"Primus inter pares", "первый среди равных" — эта латинская фраза невольно вспомнилась при известии о смерти на 86-м году жизни Евгения Примакова, которого в политических и медийных кулуарах часто называли "Примусом": как Виктора Геращенко — "Гераклом", а Михаила Ходорковского — "Ходором".
Вот и говорите после этого, что фамилия ничего не значит: у "Ходора" в биографии сама собой нарисовалась "ходка" сроком больше 10 лет, "Гераклу" пришлось разгребать авгиевы конюшни Центробанка, а "Примусу" — несмотря на неизбежные кухонно-коммунальные аллюзии своей "погремушки", побывать-таки "первым среди равных".
При этом общественная реакция на смерть Евгения Максимовича оказалась, на удивление, широкой и мощной, абсолютно несопоставимой с теми скромными постами, которые он занимал последние годы своей жизни: председатель совета директоров ОАО "РТИ", председатель Совета "Меркурий-клуба", руководитель Центра ситуационного анализа РАН… Сложилось впечатление, что хоронят как минимум одного из действующих руководителей государства.
Конечно, биографию Примакова во многом предопределили его выдающиеся личные способности, но не следует забывать также о том, что благодаря своей супруге, еще в 1951 году он вошел в высшие круги советской номенклатуры (его шурин, академик Джермен Гвишиани, сын могущественного руководителя ВЧК Дальнего Востока и муж дочери А.Н. Косыгина, был членом Римского клуба от СССР и сооснователем Международного института прикладного системного анализа в Лаксенбурге (Австрия), через который прошли все "рыночные демократы", от Авена до Чубайса). Видимо, это обстоятельство во многом помогло скромному уроженцу Киева и выходцу из Тбилиси после окончания вуза затем попасть в структуру радиовещания на заграницу, а затем и стать спецкором газеты ЦК КПСС "Правда" на Ближнем Востоке. Дальнейшая карьера Евгения Максимовича шла в том же феерическом темпе. По приезде на Родину Примаков вдруг становится замдиректора ИМЭМО, ведущего советского центра "think-tank", и входит в группу ближнего круга Андропова, где сосредоточились будущие "прорабы перестройки". До 1988 года его карьера академического ученого-востоковеда (и по совместительству то ли дипломата, то ли разведчика высшего уровня) была успешной, но весьма далекой от публичной политики. Примаков работал за сценой совместно и с Арбатовым, и Яковлевым, и Шеварнадзе — той группой, которая дискредитировала партийных "консерваторов" в Политбюро в середине 80-х и мостила путь для возвышения Горбачева. Неудивительно, что Примаков был призван на важнейшие политические роли на пике "перестройки", став не только народным депутатом СССР в 1988 году, но и возглавив одну из Палат Верховного Совета СССР.
С июня 1989 года Евгений Максимович уже постоянно присутствовал на главной политической сцене страны — всегда рядом с первыми лицами, но никогда не становясь первым лицом —за исключением своего недолгого пребывания на посту премьер-министра РФ (11.09.1998—12.05.1999), он воспринимался многими аналитиками в роли "серого кардинала", который управляет многими процессами, сам оставаясь в тени.
Особенно важной была роль Примакова в спасении ельцинского режима после дефолта 1998 года, когда в стране сложилась поистине революционная ситуация, но комбинированное правительство Примакова—Маслюкова успешно провело смягчающие экономические и финансовые мероприятия и "спустило пар" социального недовольства. Где и как нашёл осенью 1998 года Евгений Максимович необходимые для удержания России от краха несколько миллиардов долларов (казалось бы, смешная, по нынешним временам, цифра), — великая тайна. Во всяком случае, Черномырдин, за которым стоял не только "Газпром", а вся постсоветская энергетика, тогда этого сделать не смог или не захотел, а Примаков сумел и смог. Конечно, всем памятен и примаковский "разворот над Атлантикой" — первое публичное проявление несогласия официального представителя Кремля с "вашингтонским обкомом" в новейшей российской истории, что, однако, не помешало "сдаче Белграда и Милошевича".
В далекой древности греческий философ Зенон сформулировал несколько неразрешимых задач — апорий, ставших знаменитыми. В том числе — апорию "Куча". Суть её достаточно проста. Одно зерно не составляет кучи. Два зерна — тоже. И три, и четыре, и десять… Но так, добавляя по одному зерну, когда же мы составим кучу? Или, наоборот, убирая по одному зерну, когда куча исчезнет? Намного позже Гегель назвал эту же проблему переходом количества в качество и причислил к главным законам диалектической логики.
Так вот, смерть Примакова — во всяком случае, по моим личным ощущениям — является как раз тем моментом, когда из-за утраты одного зерна куча перестает быть кучей, система утрачивает свои системные характеристики, распадаясь на несколько подсистем, или, говоря языком современной физики, совершает фазовый переход: вода превращается в лёд… Смерть Примакова является не только и не столько фактом его личной биографии, сколько мощнейшим социальным сигналом, свидетельствующим, что политическое поколение, которое подготовило и осуществило трансформацию Советского Союза, неизбежно сходит со сцены. Уходит навсегда "горбачевизм" — и не столько по возрастным параметром, сколько в результате возврата "холодной войны", развернутой "вашингтонским обкомом" против России ради окончательного уничтожения её как великой державы. Правда, уникум Дэвид Рокфеллер, глава знаменитого клана американских супермиллиардеров, на 96-м году жизни успешно перенесший очередную — то ли четвертую, то ли шестую — пересадку сердца, может говорить об обратном: бессмертии американских устремлений, в том числе и в отношении России. Однако и это обстоятельство только подтверждает ту бесспорную истину, что США будут стремиться к разрушению остова СССР—России до конца — даже до собственного. Ясно также и то, что похороны Примакова для нынешнего Кремля означают завершение в их собственных рядах эпохи и системы горбачевизма, которая исчезает под напором новых конфликтов как горячих, так и холодных, сливающихся в единую мировую войну против нас и наших союзников. А истинные политические убеждения Евгения Максимовича во многом остаются загадкой, но, видимо, лучше всего раскрываются в его любимом внуке, который стал в ряды "острейших и лучших бойцов" радиостанции "Эхо Москвы", которое является образчиком "прозападного либерализма" день за днем ведет линию на встраивание РФ в "западный мир".
Фигур сопоставимого с Примаковым калибра в нынешней России осталось мало — чтобы их пересчитать, хватит пальцев двух рук, и всем этим "последним из могикан" уже далеко за восемьдесят. И его уход из жизни поневоле заставляет задуматься о том, что еще одна-другая такая негромкая смерть — и нынешний статус-кво внутри страны и за её пределами, пусть неустойчивый и хрупкий, может рассыпаться окончательно.
На фото: Горбачев и Примаков: зеркальное отражение (АР, 1989)
