В окне заурядной советской квартиры – труба завода: она дымит.
Мальчишка в утренней кухне весело собирается в школу, дежурный бутерброд дожёвывая на ходу.
Всё ли готово?
Готов он – мальчишка: бодрый, звонкий, всегда настроенный на драку, со звучащими в сознанье стихами…
…он проходит – чуть подросший мальчишка – дворами родного города, глядит на гроздья рябины, проводит ладонью по лицу…
Он ждёт.
В тетрадке его, дома – много записанных стихов, и они грустны, но…
Он же – в боксёрской секции.
Прыжок, отскок, уворот.
Он ловок, у него получается.
У него выходят стихи и бокс.
Он уходит от удара противника, и наносит сам – свой победный удар.
Он читает стихи: секция при журнале.
Он читает их, влагаясь в строки, растворяясь в них: и, таинственные, они гудят, отливая трагедией.
В них есть витамины смерти, думает наставник.
Он пьёт.
Он рано прикоснулся к алкоголю.
Ему стыдно не быть шпаной – хоть он и сильно отличается от оной: внутренне тонкий, весь пронизанный волшебной музыкой.
Его биография, данная в цельности, лепится из кусочков – со стороны.
Грандиозная пьянка. Все надерутся до блевоты.
Пьянка…
Неважно где: пусть в общаге, в одной из обшарпанных общаг Свердловска, и весело, неистово-весело, и музы с химфака, обвешивают повзрослевшего мальчишку.
Не мальчишка уже.
Печатается – сначала тут, на Урале, потом – в Москве.
Его привечают известные поэты.
Он приезжает в Москву за номерами журналов: недоумевая – он ли это?
Не он?
Его отец – известный учёный.
Рано женившийся поэт, рано же родил сына.
Он встаёт, чтобы укрыть его.
Потом идёт на кухню, пьёт холодный чай, и в голове текут такие звенящие, скорбные, таинственно-естественные строфы…
Он сидит в конторе – стихи не приносят дохода.
Вернее – доходы мизерны.
Он сидит в конторе, занимается чертежами и расчётами, он защитился давно, стал кандидатом наук.
Он не понимает, как это совмещается: поэзия, алкоголь, авиамоделирование, пьянство, работа, сынок, жена…
У него – диссонанс с явью.
Она вибрирует нервно, отрицая стихи: она переворачивается с ног на голову, но – братки родные.
Ни дня не было без драк: в подворотнях, на улицах, во дворах, с арматурой, ножами.
И они – драки – находили отзвук в поэзии, где приблатнённость была естественной, а музыка рождалась из сокровенного движения губ.
Или сердца.
Мальчишка, изрядно повзрослевший, потрёпанный жизнью, садится в коридоре на корточки, закуривает…
За окном взлетает волшебный шар, и психи, поужинавшие и с блаженными лицами, фантастически наполняют его…
Он лечится от пьянства – мальчишка, пишущий стихи.
Он лечится, воспринимая наркологическую больницу тюрьмой, где простыне серо-сыроваты, и ночью ломает цыгана, которому нечем помочь.
Он мало прожил на свете.
Ему всё равно.
В нём – звучала такая музыка.
Вот он в Голландии: каналы Роттердама, его пряничные дома, высокие башни, необыкновенный колорит.
Он в Голландии на поэтической тусовке, и будет читать стихи поддатым, и привезёт сыну лего, и жизнь будет продолжаться, пока…пока…
Пока мальчишка не затянет на шее петлю, оставив феноменальное, гипнотизирующее наследие, подписанное – Борис Рыжий.