансцендентной инаковости, и «принятие одного означает принятие Другого». Начиная говорить о культурных, национальных и религиозных различиях, он переходит к приветствию «любой инаковости», призывая «открыться навстречу ценностям любой инаковости, с которой мы сталкиваемся и как отдельные индивиды, и как сообщества – понимая ее не как соперника, но как обещание и дар». Вторя Иоанну Павлу II[6], он призывает «уважать другого человека во всем его отличии»[7]. Сейчас Бруно Форте занимается вопросами либерализации отношения Церкви к гомосексуализму, проповедуя, как это иногда называют, «экуменическое отношение к стилю жизни». То есть признавая и вне официального подхода католической Церкви зерна истины и позитивные моменты. В случае с гомосексуализмом, например, тот факт, что нетрадиционные партнеры все же любят друг друга, а значит не все в их связи является грехом[8]. Но признание любой инаковости и осторожные подступы к ней есть не что иное как принцип толерантности.
Стоит только отметить, что «толерантность» вместе с тем и прежде всего есть физиологическое понятие, означающее неспособность организма противостоять антигенам. Не проливает ли свет такое понимание термина на подлинную суть проблемы человека сегодня? Принцип свободы слова сейчас, кажется, исходит из того крайнего утверждения, что, «нет ничего настолько святого, чего нельзя было бы оскорблять»[9],как однажды выразился скандально известный представитель современного искусства Ларс Вилкс. Это высказывание отнюдь не является эксцентрикой. Оно отражает логику дискурса толерантности и реальность, выстраивающуюся согласно этой логике. Появившиеся в сентябре 2015 года карикатуры на утонувшего ребенка беженцев из Сирии и организованная в мае 2016 года выставка«Музей мучеников», посвященная террористам, подтверждает неизбежную ее жизненность. Восклицания о том, что «это уже слишком», не выдерживают никакой критики. «Слишком» может быть только по отношению к чему-то, по отношению к фундаментальному табу. Вне табу у позволенного нет степеней. Но не обернется ли эта позиция против «святости» самой свободы слова?
Принцип толерантности заставляет Запад пересмотреть свое отношение к христианским символам, в результате чего они либо нейтрализуются, либо подпадают под прямой запрет.
Христианские символы: Keep Christ in Christmas
Нейтрализация символов – это попытка найти для них знаковый светский эквивалент, позволяющий абстрагироваться от их конкретного христианского содержания. Например, накануне 2013 на центральной площади Брюсселя установили не традиционную двадцатиметровую сосну из Арденнских гор, а так называемое «электронное зимнее дерево» - громоздкую инсталляцию, многим напомнившую сборку из огромных аптечных крестов, отчего ее прозвали «Аптека». В городе, однако, разгорелся скандал, и в 2014 году эксперимент повторять не стали. Из-за доводов толерантности в Европе все чаще возникает инициатива заменить наименования христианских праздников нейтральными светскими, например, назвать рождественскую неделю неделей скидок и распродаж или зимним праздником, праздник Всех Святых - осенними каникулами, а пасхальные праздники – просто каникулами.
В США и Европе, например, в Великобритании, стала популярна аббревиатура «X-MAS», которая заменяет рождественское «Christmas». Эту аббревиатуру можно встретить на рекламных баннерах или поздравительных открытках. Все понимают, что аббревиатура отсылает к ежегодному празднику, однако подспудно все перестают понимать, чему посвящен этот праздник. Причинитель празднества, Христос, устраняется из события абстрактным «Х». Не «Христова месса», но «некая месса» становится содержанием праздника. Приверженцы использования аббревиатуры, желая избавить народ от невежества и напрасного негодования, объясняют, что «Х» – вовсе не математический «х», «thismisunderstanding», это непонимание сразу же развеется при обращении к истории. «Х» есть не что иное, как символ Христа, используемый с древнейших времен[10]. Но о чем нам говорит «Х»?
Христограммы, на которые ссылаются изобретатели «X-MAS», – это живые доопределяемые в вере символы христианства с конкретным содержанием.Например, Х – это начало имени Χριστός, эта буква символизирует Христа. Христианский символ рыбы содержит в себе исповедание христианской веры, благодаря греческому слову «іхѲýσ», которое можно прочитать как аббревиатуру, обозначающую: «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель». Символ рыбы и монограмма IХѲYΣ спользовался во время гонений на церковь и позволял христианам узнавать друг друга. Христограмма «хи-ро» (☧), или «крест Константина», содержит в себе первые греческие буквы имени Христа. Она символизирует Христа и Его победу над смертью. Но что такое «Х» в аббревиатуре «X-MAS»?
То, что «X» сам по себе символизирует Христа или является второй буквой внутри греческого слова «рыба», вовсе не означает, чтов связке с «MAS»он образует символ христианского праздника, ибо символ неделим, но всегда целостен, иначе он превращается в знак. Нельзя произвольно взять один элемент символа и присовокупить его к другому элементу, объявив новое образование древним символом.«Х-MAS»-не христианский символ, ибо традиция его не знает. Идет ли речь о том, чтобы создать новый символ? Но нас отсылают к истории. История же имеет два измерения – до принятия императором Константином христианства и после. Первое – это время гонений на христиан, время, когда символ позволял сокрывать живое знание. Второе – это время торжества христианства, когда символ проник в повседневную жизнь. И в том, и в другом случае прикровенность символа связана с непосредственной данностью символизируемого. Но сегодня не времена катакомб, равно как и не торжественное время христианизации мира. Сегодня не знаемое «символизируется», но то, что попадает в реку забвения. Рождественская аббревиатура со знаком «Х» - это не символ, а шифр, то есть способ забвения Того, чье место он занимает, под предлогами обращения к древним символам и разумной экономии места на вывесках и карточках. «Х» в современной аббревиатуре не имеет никакого отношения к символическому сознанию, поскольку не открывает, но, напротив, заслоняет собой содержание.
Помимо косвенных запретов на символы христианства за последние годы в Европе произошла череда резонансных событий, связанных с прямым запретом на них, причем при судебных разбирательствах суд чаще всего выступал против христиан. Например, работодатели стали ставить своих сотрудников перед выбором – крест или работа.В 2006 году сотрудницу британской авиакомпании Надю Эвейду уволили из-за того, что она отказалась снять нательный крест на работе. Впрочем, именно Эвейде в отличие от других гонимых христиан суд пошел навстречу, признав нарушение прав человека и обязав работодателя выплатить денежную компенсацию. В 2009 году в Великобритании сотрудницам двух разных клиник Ширли Чаплин и Хелен Слаттер руководство запретило носить крест на работе под угрозой увольнения. Начальство Хелен аргументировало свою позицию тем, что ювелирные украшения могут принести инфекцию в больницу. В 2013 году увольнением за ношение усыпанного драгоценными камнями креста, больше похожего на украшение, пригрозили ведущей норвежского телевидения Сив Кристин Саелманн.
Под запрет попадают не только нательные кресты. В 2006 году крест сняли с воинского мемориала в Амстердаме, который, однако, вернули после протеста ветеранов. В 2009 году Страсбургский суд вынес решение о запрещении распятий в итальянских школах. Правда, из-за горячих протестов итальянцев в 2011 суд отменил свое постановление. В 2010 году кресты были сняты со стен немецкой больнице в БадЗодене. В том же году члены фракций Европейского парламента обратились в Страсбургский суд с протестом против присутствия креста в молитвенной комнате Европейского парламента. В 2014 году под давлением Фонда свободы от религии (FFRF) в университете Арканзаса удалили изображения крестов с футбольных шлемов. Эти и другие запреты часто аргументируются тем, что христианский символ может оскорбить или, если имеется жалоба, уже оскорбил чувства мусульман и других нехристиан. Например, кресты больницы в БадЗодене попали на свалку из-за жалобы пациента-мусульманина, который заявил, что те мешают ему выздороветь.
Аналогичные случаи происходят и с рождественской символикой. В 2012 году администрация датского города Коккедал запретила установление рождественской ели. В том же году в Санта-Монике (США) христианам пришлось устраивать рождественские мероприятие на частной территории, поскольку в городском парке муниципальные власти города делать им это запретили. Как лозунг христиан современного мира звучит тема рождественского парада, предложенная в 2014 году в американском городе Пьемонт: «Keep Christ in Christmas». И как свидетельство о положении христиан в некогда христианском мире воспринимается решение властей города об изменении этой темы со ссылкой на то, что она не может быть пригодна для светского праздника.
Не только христианская символика, но и принадлежность к христианству как таковая, вызывает осуждение. Как сообщает Доминик Грив, «сотрудники фирм в наши дни сталкиваются с риском потерять работу, если имеют склонность обсуждать вопросы, касающиеся веры, в трудовые дни»[11]. Например, с английского завода «Бентли Моторс» в 2012 году уволили священника Фрэнсиса Кука, который проработал там 10 лет, из-за того, что его присутствие может оскорбить нехристиан. В 2013 году в США учителя из Нью-Джерси уволили за то, что тот, отвечая на вопрос любопытного ученика о происхождении фразы «Последние станут первыми», дал почитать ему Библию. В том же году в США выпускнице школы Нью-Йорка запретили в своей речи упоминать о Боге. В 2014 в США школьнице из штата Теннеси, обратившейся к чихнувшему с традиционной фразой «Blessyou!» («Будь благословен»), сделали замечание о том, что подобные формулировки уместны только в церкви, и временно отстранили от занятий. В том же году во Флориде учительница запретила ученику читать Библию в классе в специально отведенное для чтения время. В Колорадо ученикам не позволили собираться в учебное время для совместных молитв и разговоров на религиозные темы. В Калифорнии в одной из школ изъяли всю христианскую литературу, в том числе Библию, якобы по желанию родителей. Правозащитники теперь ведут свое расследование. А один из американских христианских колледжей отказался от своего именования «Крестоносцы», которое получил с момента своего основания в 1968 году. Президент колледжа объяснил это тем, что «времена меняются». Христианство вытесняется не только из рабочей сферы и светских учебных заведений, но и из христианских школ. Сейчас в Великобритании двум христианским школам департамент по стандартам в области образования угрожает сокращением финансирования и даже закрытием из-за того, что, по мнению чиновников, в них формируют у детей «дискриминационные взгляды». К такому выводу они пришли после опроса учеников на тему гомосексуализма и других религий[12]. Массовость притеснений христиан привела даже к созданию в Австрии специального Центра исследований нетерпимости и дискриминации по отношению к христианам, который регулярно готовит информационные и статистические доклады.
Христианство становится настолько маргинальным, что теряет под собой законную почву. Оно становится косвенно, а порой и прямо наказуемым. Для него остается только место приватного, скрытого от окружающих. Христианство оказывается на задворках европейского сознания. Сегодня только Либерия может призывать Всевышнего на спасение от вируса Эбола, о чем язвительно сообщают либеральные газеты[13].
Попытка нейтрализации христианских символов, вытеснение христианства в сферу личного дела наряду с продажей храмов и осквернения христианских святынь позволяют Доминику Гриву говорить о достигнутом равенстве между христианами и гомосексуалистами в смысле их маргинальности. Однако, если христиане действительно сегодня на Западе становятся маргиналами, то о положении гомосексуалистов подобного сказать нельзя.
Традиционные символы
Напротив, нетрадиционные ценности сегодня особенно бережно охраняются законом, тогда как традиционные христианские ценности представляются в роли агрессоров. За квалификацию гомосексуализма как греха или за отказ представителям нетрадиционной ориентации в причастии в Европе и Америке сегодня могут наказать. Например, в Великобритании в 2008 году суд приговорил англиканского епископа к штрафу и направил на переподготовку за то, что тот отказался принять гей-активиста на работу, связанную с общением с молодежью. В 2004 году в шведском городе Боргхольм известного пастора Оке Грина приговорили к месяцу тюремного заключения за то, что во время проповеди он осуждал гомосексуализм и назвал гомосексуалистов извращенцами, которых дьявол использует в борьбе против Бога. Поведение пастора подпало под недавно появившуюся в Уголовном Кодексе статью об ответственности за неуважение к меньшинствам. Лишь апелляционный суд оправдал пастора. В 2010 году в Великобритании провел ночь в тюрьме и заплатил штраф в 1000 фунтов американский уличный проповедник. Компания целующихся гомосексуалистов окружила его и начала спрашивать, что он об этом думает. Проповедник сказал им, что в глазах Бога это грех. Тогда группа обратилась в полицию. Подобным арестам подверглись и другие уличные проповедники за публичные высказывания относительно греховности гомосексуализма. В том же 2010 году в Нидерландах в полицейском участке пришлось оправдываться священнику после того, как он отказал в причастии гомосексуалисту. Священник сослался на то, что, согласно Церкви, содомия – тяжкий грех. Гомосексуалист обратился в полицию. Недовольного тут же поддержали активисты нетрадиционной ориентации, устроив акцию протеста в церкви.В 2010 году испанской католической телекомпании пришлось заплатить штраф 100 тысяч евро за выпуск в эфир рекламных роликов, пропагандирующих семейные ценности. Осенью 2014 года в Хьюстоне разгорелся скандал. Мэр города, сама принадлежащая нетрадиционной ориентации, заявила о «чистке» проповедей местных священников на предмет гомофобии и высказываний по гендерной тематике. Администрация города потребовала под угрозой суда исключить подобные высказывания из публичных выступлений и выказала готовность проверить письменные варианты проповедей ряда представителей духовенства.
В отличие от значительного числа протестантских церквей, благословляющих гомосексуальные союзы и посвящающих в сан гомосексуалистов, католическая церковь в этом вопросе придерживается традиционных взглядов. Но СМИ делают свою работу, приучая аудиторию к мысли о том, что католицизм вполне совместим с гомосексуализмом. Например, в либеральной прессе на первой полосе можно увидеть заголовок «Папа хочет признать нетрадиционную семью»[14]. Конечно, из текста статьи, помещенного уже на другой полосе, выяснится, что гомосексуализм католическая Церковь «однозначно считает грехом», но читатель уже вовлечен в игру технологии по превращению табуированного в норму. Аналогичную стратегию СМИ можно наблюдать и в отношении других традиционных ценностей. Например, статья с заголовком «Папа согласился на развод» будет строиться на таких вербальных конструктах, как «возможно, скоро», «похоже», «с другой стороны», и содержать в себе чистый домысел журналиста[15]. Объявленный факт в заголовке будет обеспечен натянутой гипотезой автора статьи в верном расчете на то, что оставит след в сознании читателя.
С точки зрения антропологии, торжество гомосексуальных ценностей в Европе весьма симптоматично. Оно обнаруживает старость Европы, ее культурную вялость. Каким-то искусственным образом прогрессивный протестантизм сегодня пытается привить христианству третий путь. Не путь духовного плодородия, выразителем которого является монах, не путь мирского, но освященного Церковью, плодородия, связанного с идеалом супружества, но путь удовольствия. Удовольствие – удел бесплодных стариков. Современный гомосексуализм освещает постаревшее лицо западного христианства. О чем задумываются и сами западные христиане. На конференции по гомосексуальным бракам, прошедшей в 2013 году в Госдуме, французские делегаты заявили: «Европейской цивилизации приходит конец, вся надежда только на Россию и Православную церковь»[16].
Дело не только в том, что гомосексуализм прямо противоречит христианству. Главным здесь является аргументация, защищающая нетрадиционные ценности. Вновь человек и его права поставлены во главу угла. Субъективность для Запада выступает сегодня высшей ценностью, упраздняя любые другие ценности.
Люди-nones
На частном антропологическом уровне смерть Бога выражается в психологизации религии и синкретическом мировоззрении. Религия начинает восприниматься как вид психотерапии[17]. Но смысл религии и психотерапии противоположен, ибо психотерапия имеет своим пафосом примирение человека с миром и с самим собой. Она помогает человеку социализироваться и обрести заветное чувство «я сам», то есть чувство, говорящее человеку: «я делаю себя сам, а значит, имею на себя права». Религия, напротив, требует от человека порвать все связи с миром и велит ему жить в мире этом, но по законам мира иного, центрируя сознание Богом. Синкретизм, позволяющий человеку одновременно утверждать то, что он является буддистом, христианином и последователем Кастанеды, есть не что иное как избирательная толерантность на частном уровне, то есть примирение истин, каждая из которых сама по себе есть полнота. Такое состояние сознания скорее свидетельствует о собственном хаосе и разрозненности, нежели о широте.
Если в философии жажда тотальных смыслов и сверхрационального вне Бога приводит к появлению философии сакрального, а в теологии – нетеистического теизма, то на уровне повседневности можно говорить о феномене верующих без предмета веры. Появляются так называемые люди-nones, те, кто на вопрос о принадлежности к какой-либо конфессии отвечает «none», то есть ни к какой, но при этом считают себя верующими – в высшую силу, разумное начало, внецерковного Иисуса Христа и т.п. В социологии это явление веры, жаждущей непосредственности Бога, которой тесно в рамках институтов, установлений и догматов, иногда называется диффузнойрелигиозностью (Р. Чиприани, 1988 г.), рассеянной религиозностью, внеконфессиональной религиозностью, постатеизмом и др.[18].Сюда же можно отнести более раннюю идею «приватной» религии П. Лукмана («Невидимая религия», 1967). Сегодня М. Эпштейн называет его «бедной верой», «minimalreligion», объясняя, что бедной эта вера является потому, что «почти ничего не имеет в этом мире: ни храма, ни обряда, ни установленных правил, одну только обращенность к Богу здесь и сейчас»[19]. Но вера вне установлений, догматов и культа, вне определенного содержания, есть приватная вера, вера на свой вкус. Что бы в данном случае не провозглашалось в качестве предмета веры, это всегда будут субъективные переменчивые представления человека. Бог вне традиции есть индивидуальный Бог, то есть частные состояния субъективности.Традиция – это то, что присутствует в человеке и одновременно не зависит от него. Она является препятствием к субъективизации Бога. Внеконфессиональная религиозность предоставляет тотальную власть субъективности.
Церковь, в свою очередь, идет навстречу тем, кто ее сторонится. Например, в Голландии при одной из протестантских общин Оостерпарккерк, причем консервативного направления, создано церковное движение «Стром» (голл. «строом», «течение»). Община учитывает главную, как установил Нидерландский центр исследования о религии и обществе Каски, потребность молодых верующих Голландии – самостоятельный духовный поиск и индивидуальный характер веры. «Строом» проводит свои встречи в кинотеатре в то время, когда в самой общине идут богослужения, и допускает «прихожанам» проводить эксперименты, дебаты и брать из религии только то, что им близко. Пастор общины оправдывает такую форму церкви тем, что она в отличие от обычных тренингов духовного роста пробуждает в прихожанах стремление жить для других. Однако «жить для других» не есть собственно христианство. «Жить для других» – это проявление альтруизма, который возможен вне Бога. А брать из христианства только то, что сочтешь нужным, значит, стоять вне христианства. Это не единственный пример такого подхода церкви к верующим. Другая голландская протестантская церковь Ниувекерк (Новая церковь) привлекает мирян встречами в кафе, где проходят разговоры на наболевшие темы и практикуется самопознание на основе Библии. Но не есть ли это та же разновидность внеконфессиональной религиозности?
Оборотной стороной этой попытки найти Бога вне религии является построение религии без Бога. Блуждающая субъективность здесь формирует надежную институциональность. Речь идет о деловой сфере и корпоративной культуре, которые пропитываются религиозным духом. Главы корпораций обожествляются, как, например, Стив Джобс, изображающийся на плакатах с нимбом на голове и планшетом в руках, наподобие Библии. Магазин «Apple» в Ковент-Гарден приглашает посетителей на небеса. Стеклянная винтовая лестница, украшающая его интерьер, будто скопирована с картины Уильяма Блейка «Лестница Иакова». Западные компании развивают идеи корпоративной религии. Если сегодня конкурируют не товары, но идеи, то сила компании, считают менеджеры, заключена в ее философии. Брэнд неразрывно должен быть связан с ценностями, которые, собственно, и подлежат продаже. Вера сотрудников в сверхмиссию и ценности фирмы транслируется потребителям и рождает вместе с их верой спрос[20]. Возможно, с точки зрения конкурентной борьбы корпораций, эта позиция имеет под собой основания, однако она влечет прямой запрет на то, чтобы говорить о Боге. Ветхий Завет об этом говорит очень точно: не сотвори себе кумира. Бог и «кумиры» взаимоисключаемые величины. Там, где есть кумир, претендующий на то, чтобы охватить все чаяния, желания, душевные ориентиры человека, там нет места Богу. Если мир в аскетическом смысле – это то, что крадет человека у Бога, то таким образом окрашенный мир, окрашенный в святость и верховную ценность, это мир, окончательно укравший человека у Бога. Теперь ему не противостоит Бог. Он сам как Бог.
Как в случае с поисками Бога вне религии, так и в случае попыток найти религию без Бога, речь идет о редукции трансцендентного к имманентному измерению – субъективности или социальности. Такая редукция есть свидетельство смерти Бога.
На фото: статуя «Воскресение», расположенная в зале Павла VI в Ватикане. Скульптор Перикле Фаццини
[1] Митрополит Антоний Сурожский. Труды. М.: Практика, 2002. С. 441-442.
[2]Шаргунов А. прот. «Евангелизация» мира и «культурная революция» в церкви// Православный журнал «Благодатный огонь» (Приложение к журналу «Москва»), № 18, 2008. С. 8-9.
[3] См.: «Теология культуры».
[4] Акопов П. Четвертый визит к третьему папе//Газета «Взгляд» от 26 ноября 2013 года.[Электронный ресурс]: - Режим доступа: http://vz.ru/politics/2013/11/26/661301.html.
[5] Ратцингер Й. Чем держится мир. Дополитические моральные основы либерального государства/ Хабермас Ю., Ратцингер Й. (Бенедикт XVI) Диалектика секуляризации. О разуме и религии. М.: Библейско- богословский институт св. апостола Андрея, 2006. С. 104.
[6] Энциклика «Fidesetratio» («Вера и разум») от 16 сентября 1998 года.
[7] Форте Б. Троица как источник вдохновения для сообщества народов Европы/ Предсинодальный Симпозиум в Ватикане. Ватикан, 11-14 августа 1999. Христос – источник новой культуры для Европы на заре нового тысячелетия. Изд-во «Созвездие», 2000. [Электронный ресурс]: - Режим доступа: www.agnuz.info; Библиотека Католической службы «Agnuz».
[8] Минин С. Сезон охоты на ватиканских консерваторов// НГ-Религии от 19 ноября 2014 года.
[9] Гашков И. Собачья доля шведского карикатуриста// НГ-Религии от 4 марта 2015 года.
[10]См., например, http://www.whychristmas.com/customs/christmas_or_xmas.shtml; http://blog.dictionary.com/xmas-christogram/; http://www.todayifoundout.com/index.php/2011/12/the-x-in-xmas-doesnt-take-the-christ-out-of-christmas/; http://www.cresourcei.org/symbols/xmasorigin.html
[11] Гашков И. Халифат подрывает мультикультурализм// НГ-Религии от 3 сентября 2014 года.
[12] Множество материалов на тему притеснения христиан в современном мире можно найти на сайте www.sedmitza.ru
[13]Гашков И. Лихорадка дьявола//НГ-Религии от 20 августа 2014 года.
[14]Бенси Дж., Мельников А., Гашков И. Папа хочет признать нетрадиционную семью//НГ-Религии от 15 октября 2014 года.
[15]Коткина О. Папа согласился на развод//НГ-Религии от 19 августа 2015 года.
[16] Об этом сообщает доцент кафедры истории и политики стран Европы и Америки МГИМО Ольга Четверикова (Акопов П. Четвертый визит к третьему папе//Газета «Взгляд» от 26 ноября 2013 года. [Электронный ресурс]: - Режим доступа: http://vz.ru/politics/2013/11/26/661301.html).
[17]Бурдье говорит о разложении религиозного в современном мире, о смещении духовенства на периферию размытого религиозного поля, поля символического манипулирования, центром которого становится «новое духовенство» - психологи, социальные работники, тренеры личностного роста и т.п. (Бурдье П. Разложение религиозного/ Начала. Сборник текстов. М.: Socio-Logos, 1994. — 288 с.).
[18] Впервые о диффузной религиозности заговорил в 1988 году Р. Чиприани. Проанализировав религиозную ситуацию в Италии, он обнаружил разрыв между теми, кто считает себя верующими, и теми, кто посещает католическую церковь. Число первых заметно превышало число вторых. Что привело его к созданию термина «диффузная религиозность». Диффузная религиозность, по его мнению, «относится к гражданам, которые… далеко не полностью покорны предписаниям Католической иерархии, но которые, с другой стороны, отказываются полностью отвергать базовые принципы, представляющие собой часть системы ценностей, поддерживаемой католицизмом» (ChiprianiR. «DiffusedReligion»andNewValuesinItaly//TheChangingFaceofReligion/ ed. By Beckford J.A., Luckmann T. London, NewburyPark, New Delhi: Sage Publications. 1988. p. 28).
[19] Эпштейн М. Религия после атеизма. Новые возможности теологии. М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2013. С. 28.
[20] См. об этом популярную книгу: Кунде Й. Корпоративная религия. СПб.: Стокгольмская школа экономики, 2002.
***
Данная публикация представляет собой отрывок из новой книги доктора философских наук Натальи Ростовой "Изгнание Бога. Проблема сакрального в философии человека". Впервые в научной литературе понятие "сакральное" рассмотрено как вид дискурса, сложившеюся под влиянием научного бума на рубеже XIX-XX вв. и плотно вошедшего в интеллектуальное поле современности. Вопреки обыденному восприятию термина, сакральное оказывается не тем, что указывает на присутствие Бога, но, напротив, тем, что требует отсутствия Бога, его "смерчи". Через идею смерти Бога автор показывает связь философии сакрального с концепцией смерти человека и идеей постчеловека. Концепт сакрального позволяет выявить ментальный разрыв между русской и европейской культурными традициями. В отличие от европейской философской традиции, которая для описания человека использует концепт сакрального, русская традиция, напротив, строит философию человека, основываясь на идее присутствия Бога. В духе русской традиции в книге предложен проект философской антропологии под названием "человек литургический".
