Ключевой особенностью русской культуры, во многом определившей нашу интеллектуальную и духовную самобытность, стало то, что отечественная мысль всегда сторонилась черствой схоластики, при которой теоретическая форма не наполняется практическим содержанием. Русской культуре чужды так называемые "кабинетные философы", подобные Канту, чья система взглядов напоминает уравнение с множеством неизвестных, куда так и не подставили конкретные величины.
Русская философия дышит и пульсирует, обороняет и атакует, потому что вырастает не из ящика письменного стола, а зреет в храме и на пашне, на поле боя и на каторге. Оттого у нас зачастую философскую миссию берут на себя писатели и поэты, наша литература философична, а философия литературна. "Борис Годунов" Пушкина, "Война и мир" Толстого, "Бесы" Достоевского, "Жизнь Клима Самгина" Горького, "Тихий Дон" Шолохова, "Чевенгур" Платонова — это не только художественные, но и метафизические и историософские произведения, равно как и "Три разговора" Соловьева, "Столп и утверждение Истины" Флоренского, "Опавшие листья" Розанова, "Поющее сердце" Ильина — не сухие философские трактаты, а опоэтизированная мудрость.
Видимо, в патовые эпизоды русской истории промыслом Божьим в одном человеке сливается ум и сердце — и приходит писатель и философ, у кого ускользающие мысли оказываются в цепких ловушках метафор, а творчество становится не просто эстетической "игрой в классики", а проявлением Творца в творении.
Так, в творчестве Александра Андреевича Проханова мы не встретим отдельного сочинения в духе "Автореферата" Флоренского, где специально излагалось бы собственное мировоззрение. Но если парадигмально подойти к прохановской художественной прозе и поэзии, публицистике и передовицам в "Дне" и "Завтра" — гранатам с выдернутой чекой — интервью и выступлениям, станет очевидным, что через все это, как винтовая лестница через многоэтажный дом, прошло стройное, последовательное, прочное учение. Если отдельные кусочки смальты собрать в единую фреску, то изложить это учение можно буквально по пунктам, в конкретных категориях, с яркими примерами из истории и современности, в емких понятиях без излишней латинизации, в словах, внятных и родных для русского уха. Безусловно, глубокое осмысление всего этого еще предстоит, но, что называется, "в первом приближении", в виде пролегоменов учение Проханова выглядит так.
Пасхальный смысл русской истории. Еще со времен летописца Нестора стало понятно, что для русской истории неприемлема хронологическая фиксация событий, что русская летопись — это жанр-ансамбль, где, несмотря на "по-годный" принцип ведения записей, некоторые события со всей непредсказуемостью прошлого могут всплывать в разных эпизодах, подобно параллельным местам в Библии или компьютерным гиперссылкам. Это дает понять, что русскую историю нельзя представить, во-первых, в виде горизонтального вектора земного физического времени, а нужно говорить о вертикальном векторе восхождения, преображения и, по словам о. Иллариона (Троицкого), "всеобщего единения в Боге". Так история становится соборным житием. А во-вторых, русскую историю невозможно представить в виде прямой линии, подобно линии на мониторе, говорящей об остановке сердца, русская история — это всегда синусоида, где нет стагнации, а есть взлеты и падения, что доказали в своих основательных трудах великие историки Н.М.Карамзин, В.О.Ключевский, С.М.Соловьев, Л.Н.Гумилев.
По мысли Проханова, синусоида русской истории складывается из периодов становления, расцвета и упадка четырех империй: киевско-новгородской, московской, петровско-романовской и красной сталинской. Под империей в данном случае понимается не территория, не географический локус, а симфония пространств, способная гармонизировать народы, верования и языки, слить разрозненные микрокосмы в единый макрокосм. Вопреки оппозиции "свои и чужие" империя предлагает позицию, опорную точку "все свои", что достигается не путем прямого суммирования или грубой эклектики, а путем взаимодополнения, взаимоусиления духовных потенциалов всех народов, входящих в империю.
Имперские периоды, неодинаковые во временном отношении, но равные по мощи и сходные по алгоритму своего развития, ярко свидетельствуют, что, во-первых, империя — единственно возможный путь развития нашей цивилизации. Во-вторых, всякая империя, пройдя свой жизненный цикл, способна переродится в новую формацию — и именно в этом возрождении, воскрешении заключен пасхальный смысл русской истории. В-третьих, на сегодняшний день мы видим целый ряд признаков и событий, свидетельствующих о том, что рождение пятой империи уже состоялось, что ее новый евразийский кристалл пролил свой первый яркий свет.
Пропасти русской истории и загадка спасения. Пасхе всегда предшествует Голгофа и распятие. Так, наряду с четырьмя империями в нашей истории мы встречаем четыре пропасти: междоусобица и раздробленность, смута и интервенция, Революция и Гражданская война, развал СССР. Каждая из пропастей связана с внедрением либеральных сил в централистское начало империи. Эти либеральные силы псевдосвободы от Бога и государства, а не в Боге и государстве служат диссипативными структурами в системе, раковой клеткой в теле империи. Вместо Космоса воцаряется Хаос, вместо симфонии звучит какофония.
Но там, где любая другая цивилизация поддалась бы энтропии, где любой другой народ превратился бы в племя, рассеялся бы среди соседей, возникает великая загадка русского спасения. Усвоив не только физический, но и метафизический закон "сила действия равна силе противодействия", русский народ облекается в новые ризы и выводит Россию из черной дыры. На краю пропасти всегда найдется русский Данко, вырывающий сердце из груди и освещающий путь там, где, казалось бы, воцарилась непроглядная тьма. У последней черты всегда являются Александр Невский и Дмитрий Донской, Минин и Пожарский, Суворов и Кутузов, Жуков и Шаманов. Видимо, для того и дан русским такой большой крест, чтобы в лихую годину положить его через пропасть и перебраться по нему на другую сторону. Так, на иконе Воскресения Христова Спаситель берет за руку Адама и зовет в путь над бездной.
Русское чудо. Загадку русского спасения, преодоление пропасти можно объяснить только русским чудом. В новейшей истории известны такие понятия, как "китайское чудо", "японское чудо", "индийское чудо", связанные, прежде всего, с экономическим ростом, индустриальным рывком. Эти чудеса поддаются исчислению, статистическим наблюдениям, здесь можно четко зафиксировать КПД. Русское же чудо совершенно иного порядка, в чем бы оно ни проявилось, это всегда устремление духа: будь то "Троица" Рублева или "Явление Христа народу" Иванова, "Слово о полку Игореве" или "Евгений Онегин" Пушкина, спасение древних рукописей академиком Шахматовым или отстаивание Бременской трофейной коллекции Саввой Ямщиковым, шахта Стаханова или бросок Матросова, Красное знамя на Рейхстаге или полет Гагарина; мироточение икон в доме простой бабушки — русской молитвенницы или детская соборная молитва перед уроком в православной гимназии.
Русская история — это непрерывное проявление чуда, неподдающегося никакому рациональному объяснению. Ни один другой народ за всю свою историю не сумел проложить тропу от ковра-самолета до "Бурана" — придать сказке, мифу, коллективно-бессознательной фантазии осязаемое технологическое воплощение. Именно благодаря русскому чуду путь от Средневековья к Просвещению, на который Европе понадобилось полтысячелетия, Россия в Петровскую эпоху преодолела за двадцать пять лет. Именно благодаря русскому чуду крестьянская соха стремительно пропахала борозду к атомной бомбе.
Берущее начало в сказках и былинах, в псалмах и притчах, в застольной песне и в материнской колыбельной, русское чудо стало мощной движущей силой нашей истории, бытийной катапультой, благодаря которой необозримое будущее становится живым и осязаемым настоящим.
Русские святые и иконы. Хранителями пасхального света русской истории и главными носителями русского чуда являются святые, в период крушения империй возникающие на краях пропасти и своими молитвенными усилиями скрепляющие тектонические разломы.
Если русскую землю "в рабском виде царь небесный исходил, благословляя", то и начало русским святым положили не благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб. По русской дороге, не позволяя сбиться с истинного пути, нас ведет "кормчий корабля Христова" Николай Чудотворец. Стихи поэтов и проповеди иерархов одухотворяет Иоанн Златоуст. В наших храмах благоухает миро целителя Пантелеймона. Кирилл и Мефодий создали славянскую азбуку, дабы зашифровать в ней язык ангелов, передать нам небесное послание, дабы русский шестилетний мальчик Онфим в древнем Новгороде на берестяной грамоте написал письмо другу, ставшее посланием потомкам и призывом "светом Его просветиться".
Неслучайно на мощах Сергия Радонежского каждый год меняют изношенное одеяние — святой, преодолевая все тектонические разломы империи, пребывая вне времени и пространства, каждую минуту в любом уголке России молится за всех и каждого. Сергиево-Посадский Маковец — это русский Арарат, к которому вновь и вновь пристает наш ковчег спасения, когда имперская земля уходит из-под ног и начинается бытийный потоп. Троицкий собор лавры возведен не от земли к небу, он, созданный райскими зодчими, от фундамента до креста снизошел к нам с небес.
Батюшка Серафим Саровский, по велению Божьей матери, выкопавший в Дивеево канавку, навсегда уберег русский народ от торжества Врага на нашей земле. И даже в ту пору, когда канавка была засыпана, она, метафизически распростершаяся до Сталинграда, не позволила пройти гитлеровцам там, где на последнем рубеже стояла Богородица.
Святая Матрона Московская, своим успокоительным жестом на иконе утоляющая все печали, дарит каждому приходящему к ней цветок, способный распуститься на выжженной земле империи и источить благоухание среди дыма и смрада.
Так, всякая новая империя рождает своих святых. Оптинские новомученики: иеромонах Василий, иноки Трофим и Ферапонт, отошедшие ко Господу на Пасху, — своими телами заслонили народ от ножа сатаниста. Русский мальчик Евгений Родионов, принявший мученическую смерть и в одночасье ставший мужем, по сути сам обезглавил чеченских полевых командиров, его вера и верность Отечеству разбомбили укрепления врага, подорвали вражескую технику, направили вражеские пули снайперов и автоматчиков на самих себя. Полковник Константин Васильев, во время теракта на Дубровке предложивший себя в обмен на детей, был зверски убит боевиками — и теперь его фотографии мироточат, что свидетельствует о том, что Господь не ждет земной канонизации и прославляет своих воинов на небесах, пополняя сонм русских святых. Эти мученические смерти в полный голос говорят одно: "Победа одержана! Русскому народу жить! Империя состоялась!".
Каждую пропасть между империями русский народ, ведомый святыми, преодолевал с иконами в руках — и то были иконы не местночтимые, иконы не для домашнего киота, а общенациональные, соборные иконы, которые передаются не от родителей к детям, а от эпохи к эпохе. Владимирская и Казанская иконы Божьей матери стали непробиваемым духовным щитом народа, уберегшим и от татарской стрелы, и от французской пули, и от немецкой бомбы.
Прозорливые русские иконописцы не нуждались в фотографическом восстановлении облика Христа по Туринской плащанице, они прозревали Спасителя духовным зраком. Андрею Рублеву не нужны были ракеты и шаттлы, чтобы воспарить над землей, ведь неслучайно, по свидетельству многих космонавтов, Земля из Космоса источает синий цвет с рублевской "Троицы".
Всякий раз в периоды имперского строительства в русских храмах и домах проявляются и самообновляются иконы. Недавно проявившаяся на башне Московского Кремля икона Николая Чудотворца напоминает временщикам о том, кто на нашей земле Хозяин, говорит, что иконостас пятой империи с ее святыми уже пишется.
Историческая энергия. Неиссякаемость пасхального света и непрерывность русского чуда обусловлены тем, что пассионарный потенциал народа способен аккумулировать в период цветения своего царства историческую энергию. Она не пропадает, а транслируется из империи в империю по световоду русской истории.
Вещий Боян извлек своими перстами такую музыку, какой хватит на несколько тысячелетий русской литературы. Ангел Златые власы одарил "золотом волос" Есенина. Серафим Саровский явился во сне Иоанну Кронштадтскому и благовестил, что скоро собор русских святых невообразимо преумножится. Восприняв нерастраченную энергию Пересвета, Матросов бросился на амбразуру. Тренеры кричали молодым штангистам в момент рывка "Сталинград!" — и те, помня об отцовской и дедовской победе, брали олимпийское золото, несмотря на вывихнутые плечи и разорванные на пальцах сухожилья. В 93-м году перед иконой Владимирской Богоматери до сердечного приступа молился патриарх Алексий, чтобы в стране не разразилась братоубийственная бойня.
Но световод русской истории во многих местах рассечен, и через эти пробоины уходит в никуда драгоценная энергия — и как следствие разрушается система образования, уничтожаются институты брака и семья, которым все чаще навязываются уродливые формы, противные Божьему замыслу, в сторону минуса, упадка, "пупка и паха" смещается система ценностей; герои прошлых империй замалчиваются, отдаются на поругание, профанируются, на их места пытаются установить "человеков-пауков" и марионеток с Болотной. Вместо памятника русскому солдату Алеше на постамент хотят водрузить бутылку "Кока-Колы", православный храм желают подменить Макдоналдсом, а лик Богородицы — масками кощунниц.
Оттого кристалл русской государственности, зародившейся в пятой империи, получает лишь часть светоносной энергии, но даже эту часть стремятся замутить и отравить, проникая в пробоины световода.
Метаисторическая задача. Главной метаисторической задачей, поставленной как никогда остро именно сегодня в связи с полученными пробоинами, стало соединение, сварка световода русской истории. Наиболее кропотливая работа предстоит на стыке Романовской и Красной империи. И это соединение должно проходить не через Деникина и Фрунзе, не через кости белых и красных, которые и в братской могиле будут продолжать рубить друг друга. Работа по слиянию должна быть более тонкой, с чувством пульса истории. Стыковка осуществима лишь через Николая II и Сталина как передатчика и преемника имперской идеи. Для этого необходимо объяснить советский период не шаблонно, не как период вульгарного атеизма, а как мистический период с особой концентрацией и выплеском духовной энергии.
Война и Победа. Небывалым в русской истории всплеском духовной энергии стала Победа 45-го года, когда Советский Союз принес в жертву тридцать миллионов своих сыновей. И этот коллективный агнец сравним только с Христовой жертвой, потому как Великая Отечественная война была не политической, не идеологической, а космогонической. Здесь столкнулись не два мировоззрения, не две сверхдержавы, а две силы, которые могли либо привести человечество к свету, либо низвергнуть его во тьму.
Так было и в эпоху распятия Христа — вступили в противоборство космогоническая тьма и космогонический свет. Одно только то, что древний солярный символ свастика, присутствовавший во многих мировых мифологиях, из посолони был трансформирован в противосолонь, в знак разрушения вселенской гармонии, свидетельствует о попытке запустить Адский проект, в котором отчетливо слышится топот коней Апокалипсиса. Поэтому русский народ выступил архистратигом Михаилом, победившим Денницу, и эта Победа отмечается церковью как православный праздник. Всех героев этой войны следует воспринимать как святомучеников, крестившихся кровью на полях сражений, оттого Россия через Победу соединилась с небом.
Русское мессианство. Очевидно, что такая Победа народу-безбожнику была бы не по силам, ее мог одержать только народ-богоносец, наделенный особой миссией. В истории человечества известны два мессианских народа: евреи и русские. Первые должны были объединить народ вокруг себя и осуществить проповедь Моисеевых смыслов. С первой частью миссии евреи справились, а вторую — провалили: не преодолев собственный титанизм, распяли Сына Божьего, продались золотому тельцу — и Моисея заменил Шейлок.
Русское мессианство послужило причиной тому, что все наши империи стали не географической, а метафизической святой землей. Не случайно патриарх Никон создал под Москвой Новый Иерусалим, сохранив и топонимику, и в масштабированном виде пространство первоисточника. Русские всей своей жизнью, всем своим историческим путем исповедуют идею идеального бытия, райского сада, согласно которой для обретения смысла жизни недостаточно бытового комфорта и даже государственного благополучия. Жвачка и пульт дистанционного управления не делают русских счастливыми, им нужна имперская работа, философия общего дела. С этой идеей из уст в уста передавались сказки, с этой идеей строили социализм. С этой идеей русская душа бедным Лазарем приходит в храм и молится, веря в Царствие Небесное и земное благоденствие. Оттого русский народ "всему миру укоризна", что живет этот мир не по Божьим заповедям, нарушает Божественную гармонию, после чего тварь вновь распинает Творца. За такую укоризну и получает русский народ нашествия, которые всегда преодолевает, войны, из которых выходит победителем.
Русская Победа. После тьмы всегда наступает либо Рождество, либо Пасха, и каждый раз, принимаясь за новое имперское строительство, русские помнят об этом. Создавая гимн новой державы, русские помнят, что гимны восходят к прославлению Господа и святых Его. Марши оккупантов у нас всегда заглушаются маршами победителей, и кремлевская брусчатка признает только поступь русской победы. Псалмы русской победы призывают "облекаться светом, яко ризою" и попирать "аспидов и василисков". Код русской победы не разгадает никакой дешифровщик, не заставит измениться никакая мутация, потому что ключ от этой победы сокрыт у Бога. Победа пятой империи уже одержана, и теперь любые наши деяния будут вытягиваться победоносной силой к живоносному источнику Пасхального света.
Мистический сталинизм. Систему координат, в которой разрастается русская победа, можно назвать метафизическим реализмом, когда во всем земном, осязаемом, зримом присутствует небесное, сакральный сверхсмысл, нечто не осознаваемое умом, но постигаемое духом. Именно таким мистическим реализмом был наделен Сталин, что позволило ему победить врагов и переиграть соперников.
Сегодня Сталин явился к нам не как конкретная историческая личность с фактами личной биографии, предками и потомками, а как некий идеальный тип имперского главы. Сталин-человек оказался Сталином-мифом, вобравшим в себя эпоху во всей ее антиномичности: с репрессиями и пятилетками, с ГУЛАГами и университетами, с голодом и атомной бомбой, но Великая Победа стоила всего этого. Сегодня миф о Сталине стал полем идеологического боя, сталинградским Мамаевым курганом, где одни говорят об анафеме, а другие о канонизации. Но как романовский ампир триумфальных арок и стел переродился в ампир сталинских высоток, так и в ближайшем будущем нас ожидает новая архитектурная трансформация, когда уже сталинские высотки, устремленные к небу, дадут иной метафизический конструкт пятой империи. И придет новый Сталин, имени которого мы еще не знаем, но это будет уже не миф, а живой и деятельный имперский строитель, носитель пасхального света русской истории, тот, кому Бог доверит код Русской Победы.