3 июля 1941 года, когда над страной нависла смертельная опасность, И. Сталин обратился к народу с проникновенными словами: «братья и сестры», «друзья», — призывая его встать на защиту Родины. И народ откликнулся на этот призыв массовым героизмом и Победой над врагом.
Сегодня, когда мир балансирует на грани мировой войны, возникает закономерный вопрос: а что же будет, если в России вдруг возникнет необходимость обращения к народу, но теперь уже президента В. Путина? Однозначного ответа, судя по современной ситуации с СВО и частичной мобилизации, у нас нет: одни представители народа пошли записываться в добровольцы, другие отправились «в бега». Перед нами во всей полноте и драматизме открылась неприятная истина: мы очень мало знаем о своём народе, прежде всего, на теоретическом уровне, хотя на эмпирическом — есть некоторое представление. За данным фактом скрывается многогранная проблема, мало артикулируемая, идеологически неудобная. В современной кардинально изменившейся международной ситуации пристальное внимание к этой остро значимой проблеме приобретает безусловную актуальность.
Будучи вечной и злободневной для всех стран и времён, данная тема долгое время игнорировалась в мире. Прошли столетия, прежде чем к ней проявили некоторое внимание историки. Первый, но важный шаг на пути признания роли народа в истории сделали французские учёные-историки Тьерри, Гизо, Минье. Под народом они понимали простолюдинов, включая в них и буржуа, которых противопоставили двум привилегированным сословиям — дворянству и клиру. Отмечая значимость народа в социально-политических преобразованиях, они положили тем самым начало постепенному интересу к этой теме со стороны представителей социально-философской и политической мысли. Тем не менее изучение проблемы народа так и не достигло должного размаха и сколько‑нибудь заметных успехов, что наблюдается вплоть до наших дней[1].
В истории России тема народа разрабатывалась в работах многих мыслителей. В XIX веке она стала даже одной из центральных в общественной коллективной мысли России. Её обсуждение происходило в основном по двум основным направлениям — славянофильства и западничества, но были и другие направления. Не вдаваясь в подробности тех дискуссий, а также в тонкости немногих современных теоретических подходов к проблеме народа, важно представить общий итоговый вывод о характере этих достижений. На мой взгляд, это лучше всего сделал И. Солоневич, выводы которого не утратили своей значимости и справедливости также для сегодняшнего дня. Его развёрнутые суждения по этому вопросу содержатся в книге «Народная монархия». Прежде всего, Солоневич обращает внимание на тот удивительный и в то же время прискорбный факт, что «науки» о народе как обобщения всемирно-исторического опыта не оказалось, т.е. нигде в мире такой науки не было создано. Но самое главное для нас — такой науки не оказалось и в отношении нашего народа, которого он называет «архитектором и строителем русской государственности».
Поэтому считаю необходимым дать развёрнутые цитаты из его работы, которые настолько актуальны, что будто бы он писал всё это в наши дни. Касаясь существовавшей на протяжении веков пропасти между государством и народом, он заявлял: «Государственность автоматически оказалась оторванной от народа — так, как если бы из‑за какой‑то таинственной засады эта государственность прыгнула на шею народа и оседлала его на одиннадцать веков. Так, как будто бы цари, полководцы, патриархи, варяги, немцы, татары, монгольские, византийские и европейские влияния, климатические, географические и экономические условия, а никак не русский народ в беспримерно трагических внешних условиях построил беспримерную по своей прочности и оригинальности государственную конструкцию. Народ остался без ЛИЦА. Без характера и без воли: бессильная щеп ка в водовороте явлений, событий, влияний и условий. Слепое и тупое оружие в руках гениев, царей, полководцев и вообще деятелей. И сырье для схоластических упражнений гуманитарной профессуры»[2].
Поэтому неудивительно, что о народе мало что знали и мало понимали как в прежние времена, так и сейчас. Современное гуманитарное знание, и прежде всего философия, утонули в схоластике и жонглировании псевдонаучными понятиями, хотя их прямым научным делом является проникновение в сущность и действительность. Итог такой «научной деятельности» невероятно схож с формулировкой Солоневича, данной им для своего времени: «В силу этого мы, нынешнее поколение России, не знаем в сущности решительно ничего нужног о. Мы потеряли свои пути и не нашли никаких чужих. Мы потеряли даже и часть своего языка — и объясняемся переводами с французского на нижегородский — переводами, которые и в оригиналах обозначают неизвестно что. Мы заблудились в трёх пошехонских соснах и разбиваем свои головы о каждую из них. Нас — поколение за поколением — «науки» снабжали фальшивым определением фактов, фальшивым освещением фактов и фальшивым подбором этих фактов. Всякая партийно-философская шпаргалка преподносилась нам в виде науки — в виде твёрдого научного знания. И наши головы переполнены вздором, ни к какой действительности не имеющим никакого отношения»[3].
Но не только наука была виновна в таком интеллектуальном хаосе и практической дезориентации. Существенный вклад в данное положение дел внесла также литература, относительно которой Солоневич сделал очень верные наблюдения, отметив, что русскую душу никто не изучал по её конкретным поступкам, делам и деяниям. Её изучали «по образам русской литературы». А большая литература, каковой и является русская литература, «есть всегда литература обличительная». Солоневич привёл типичный пример Грибоедова, который «писал своё “Горе от ума” сейчас же после 1812 года. Миру и России он показал полковника Скалозуба, который “слова умного не выговорил сроду”, — других типов из русской армии Грибоедов не нашёл. А ведь он был почти современником Суворовых, Румянцевых и Потёмкиных и совсем уж современником Кутузовых, Раевских и Ермоловых. Но со всех театральных подмостков России скалит свои зубы грибоедовский полковник — “золотой мешок и метит в генералы”»[4]. Отметим, что и сегодня «Горе от ума» не сходит с театральных подмостков, в то время как произведения авторов о героической борьбе народа Донбасса, несмотря на их высокий уровень, с большим трудом прокладывают себе дорогу к читателю и зрителю.
Так что не приходится удивляться, что отправка тысяч добровольцев на Украину вызывает у российских либералов и Запада искреннее недоумение и непонимание. Но для Солоневича этот феномен понятен и объясним: «И когда страшные годы военных и революционных испытаний смыли с поверхности народной жизни накипь литературного словоблудия, то из‑под художественной бутафории Маниловых и Обломовых, Каратаевых и Безуховых, Гамлетов Щигровского уезда и москвичей в гарольдовом плаще, лишних людей и босяков — откуда‑то возникли совершенно не предусмотренные литературой люди железной воли»[5]. «Откуда они взялись? — задаётся вопросом Солоневич. — Неужели их раньше и вовсе не было?». Фиксируя отсутствие в поле зрения науки, литературы смелых и мужественных людей, искренне любящих свою Родину, Солоневич тем самым ярко обозначил огромную лакуну в понимании народа, его роли в истории, что и составляет суть проблемы до сегодняшнего дня.
Стоит отметить, что в марксистском обществознании выдвигалось много правильных теорий о народе как движущей силе истории, о том, что он является её творцом, созидателем материальных и духовных ценностей. Однако это верно только для определённых конкретно-исторических ситуаций. Например, после революции 1917 г., когда аристократический слой, формировавший культуру, был ликвидирован, большевики допустили в науку, искусство, военное дело и т.д. выходцев из народа, и тогда во всей полноте раскрылся его творческий потенциал, а именно: случился невероятный подъём во всех этих сферах.
Но народ может безмолвствовать (что уже бывало в истории России) и быть просто статистом. Так, в 1970–1980‑е годы всё более проявлялось несоответствие марксистской теории реальной практике. Многие коммунисты, особенно руководящий слой, хотя и были по большей части плоть от плоти народа, однако, будучи атеистами, не имели серьёзных духовных предохранителей от соблазнов мира сего, зависти к западному образу жизни, от гордыни, тщеславия, надменности и постепенно превратились в господствующую касту, далёкую от жизни и интересов народа. В недрах правящей партии зрели планы по деконструкции Советского Союза и созданию новой политической системы по модели западных стран (об этом подробно в своих интервью и книгах рассказывает участник и свидетель тех событий Ф. Бурлацкий). А потом СССР и вовсе был отменён вопреки воле народа, проявленной им на референдуме в 1991 г. Народ же безмолвствовал потому, что чувствовал себя обманутым и утратившим ориентиры. Таким образом, коммунистический миф о народе как творце истории лопнул в одночасье как мыльный пузырь.
В такой ситуации тема народа стала малоинтересной для современных исследователей, а следовательно, оказалась наименее научно разработанной (причём такое отношение к данной теме существует во многих странах). На политическом уровне попытка привлечь внимание к проблеме народа клеймилась как популизм, что на долгие годы блокировало любые попытки улучшить условия жизни народа. В результате установился беспреце дентный дисбаланс в положении народа и господствующего слоя. В постсоветской России этому способствовало, особенно в первые два десятилетия, само либеральное понимание «народа», которое получило довольно широкое распространение в общественно-политическом пространстве страны. Оно проявилось, прежде всего, в исчезновении самого термина «народ», который в лучшем случае заменялся на «народонаселение». Но в основном речь шла о народе как о совершенно косной и инертной толпе, неспособной ни на какие позитивные и рациональные действия. К так понимаемому народу относили не только те слои, которые были заняты в материальном производстве и иных «непрестижных» сферах, но и всех, не относящихся к господствующему элитарному слою, исповедующему либеральную идеологию. По сути, народ и элита представляют собой два разных мира, принципиально дистанцированных друг от друга, между которыми пролегает неприступная стена.
Отвергая подобное понимание народа как несправедливое и идеологическо-политически мотивированное, свойственное господствующему либеральному подходу, следует отметить, что тема народа представляет трудную задачу для объективного и всестороннего исследования общественными науками, так как народ неоднороден по своему этническому, социальному, нравственно-мировоззренческому составу. Он традиционно испытывает на себе больше всевозможных проблем, чем привилегированные слои, которые себя к народу не относят. А это уже затрагивает область социально-политического, экономического устройства, идеологии, которых исследователи чаще всего стараются избегать. В этом и лежит одна из причин неразработанности данной темы.
Однако если отбросить все идеологические примеси и посмотреть на тему народа более широко, то главная причина неудовлетворительного состояния изучения народа видится в том, что народ, являясь частью единого организма, каковым является государство, институционально занимает в нём, как правило, подчинённое положение, выполняя обслуживающую роль по отношению к господствующему слою (так называемой элите) и создавая для него благосостояние. Особенно откровенно это проявилось в 1990‑е годы. Ситуация тех лет, до сих пор окончательно непреодолённая, полностью укладывается в выраженную в символической форме теорию «господина и раба», разработанную Гегелем и ставшую в определённой степени универсальной для всех времён и народов при объяснении исторического процесса саморазвития. Рассмотрение этой теории, имевшей свои истоки в древности и нашедшей продолжение у многих других авторов, не входит в задачу данной статьи. Укажу лишь на некоторые исходные пункты, проливающие свет на суть вопроса.
Схематически это выглядит так: в некоей изначальной напряжённой ситуации (война, революция и др.) какой‑то субъект (общественный слой, государство и т.д.) проявляет решительность, умение навязать свою волю другим и стоять до конца. В итоге он занимает господствующую позицию, т.е. становится «господином». Другой субъект, не проявивший таких качеств, оказался в слабой позиции подчиняющегося, т.е. превратился в «раба». Господин вынуждает раба работать на него, создавать все блага и удовлетворять всевозможные его потребности. Утвердив своё господствующее положение и высокую степень потребления, господин может пойти на фальсификацию, обман, насилие и преступления против раба, чтобы сохранить свой статус. При этом долгое почивание на лаврах неумолимо ведёт господина к деградации.
Вместе с тем господин не является самодостаточным. Несмотря на свое привилегированное положение, он оказывается зависимым от раба, который, не имея свободы и средств к существованию, вынужден много трудиться на благо господина. Раб при этом соприкасается с миром природы, культивирует её, становясь ближе к ней. Изменяя и познавая природу, он развивается сам, находит в себе подлинно человеческую сущность. В ходе истории раб может изменить своё положение по отношению к господину на противоположное. Такие примеры есть в истории, ибо господин остаётся господином до тех пор, пока раб признаёт его в таком качестве.
Когда либералы в России называют народ быдлом, холопами, рабами и дают другие негативные определения, то это не просто эмоциональные высказывания, а констатация реального статуса народа, установившегося в 1990‑е годы в результате государственного переворота и под воздействием западного вмешательства. В подобных высказываниях проявляется их понимание и самоощущение, которое полностью коррелирует со схемой «господин — раб».
Совершенно очевидно, что эта схема является настолько универсальной, что «работает» во всех сферах общественного взаимодействия. Достаточно откровенно она обнаруживается на международном уровне. Обоснование существующему в международных отношениях неравенству, самомнению и эгоизму претендующего на господство и гегемонизм Запада было дано, в частности, в книге «Как управлять рабами. Марк Сидоний Фалкс вместе с Джерри Тонером» (М., 2016). Автор книги Джерри Тонер, доктор наук по античной филологии в Кембриджском университете, на основе трактата римского аристократа Марка Сидония Фалкса о способах управления рабами дал свои комментарии. На поверхности всё выглядит как инструкция по оптимальному управлению трудовыми ресурсами. Такой подход позволил автору скрыть свой истинный замысел, ибо, рассуждая о рабах, он на самом деле делает явные намёки в нашу сторону — аналогии приходят на ум сами собой. Автор рисует принципы и контуры нового мира, в котором всякие гуманистические представления относятся только к «расе господ». Книга в целом представляет собой настоящий манифест рабовладения. Подобная интенция совершенно открыто проявляется в позиции современных западных лидеров, для которых Россия, конечно же, относится к низшей расе — «расе рабов». Характерным примером является высказывание главы дипломатии ЕС Жозепа Борреля, который считает, что «привилегированная» Европа — «цветущий сад», т.е. синоним господина, а окружающий её мир — «джунгли». При этом подразумевается, что в джунглях обитают варвары — синоним рабов в понимании Запада. Сейчас на Украине происходит, сообразно западному восприятию, борьба между «господином» (США вместе с сателлитами) и восставшим против него «рабом» — Россией. Российские сетования на двойные стандарты Запада по меньшей мере бесполезны. Такие стандарты соответствуют их системе координат, целиком укладываясь в схему «господин — раб», и другими они просто не могут быть по определению.
Возвращаясь к российской ситуации, следует отметить, что наиболее проницательные и чутко воспринимающие действительность люди понимали, что немалая часть народа в эту схему «господин — раб» никак не попадает. Несмотря на все трудности и проблемы, большинство народа упрямо держится своих истоков, ценностей и традиций, сохраняя внутреннее достоинство и не считая себя рабами. Действительно, по Гегелю, раб становится рабом, если он признаёт себя таковым и принимает всё, что ему транслирует господин. Эту ситуацию тонко уловил государственный деятель и бывший помощник президента РФ В. Сурков, назвав большую часть народа «глубинным народом» в своей статье «Долгое государство Путина» (2019, «Независимая газета»).
Сурков замечает: «Глубинный народ всегда себе на уме, недосягаемый для социологических опросов, агитации, угроз и других способов прямого изучения и воздействия. Понимание, кто он, что думает и чего хочет, часто приходит внезапно и поздно, и не к тем, кто может что‑то сделать»[6]. Это определение не рациональное, а скорее интуитивное. В самом деле, как ещё можно постичь то, что не поддаётся контролю, учёту, статистическому анализу, не имеет ни профессиональных, ни демографических характеристик и в силу этого ускользает от адресно направленной политической агитации. То есть уловить и создать социальный портрет «глубинного народа» невозможно. Однако при этом явно ощущается некая, живущая параллельной жизнью реальная сила, которая создаёт «культурную гравитационную массу».
Глубинный народ фактически невозможно просчитать, но его можно угадать по его поступкам, способу общения и взаимопонимания, здравому смыслу, умению противостоять любым трудностям, преданности Отечеству, готовности служить ему. Он отличается своим внутренним содержанием, которому присущи цельность, самодостаточность, примат духовности, общественного блага над личным, независимость взглядов, чувство собственного достоинства. Таковые характеристики являются следствием глубоко укоренившихся в его сознании культурных кодов, которые он сумел отстоять и сохранить, несмотря на массированную атаку на них с начала 90‑х годов. Глубинный народ, соединяя в себе две реальности — материальную и духовную, имеет своё мировоззрение, сложившееся в результате исторической эволюции нравственных идеалов, а также свой запрос на социальную справедливость. Мировоззрение глубинного народа может и должно стать основой идеологии, о необходимости которой так много говорят в последнее время.
К глубинному народу относятся представители разных социальных статусов — не обязательно только рабочие, крестьяне, бедные слои населения. Это могут быть учёные, военные, деятели культуры, государственные служащие и т.д. Глубинный народ веками существует в России в любом её историческом обличье, первым поднимаясь на отражение многочисленных вражеских атак. К нему обращаются власти в трудные для Родины моменты. На нём держится её безопасность и существование во времени. Активное, хотя и опосредованное участие Запада в военных действиях на Украине послужило детонатором для пробуждения в глубинном народе кода непокорности и кода Победы, глубоко коренящихся в его сознании. Отношение к СВО и есть первый признак причастности к глубинному народу. Именно поэтому появление данного термина вызвало страх, ненависть и панику среди всех врагов России, как внутренних, так и внешних.
Вернувшись снова к схеме «господин — раб», можно констатировать, что рабами в действительности являются многие представители российской «элиты» с её рабской приверженностью Западу. Считая себя господами, они своими действиями вели страну к ослаблению и уничтожению. Интеллектуалы, получающие западные гранты, некоторые деятели культуры, шоу-бизнеса и даже отдельные чиновники, враждебно относящиеся к России, очень заблуждаются на свой счёт, считая себя господами из‑за своего несравненно лучшего финансового благополучия, но будучи рабами по своей сущности и функции. Глубинный народ, в основном, беден, однако бедность отнюдь не всегда коррелирует с рабством, а богатство с господством.
В заключение следует ещё раз подчеркнуть, что в современной сложной ситуации перед государством и представителями общественных наук остро стоит задача в получении адекватной и полной картины состояния народа, включающей его разные пласты. Народ как целостное образование, связанное общей исторической судьбой и исторической памятью, — это не предмет отвлечённых рассуждений и словесных препирательств, которыми грешат традиционные «науки», дегуманизируя его и превращая в бездушный объект исследования и манипулирования. Судя по всему, нам предстоит настоящее открытие собственного народа, предполагающее, в первую очередь, необходимость услышать свой народ, пресечь стремление его переделывать через вредные реформы в образовании, культуре и т.д., убрать химеры, направленные на изменение его сознания, и прекратить длящиеся долгие годы попытки сдерживать творческие силы народа, не давая народу проявить себя. Следует, однако, отметить, что в последнее время ситуация начинает понемногу меняться: возникают всевозможные народные инициативы, успешно действует Народный фронт и т.д. Но этого пока недостаточно.
Иными словами, как в теории, так и на практике необходим народоориентированный подход, который на деле восстанавливает значимость народа как субъекта истории, объединяя в нём экономическую, социологическую, психологическую и духовную составляющие. Именно такой подход способен оказывать влияние на развитие и функционирование государства, придавать ему новое качество и открывать новые возможности. В конечном счёте, власть только тогда становится успешной, когда действует в соответствии с глубинными надеждами и чаяниями народа. В большинстве своём наш народ не только сохранил в себе традиционные культурные коды, но, самое главное, — государственнический инстинкт, который всегда проявлялся в нём, особенно в годы тяжёлых испытаний. Это обнаруживается и сегодня, обернувшись искренним и массовым движением в поддержку СВО. Народ спонтанно отзывается на угрозы России — чем сложнее ситуация на фронтах, тем больше добровольцев.
Примечания:
1 Крапивенский С.Э. Народ.
2 Солоневич И. Народная монархия (репринтное издание 1973). — М.,1991. С. 121.
3 Там же. С.164.
4 Там же. С. 164.
5 Там же. С. 164–165.
6 Сурков В. Долгое государство Путина. // Независимая газета. 11.02.2019
