И, начав речь, один из старцев спросил меня: сии облеченные в белые одежды кто, и откуда пришли?
Откровение Иоанна Богослова. Глава 7.
Вы все время смотрите куда-то в потолок, – так же с улыбкой перебил его ректор. – Вы кому говорите?
– Богу, богу… – с такой же улыбкой, показав стальные зубы, ответил Стригалёв.
«Белые одежды». В. Дудинцев
Левашовский полигон, где мы провели весь день, встретил нас мокрым снегом, тишиной и безлюдьем. Путь был долог – метро, электричка, а затем пешком под шквалистым балтийским ветром. Мы изрядно промокли, а потому малодушно помышляли, что надо было добираться автобусом, но желание пройти «Via Dolorosa», оказалось сильнее. От непогоды быстро озябли и уже на подходе, в мрачном подлеске спустились в неглубокий овраг, где на ближайшем пне по-армейски распаковали рюкзак с провиантом. Под угрюмым, нависающим дощатым забором, обжигаясь горячим чаем, односложно обсуждали предстоящую встречу и возможность найти ответ на свой вопрос – Что это было?
Как случилось, что спустя двадцать лет после Революции, когда многонациональный народ во весь голос пел «Страна встает со славою на встречу дня…», когда поднимал державу с колен, возводил индустрию нового века, как могло быть, что в эти дни выплеснулась мощная энергия разрушения, последние протуберанцы Гражданской войны? Ответим на этот вопрос, поймем всё!
Наскоро перекусив и осмотрев дорожный ландшафт, мы открыли калитку и вошли на территорию – где слева под амбарным замком сарай, справа небольшой музей. Полигон был пуст и лишь темный колокол на рубленном каркасе приглашал оповестить скорбное поле о своем приходе. Прямолинейная идейная подоплека более чем понятна – По ком звонит колокол? Возможно он звонит по тебе! Как же, помним любимые образы «оттепели» – бородач в свитере, глубокомысленно про колокол и слезу ребенка. Это позже, у потомков завсегдатаев коктейль-холлов будут иные метафоры, в основном про то, чем профессор Преображенский лучше своей собаки и какая дорога поведет к храму. Да и сама «оттепель» уже иначе смотрит на свою мифологию:
Насупил великий пост
Поставангардизм…
Постсталинизм
Колокол по ком?
Благословляю великий хвост
За треугольным молоком*.
Возможно, колокол, возможно, что в этом новом, дивном мире и по мне?
Из крохотного музея выпорхнула аппетитная служительница и добродушно спросила, будем ли мы осматривать экспозицию. Получив утвердительный ответ, женщина открыла помещение и убежала за ворота в аляповатый, цилиндрованного кругляка, храм.
Левашовский расстрельный полигон небольшой, не более двух гектаров, расположенный недалеко от тихой железнодорожной станции, примерно в тридцати километрах от Северной Пальмиры. Постройки все современные, стилизованные под ретро, разве, что тяжелые брусчатые ворота с металлической оковкой, да сарай под авто сохранились с пятидесятых годов.
Информационный стенд погрузил нас в топонимику мемориала и историю его происхождения. Крупными буквами выведено, что здесь покоится около 50 тысяч репрессированных, а мемориал открыт по личному велению мэра Санкт-Петербурга, Анатолия Собчака. А в конце приписка – На этом полигоне мог быть расстрелян родственник каждого из вас.
От такой информации царапнула мысль – значит придется идти по костям… Но нет, ажурная асфальтовая тропинка с уютными парковыми скамейками, как в городском саду, повела нас навстречу истории. Однако, никаких могил мы не обнаружили, всё занято ровным мачтовым хвойником. Я видел места захоронений – «на могилах деревья не растут». По территории полигона равноудаленно расположились массивные памятники, воздвигнутые от имени зарубежных государств – Германии, Польши, Украины, Финляндии, стран блока «Эстлали» и даже Италии, а также общественных организаций, скажем от имени общества глухонемых. Хотя сомневаюсь, что человека могли казнить на этих основаниях, однако памятник есть. В изобилии памятные знаки от имени различных религиозных организаций, в основном православных и католических общин. Вот табличка желтого металла, по которой лазером начертаны имена Православных священников. Список обилен и вызывает холод – Неужели все они здесь!? Но нет, не все. Читая список обнаруживаешь надписи, где после фамилий стоит приписка – «расстрелян», в иных случаях нет даты смерти. Непонятно, пропал без вести, но не здесь? А в некоторых случаях есть все, кроме указания причины кончины. Значит мирно ушел в мир иной, но тогда, зачем в списке? Любопытно, есть ли в списке те, кто нарушил тайну исповеди и тайно передавал расстрельные списки белогвардейским эскадронам смерти?
А между этими глыбами, без какой-либо системы разбросаны частные «могилки», сделанные гражданами в память о своих родственниках. Могилки эти условны, они фон, и судя по всему какого-либо запрета на их установку нет, главное это возможность реализовать свою потребность на выражение памяти о том времени. Могилки в оформлении полярны, некоторые – реальная боль о семейной трагедии, но во множестве – чистый креатив, проявление современных представлении.
Уже в средине пути, между этих языческих инсталляций с ракушками, монетками, стеклышками и бусинками, исподволь рождалось чувство какой-то фальши, большой неправды. И хотя перед полигоном стоит вполне себе умный памятник «жертвам тоталитаризма», здесь в эпицентре я ощутил душевный диссонанс.
Я приехал на полигон, чтобы найти зацепку, любой знак, который приблизил бы к ответу – Что же это было?! А перед мной разворачивалось напыщенное политическое шоу, рассчитанное на самые простые реакции. Меня принимают за биологического индивида, которым легко управлять. Я рассчитывал понять почему один из наших дедов ушел в Нарым, в вечность, как такое могло случиться. Ведь он был простой пильщик леса и я знаю кто подписал его на томский лесоповал. Но подсказки, почему это произошло, не обнаружил и меня все более охватывало чувство большого подлога.
Нет, я нисколько не сомневался, что полигон здесь мог быть и скорее всего был. Но не тот, в существовании которого нас хотя убедить. Я не обнаружил ни одной реальной могилы, все это не более чем современная декорация к спектаклю. При том, что драматурги и режиссеры убеждают нас, что здесь уложено более пятидесяти тысяч, а по некоторым оценкам и семидесяти тысяч человек. Понимают ли они, что на таком лоскуте земли захоронить столько людей физически невозможно, для этого необходимо было снести весь лес и укладывать расстреливаемых слоями – выкапывать и вновь закапывать. Вы можете представить на территории размером с городскую девятиэтажку – фабрику смерти, тем более, что по утверждению драматургов, страстотерпцам говорили, что их просто везут на пересылку. Разве подлог не оскорбляет память? Скорее всего здесь могли расстреливать, а хоронить увозили совсем в иное место. Да и стреляли скорее всего из пистолетов, в противном случае весь 37 год над Левашово стоял бы непрерывный гул автоматных выстрелов. А по словам старожилов, здесь сельчане собирали грибы и ягоды, да рубили елки для новогодней продажи в Ленинграде.
Диссонанс усилили декорации от больших стран, каждая из которых так или иначе пытается вырвать из плоти нашей сложной истории жирный кусок политической добычи. Разве, что мемориал Германии предельно прост и лаконичен.
Вот мемориал одной ближневосточной страны в честь погибших пятнадцати раввинов в городе Ленинграде. Если погибли там, то зачем мемориал здесь? А по соседству большой крест от Украины с двусмысленной надписью. Уже в Левашово, на перроне я услышал, что бандеровцы все чаще проводят здесь свои ритуалы. И это вполне возможно, поскольку под крестом мы обнаружили загадочные признаки недавнего посещения.
И все же, два вопроса тяжелым грузом висели в сознании. Что же это такое было, и почему новая буржуазия весь груз этой страшной социальной флуктуации возлагает на одного человека, на Иосифа Сталина. Согласно данным за период 37– 38 годов здесь было расстреляно огромное количество людей, а за всю войну и послевоенный период, не более пятисот, и то связанных с «Ленинградским делом». Это возникло и прекратилось мгновенно.
Первую подсказку я обнаружил в библиотечных залах, работая с советской прессой конца 20-х годов, где на пожелтевших страницах время от времени натыкался на странные сообщения. Не одержав победу в открытой борьбе, имущие классы затаились, стали переходить от легальной борьбы к нелегальной, а потому массово пошли в управленческий аппарат. Ввиду высокого образовательного уровня, продвинуться на фоне серой необразованной массы было совсем несложно. В обществе нарастало разочарование, поскольку в Гражданскую войну были наказаны лишь откровенные преступники, которые занимались казнями и пытками, в то время, как основная масса служивших в Белой Армии и им сочувствующие были отпущены на свободу и приняты в обществе. Все двадцатые годы было представление, что в стране после кровавой междоусобицы пришло социальное согласие. (см. Приложение 1).
А позже, перечитывая повесть В. Дудинцева – «Белые одежды», которая в «перестройку» показалась глубоко антисоветской, обнаружился новый смысл ранее мною не замеченный. Есть в книге сюжетная линия, когда главный герой Федор Дёжкин и полковник Государственной безопасности – Михаил Свешников, спасая гибриды картофеля пытаются понять, почему ученые патриоты попадают в жернова репрессивного аппарата, ведь спор между мичуринцами и «вейсманистами» исключительно научный. Здесь Михаил Порфирьевич впервые вводит понятие – «парашютист».
– Кто же мог подумать, что нашего Кольку Ассикритова (прим. – генерал ГБ, действие происходит в 1949 году) – на парашюте к нам из того мира? Из мира наживы и эгоизма?
– Я понимаю вас, но не совсем… как это – на парашюте?
– Абстрактно мыслить не умеешь. А еще песочные часы придумал (прим. – теория М. Дёжкина о добре и зле). Вот слушай. Вообрази себе самого практичного трезвого эгоиста-буржуя. Представь, теперь, что его сбросили к нам на парашюте. Экспериментально. Где-нибудь в самом центре советской действительности. Сбросили и хода назад, в Нью-Йорк, уже нет. Теперь рассуждать давай. Что он станет делать осмотревшись? Возьмет вилы и попрет в одиночку войной на всю советскую власть? Не-ет, Федор Иванович! Фигу! Ведь он трезвый и практичный. Стало быть, неглупый. Что он станет делать в самом центре советской действительности? Жить как хочет. И не как бог даст хочет жить, а хорошо. Федор Иванович, он прежде всего осмотрится. Внимательно изучит все и скажет: ого, и тут можно жить. Он будет делать то, Свешников вытаращился на миг, – Он будет делать то, что приведет его к власти и к благам. Будет кричать наши специфические слова. Есть такие, которые у советского человека все силы отнимают. Вот их он и начнет кричать. И получит то, что ему нужно. Мы кричим «Да здравствует мировая революция!» – а он кричит еще громче нас. А внутрь не заберешься, как он кричит.
Парашютисты, именно парашютисты. И в 37-38 году сошлись эти две непримиримые силы, советские люди и «парашютисты», прорвавшиеся во власть, которые перемалывали друг друга в последнем изгоне Гражданской войны, войне двух начал. Иного объяснения этому явлению – нет. Иначе только мистика. (Приложение 2)
Но почему же сегодня, вся либеральная надстройка нашего общества так ожесточенно и так без компромисса пытается возложить вину за кровавую жатву одному человеку – Иосифу Сталину, придумав для этого чудовищный навет – «сталинские репрессии». Там, в Левашово я физически почувствовал, что эта агитка в разных вариациях спрятана, закопана в подлеске. В чем же потребность обвинять человека, которого нет с нами уже почти семьдесят лет?
Мне кажется, я нашел разгадку, и она предельна проста, как любая истина. Сегодня все понимают, что после буржуазного переворота 1993 года, наша цветущая страна превращена в выжженное поле, что уничтожены – экономика, культура, социальные отношения; уничтожен величайший цивилизационный проект, а мы отброшены далеко в прошлое. Та доктрина, что была предложена в начале слома оказалась не просто мифом, она оказалась акцией прикрытия, и это не скрывается, а власть вновь захватили «парашютисты». Но страна разрушена, разрушения являются прямым обвинением либерализму и каждый его носитель так или иначе понимает свою причастность к преступлению.
В свою очередь причастность к преступному сообществу антисоветизма, формирует экзистенциальный страх перед наказанием за содеянное. Страх формирует травматические переживания ожидания казни. А поскольку у них имеется исторический опыт и, они знают, как надо поступать, антисоветчики полагают, что в принципе можно спрятаться, но если придёт Сталин-2 и тогда наказание станет неизбежностью. Оно станет неизбежна для олигархии – этих волкокрысов «Семьи», неизбежно для подписантов и сочувствующих идеологии 42-х. Неизбежно для партийной номенклатуры, которая живет в виллах и до сих пор на тайных вечеринках поет – «И вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди», а на «Авроре» устраивает попойки. Но оно неизбежно и для «конторы», для всех изменников присяги, что стреляли в мирные протесты и «крышевали» уголовников; для тысяч мародеров, что крушили заводы, строили свое маленькое семейное счастье за заборами, не забывая при этом снимать последнюю рубаху с ближнего своего.
Эти травмирующие переживания, не дают носителям разрушений обрести равновесие, а потому им требуется компенсации психической травмы. Им требуется упрощенная рационализация страха, простое и несложное замещение одного явления на другое. И такое замещение они нашли – Сталин. Именно Иосиф Сталин стал для них объектом компенсации групповых страхов и если его победить, то никакого наказания не произойдет. А поскольку переживания направлены не в настоящее, то их нападки имеют иррациональный, во многом маниакальный и оккультный характер, т.к. никакой политической актуальности в этих нападках нет, прошло столько лет и общество иное. Весь их дискурс напоминает мистические заклинания, направленные на отворот второго пришествия Сталина.
Они боятся. Каждый из этих, кто причастен к слому понимает, что расплата них для неизбежна, что именно он, может не успеть, не добежать до тонкой красной линии границы – не сесть на свой пароход до Истамбула, ибо место будет занято, что судно не подадут к причалу и тогда придется – отвечать! За все, за общее, за свой личный вклад. И придут эти в белых одеждах, и воздадут каждому по делам его.
*Цитата из стихотворения Андрея Вознесенского – «Барнаульская булла».
Фото на титульном листе автора
Приложение 1
Утверждено Губвоенревкомом
От 12 августа 1919 г.
ЦИРКУЛЯРНО
В связи с поступившими от Уездных и Волостных Ревкомов ряда вопросов о том, как поступить с гражданами, служившими при господстве белых в Правительстве Колчака и принимавших те или иные репрессивные меры по отношению Советских работников, красноармейцев и их семейств. Также как поступать с теми гражданами, которые при отступлении белых банд оставили свои дома, имущество и ушли вместе с ними, а в настоящее время возвращающимися обратно в свои города, заводы, сёла и деревни.
Ставя во главу угла вышеприведённые запросы Отдела Управления Губернией, Губернская Чрезвычайная Комиссия и Губернский отдел Юстиции предлагают всем уездным органам руководствоваться нижеследующими положениями:
1. В целях укрепления власти Советов ни в коем случае не допускать ни репрессии, ни грубостей или каких-либо несправедливостей и насилий по отношению к гражданам, за которыми тяготеют указанные выше проступки.
2. На граждан, за которыми тяготеют вышеуказанные преступления составить списки с указанием их вины, в чём она выразилась, и кто может подтвердить их виновность.
3. При составлении списков руководиться только достоверными источниками и ни в коем случае не допускать сведения личных счетов.
4. Списки, составленные согласно указаний §2-го, должны быть доставлены в Губернскую Чрезвычайную Комиссию и без ее указания не допускается производить арестов и обысков.
ПРИМЕЧАНИЕ. Аресты допускаются в том случае, если виновный намеревается скрыться или представляет из себя опасный элемент для спокойствия общества и Республики.
5. По отношению буржуазии или кулачества, бежавшего с белогвардейскими бандами, принимать меры конфискации только в том случае, если показаниями свидетелей подтверждается, что бежавший действительно сторонник белых и свершил свой поступок сознательно.
6. При конфискации имущества точно учитывать социальное положение /богат, беден/ и ни в коем случае не применять этой меры к беднейшему и среднему крестьянству.
7. При применении §§5-го и 6-го должна быть составлена точная опись конфискуемого, при обязательном присутствии члена Ревкома или Исполкома, представителя Советской милиции и свидетелей.
8. Копия описи, составленная согласно указаний, изложенных выше, должна быть представлена по инстанции в один из поименованных выше губернских органов Советской власти, до получения ответа от которых не разрешается ни вывоз, ни продажа, а тем более распределение между Советскими работниками конфискованного имущества.
9. Ни в коем случае не допускается конфискация имущества у родственников бежавшего или виновного, если они ничего общего не имеют с его проступками. При наличии оставшихся членов семьи его ни под каким видом не разрешается разрушение хозяйства, памятуя, что разрушение его – удар по революции, а поднятие – залог успеха.
Приведение в жизнь настоящего положения и правильное его применение возлагается на Уездные Отделы Управления, Начальников Уездной милиции, Народных Судей и Следственныя Комиссии.
Подлинное подписали Заведывающий Отделом Управления Губернией СТУДИТОВ
Председатель Губернской Чрезвычайной Комиссией ТУНГУСКОВ
Заведующий Губернским отделом Юстиции ПЯТКОВ
Секретарь Губчека ЛУКИН
ЦДООСО.Ф.4.Оп.1.Д.42.Л.229.
Приложение 2
7 января 1939 г.
г. Винница
ЗАЯВЛЕНИЕ
13 августа 1938 г. Винницкая Спецколлегия Облсуда судила моего мужа Шварца Ефима Ильича и приговорила его к высшей мере социальной защиты — расстрелу. Решением Верховного Суда СССР от 10.11.[19]38 года приговор отменен и заменен 10 годами трудовых лагерей с поражением в правах на 5 лет.
После решения я получила 4 свидания и право на передачу. При свидании мне мой муж сообщил, что он абсолютно ни в чем не виновен и ни в каких преступлениях против Советской власти не замешан. Все обвинительные материалы добыты у него путем насилия — избивания его. Следствие с применением средств, грубо извращающих революционную законность, вели Майструк и Решетников (сотрудники Обл НКВД). Таким образом, угрозами, избиениями и применением насильственных методов было «состряпано» обвинительное заключение.
Как сообщил мне мой муж, его оклеветал его однофамилец ШВАРЦ Хаим, человек, не пользующийся абсолютно никаким доверием и неоднократно разоблачавшийся им на партчистках и партсобраниях.
http://istmat.info/node/63786 - источник
