Европейский суд по правам человека, более известный у нас как Страсбургский суд, после длившихся около года слушаний закончил рассмотрение иска польских граждан против РФ по «Катынскому делу». Принятое судом решение возлагает на Советский Союз ответственность за военное преступление — расстрел военнопленных польских офицеров весной 1940 года, но освобождает Российскую Федерацию как государство-правопродолжателя Советского Союза от любой ответственности за него.
Значит ли это, что «Катынское дело», о перипетиях которого уже писано-переписано, тем самым лишено вполне очевидного, оформленного решением Международного военного трибунала (Нюрнбергского суда) и действующего вплоть до нынешнего дня правового статуса военного преступления Третьего рейха? Нет. Пересмотреть это решение может только аналогичный Международному военному трибуналу судебный орган, единственным претендентом на роль которого в современном правовом пространстве выступает вовсе не Европейский суд по правам человека, а Международный уголовный суд (МУС) в Гааге, документ о создании и юрисдикции которого (Римский статут) до сих пор не ратифицирован целым рядом государств, в число которых входят США, Китай, Россия, Индия, Иран и Израиль.
Поэтому никакого легитимного и юридически обязывающего решения Страсбургский суд в настоящее время принять не мог в принципе. Точно так же, как не имеют никакой юридической силы «признания» в совершении Катынского преступления со стороны органов власти Советского Союза и Российской Федерации, включая недавнее постановление Госдумы. Поскольку знаменитый «принцип Вышинского»: «Признание — царица доказательств», — в мировой и международной юриспруденции, хорошо это или плохо, но не действует. Проводя несколько искусственные аналогии, все действия Горбачева, Ельцина, Путина, Медведева и Ко по «Катынскому делу» можно рассматривать только в качестве «явки с повинной». А уж насколько признания явившегося с этой самой повинной соответствуют действительности, не имеет ли места в данном случае самооговор, состояние аффекта или психической неадекватности, или еще что-либо, — может и должен установить только компетентный и обладающий соответствующими правовыми полномочиями суд.
Который еще предстоит создать. Поэтому депутаты Госдумы от «партии власти», вместо того, чтобы бить себя пяткой в грудь, признавая «преступления сталинского режима», могли бы — с гораздо меньшей помпой и большей пользой для своих польских, немецких и каких угодно еще друзей, — попросту ратифицировать Римский статут МУС, который Российская Федерация подписала почти 12 лет назад, 13 сентября 2000 года.
Но есть серьёзные основания считать, что они этого не сделают никогда — потому что в противном случае подсудными рано или поздно могут оказаться и их собственные деяния, куда более очевидные и бесспорные, чем «преступления сталинского режима в Катынском лесу летом 1940 года».
А вот попытка Страсбургского суда исподтишка пересмотреть результаты Нюрнбергского процесса и возложить ответственность за расстрел польских офицеров на Советский Союз создаёт определенный юридический прецедент, который может и должен быть в законном порядке оспорен заинтересованными представителями российской стороны.
