Портреты и лорнеты

«Наших предков табакерки!

Позабыть я их могу ль,

Как шкапы, как шифоньерки,

Как диваны стиля Буль!»

Валерий Брюсов

Вот и наступила осень – хорошо бы посетить уютный особнячок, что расположен меж Ордынкой и Полянкой. Музей Василия Тропинина и московских художников – один из лучших арт-объектов Москвы. Тут постоянно меняются экспозиции. На этот раз мы идём на выставку «От портрета до лорнета», кураторы которой объединили всё, что есть в коллекции музея – картины, посуду, бисерные кошелёчки, подсвечники да чернильницы.

Если честно, поначалу это производит впечатление сумбура - устроители решили показать многое и сразу. Однако проект интересен, красив, изыскан. Это именно то, что называется «для общего развития». Мы словно бы наблюдаем вещные иллюстрации к классическим произведениям и мемуарам былых столетий. Экспонаты подобраны со вкусом, удачно вписываясь в обстановку. Это – пиршество для глаз и отрада для души.

Нас встречает портрет императрицы Елизаветы Петровны, написанный Луи Караваком, французом, работавшим в России и умевшим тонко польстить своим заказчикам. Впрочем, Елизавета была прелестна, несмотря на чрезмерную полноту. Здесь она явлена при полном параде – с орденской лентой и вся в драгоценностях. На плечо небрежно накинута горностаевая мантия. Лицо излучает довольство. Шутка ли – повелительница громадной страны, вырвавшейся в когорту сверхдержав.

Рядом – портрет несчастного Павла I работы Степана Щукина. Увы, русская история XVIII века – это лишь триумфы, но и цареубийства. Государь был странен – где-то неуёмный тиран, где-то – снисходительный рыцарь. И – всегда одинок. Что касается Степана Щукина, то этот ныне забытый художник, слыл одним из лучших портретистов своего времени, преподавателем и теоретиком искусства. Он сотворил целую галерею – деятели, вельможи, члены царской фамилии. Щукину поручалось самое трудное – сделать изображение реалистичным и – возвышенным. Павел тут предстаёт романтиком на троне, но внешность его спорна. Щукин, как честный мастер, ничуть не приукрашивает курносость императора.

Далее идут портреты аристократов XIX века. Так, дивен портрет Татьяны Мусиной-Пушкиной, урождённой Кропоткиной, созданный неизвестным художником. Дама написана в средневеково-ренессансной манере, которая была тогда востребована у публики. Вся – чёрном, но в алом головном уборе и алой шали. Шали – по большей части индийские или турецкие – были признаком достатка, ибо стоимость их зашкаливала. Не каждый муж дарил своей супруге столь дорогую вещь. Поэтому на портретах 1800-1850-х годов женщины и позировали в своих разноцветных шалях. Ярмарка тщеславия!

Рядом – портрет Дарьи Шиповой, урождённой Окуловой, написанный немцем Карлом Лашем, академистом, более десяти лет трудившемся в России. Стройная, немолодая женщина в тёмно-коричневом бархате выглядит задумчивой и чуть надменной. Отлично выписаны кружева. Техника Лаша достойна всяческой похвалы. Он прославился и у себя на родине, и в ряде европейских стран – его заказчики были знатны и зажиточны. Та же Дарья – дочь губернатора Алексея Окулова и жена действительного статского советника, помещика-новатора Николая Шипова.

Чуть поодаль – автопортрет Василия Тропинина на фоне Кремля. Художник искренне любил Москву и москвичей, часто прогуливался и подмечал качества Первопрестольной. Рядом – ещё одна визитная карточка музея – «Девушка с горшком роз» - жанровая сценка, на которой юная служанка прижимает к себе горшок с цветущей розой и весело глядит на зрителя.

Правда, не совсем понятно, зачем авторы экспозиции выставили «Сирень в корзине» Петра Кончаловского – эта вещь, написанная в 1930-х годах, диссонирует с общим настроем. Имеется и ещё пара картин, созданных в XX веке. Единая линия творческого духа? Или что? Конечно, хотелось представить всё самое лучшее и ценное, а вместе с тем получается некий хаос. Вроде бы нам предложили погружение в старину, с лорнетами?

Собственно, лорнетам и театральным биноклям на выставке отведена целая витрина. Лорнет, появившийся в конце XVIII столетия, сделался важнейшим светским аксессуаром, а умению тонко и ненавязчиво лорнировать учили с малых лет. Это – не столько оптика, сколько элемент политеса. Сидя в театральных ложах, зрители кидали взоры не лишь на сцену, где выступала какая-нибудь французская дива, но и на других гостей. Кто и как одет? Что за франт заходит в соседнюю ложу, дабы поприветствовать даму? А нет ли в этой какой любовной игры? Обо всём судачили, перешёптываясь. А прямое лорнирование почиталось дерзким и почти неприличным – оно могло и оскорбить разглядываемого.

Тут же расположены и чудесные веера середины XIX века. Особо запоминается веер plie (то бишь – складной) из павлиньих перьев. А вот – крохотная книжечка для записи танцев, именуемая carnet de bal. Она помогала запоминать очерёдность ангажировавших на танец кавалеров. В carnet de bal записывался номер танца и фамилия партнёра. Если в книжечке оставались свободные места, это воспринималось, как неуспех. Книжечки всегда оформлялись – бисером, рисунком или вышивкой, как в данном случае.

Кстати, о бисере. Бисероплетение считалось и обычным ремеслом, и дворянским времяпрепровождением. Расшитые мелкими бисеринками кошелёчки, сумочки, небольшие картинки были в каждом приличном доме – барышни постигали это с самого детства. Это лишь безграмотные люди полагают, что патрицианки сидели без дела, слывя белоручками. Перед нами – великолепно выделанные штучки, принадлежавшие господам. Здесь – фантазия созвучна с терпением, а знание дела – с видимой лёгкостью. Имеется на выставке даже графин со стаканом, полностью оплетённые бисером.

Конечно, барышни да барыни проводили долгие часы за пяльцами, расшивая шелковистыми нитками сумочки да кисеты, а то и целые полотна – например, среди экспонатов можно увидеть вышитую копию картины французского иллюстратора Себастьяна Леруа «Пётр I коронует Екатерину Алексеевну». Забавно выглядит и царь, и свита – художник снабдил своих героев фантазийным облачением. Но основной темой для вышивок были всё-таки цветы – настоящие или выдуманные, уголки природы и домики.

Большая витрина посвящена портретным миниатюрам – их заказывали, как правило, в подарок и они были распространены до изобретения фотографии. Мы видим пышно одетых женщин и мужчин при параде, с орденами, а также головки детей.

На сопроводительных табличках много искусствоведческой терминологии. Так, зрителю предстоит узнать, что такое эгломизе - техника нанесения декора из металлической фольги на стекло. Verre églomisé – стекло эгломизе так названо в честь французского рисовальщика, гравёра, антиквара и мастера по изготовлению зеркальных рам Жана-Батиста Гломи, жившего в XVIII столетии. Расцвет его деятельности пришёлся в 1750-1780 годы. С помощью вставок эгломизе декорировали мебель и различные предметы домашнего обихода, но чаще техника использовалась для выполнения медальонов с силуэтами. В экспозиции - ряд таких медальонов конца XVIII – XIX столетий – времени, когда силуэты были в повсеместной моде, и каждый обеспеченный человек заказывал себе по нескольку штук.

На выставке представлена и посуда, причём, как российского производства, так и немецкая, французская, английская. Фарфор сменяется фаянсом, а тут ещё и цветное стекло, ставшее популярным в 1820-х годах. По оформлению тарелок и чашек легко отслеживать стили – допустим, в конце XVIII века нравились однотонные романтические пейзажи с одинокими фигурками, потом это сменилось античными силуэтами, а следом – цветочными гирляндами и букетами. Романтизм – ампир – бидермейер. А потом является «второе рококо», приключившееся в середине столетия, как своеобразная ностальгия буржуазного мира о галантной эре. Допустим, синий графин-квасник, мало того, что обладает причудливой формой, так ещё и снабжён ручкой в виде презанятной виньетки, напоминающей о царствовании Марии-Антуанетты.

Одно из важнейших направлений в декоративно-прикладном искусстве XVIII века – изделия из слоновой кости. Резчики ценились во всех странах Европы. Вот – профильный портрет Екатерины II в резной рамке - точность в каждой линии, а декорирование – богато и затейливо. В России были распространены вещицы из моржовой кости, производимые в Архангельске и сопредельных регионах. С лёгкой руки Федота Шубина, крестьянского сына, ставшего академиком и придворным скульптором, творения из моржовой кости попали в аристократические дома, и сама Екатерина высоко ценила это ремесло. Она поддерживала всё исконно-русское, будучи патриоткой святой Руси. В экспозиции – несколько роскошных шкатулок второй половины XVIII века – все сотворены на родине Шубина, в Архангелогородской губернии.

В XIX веке был спрос на картины, изображающие обстановку – эти «виды» заказывали хозяева, чтобы оставить потомкам на память. На выставке есть и такие полотна, и наибольшее внимание приковывает работа Николая Подключникова «Интерьер в доме Алексея Филомафитского» - российского физиолога и гения медицины. Помимо своей деятельности, он устраивал салоны, где собирались интеллектуалы. Подключников запечатлел сей момент – гости доктора сидят в свободных позах, словно бы художник прервал важную беседу. Говорили, в основном, не о науке – обсуждали новинки литературы, театральные премьеры и политические события. Учёному полагалось быть всесторонне образованным, а не сугубым профи.

Как же обойтись без чернильных приборов? Эпистолярное творчество процветало вовсю. В обязанность гувернёров входило обучение барчуков искусству переписки. Письма бывали длинными и обстоятельными – иной раз на пяти-шести страницах. Говорилось обо всём – о балах и урожаях, придворных сплетнях и нарядах. В экспозиции – пара чернильных приборов, которые имели не только практический, но и эстетический смысл. Украсить стол богатым, щедро декорированным предметом – это так важно. Особенно великолепен прибор в стиле второго рококо – бело-розовый, прихотливый, с фигуркой девочки наверху композиции.

Вот и часы, которые воспринимались, как вещь престижного потребления и стояли не в каждом доме. Они и оформлялись с невероятной помпой. Даже скромный английский вариант фирмы Джона Тейлора – шедевр искусства. А уж как замечательны каминные часы «Аполлон и Талия» французского бренда «Ле Рой и сыновья» с фигурками древнегреческих небожителей – покровитель изящества бог Аполлон и подвластная муза Талия выполнены с немыслимым тщанием.

В одной из комнат музея – примерная реконструкция обстановки XIX века. Эта меблировка своеобразно венчает экспозицию, делая её завершённой. В целом выставка производит отличное впечатление, несмотря на некоторые огрехи в подборке экспонатов.