А.Проханов пишет в «Завтра» о сбережении народа. «В недрах исчезающего народа трудно осуществить духовный прорыв, научные открытия, трудовой или военный подвиг». Это – неоспоримо.
У нас быстро оголяется и обезлюдевает земля. Проханов перечисляет области – самые коренные, центральные – в которых народу становится всё меньше, смертность превышает рождаемость. Это и понятно: молодые оттуда стекаются в большие города, попросту говоря, в Москву, если речь о Центральной России. Москва с пригородами растёт не по дням, а по часам, перемалывая поля и перелески, громоздя бетонные громады. И это не радостный, а болезненный рост, ничем не сдерживаемый. Ну а провинция соответственно оголяется: общее-то население страны не растёт.
Особенно неуклонно вымирает деревня. А ведь в ней корень народа. Немецкий антрополог Ганс Гюнтер верно говорил: «Народы рождаются в деревне и умирают в городе». Именно из деревни черпает силы любая развивающаяся цивилизация.
Умирают не только деревни, но и малые города. Вот и надо - учат государственные мудрецы – признать и закрепить (по-научному, "институционализировать") то, что и так есть - утечку народа, оголение территории. В конце 2010 года сообщалось о проекте создания двадцати городских агломераций. Потом проект был не то, что отменён, а то ли забыт, то ли отложен. План агломераций – это план закрытия России, возможно, её предпродажной подготовки. Так молодые наследники сносят бабушкину хибарку-сараюшку, чтоб подороже продать участок «под коттедж». Чтобы ничего не напоминало о прошлом.
Сейчас вроде как предпринимаются попытки этот болезненный процесс притормозить: обещают не закрывать школы и медпункты...
Очевидно: нужна в первую очередь инфраструктура: дороги, газопроводы. Нужна промышленность, многоотраслевая, разнообразная: именно индустрия – источник богатства народов. Менделеев, считавший себя в первую очередь политэкономом, говорил, что промышленность надо строить на селе, чтобы люди не отрывались от привычной жизни. Сельскохозяйственный сезон у нас короткий, многие могли бы работать и на поле, и на фабрике.
Нужно распределение специалистов. Надо им дать хорошие стипендии с обязательством отработки в течение пяти лет по распределению. Если закрыть бездельные специальности, можно из сэкономленных средств платить стипендии тем, кто подлинно нужен.
Всё это так, и об этом многие говорят. Но давайте посмотрим на вещи прямо, без политкорректных околичностей.
Когда началось бегство из деревни в города? Тогда, когда разрешили: при Хрущёве. До того было своего рода крепостное право: колхозникам не выдавали паспорта. Я лично в детстве (60-е годы) наблюдала в живописной деревушке на берегу Оки: что ни год там становилось меньше коренных жителей; теперь деревушка полностью дачная. Но тогда можно было течь только в райцентр, а в Москву и большие города – не пускали.
После победы демократии в 91-м году – езжай куда угодно. И поехали. Мужики – в охранники, бабы – в продавщицы. В городе прожить неизмеримо проще, городская работа легче сельской. Да и где она – сельская? И вообще в городе завлекательнее… Колхозы-совхозы развалили, а воображать, что селяне массово станут фермерами, могут только городские интеллигенты, сроду не бывавшие даже «на картошке».
Сегодня никакие меры и никакие инвестиции, государственные и частные, не превратят деревню в более лёгкое и комфортное место для проживание, чем, положим, Москву. Охранником при офисе сидеть всяко проще, чем трудиться трактористом или зоотехником. На производстве (любом) работать всегда труднее и ответственнее, чем в сидеть в кондиционированном офисе и перебирать бумажки.
Поэтому если возможность утечь в Москву или иной большой город останется – она будет использована. Я слышала, что в блестяще организованные белорусские агрогородки молодёжь не слишком-то стремится. Хотя там всё механизировано, компьютеризировано, современно.
Отсюда простой, как мычание, вывод: рыночными, строго экономическими методами народ на селе и в малых городах не удержать. Да, нужны экономические меры: жильё для молодёжи, материнский капитал не для всех подряд, включая обеспеченных москвичек, а для тех, кто в нём подлинно нуждается.
Но одновременно нужны и чисто административные меры, ограничивающие свободу выбора места жительства. Когда нельзя было утечь в город, деревня была полнокровна, а стало можно – начала хиреть. Если есть люди – можно улучшить их положение, развивать культуру, делать что угодно. Но если людей нет – и говорить не о чем.
Мы любим ностальгически восхищаться: ах, в 50-е годы так замечательно учили в сельских школах, что люди поступали в МГУ! А что за этим стоит? Обязательное распределение учителей. Когда его не стало – всё пошло прахом.
Надо наконец осознать, что свобода – это не какая-то абстрактно-абсолютная ценность, а инструмент улучшения и развития жизни, инструмент созидания культуры – материальной и духовной. Если свобода приводит к вымиранию и деградации – может, она неправильная какая-то, и ну её – такую свободу?
Не случайно, наверное, самый популярный дореволюционный публицист Михаил Меньшиков назвал сборник своих статей «Выше свободы». Кстати, там есть очень интересная статья, близкая к нашей теме. Она посвящена пятидесятилетию отмены крепостного права. Автор побывал в родных местах на Псковщине и ужаснулся деградации села. Известно, что после «воли» уровень агротехники пал, урожайность уменьшилась. Одичала и вся сельская жизнь: горьки оказались плоды свободы.
Автор копает глубоко в историю. За столетие до реформы 1861 г. вышел Указ о вольности дворянской, который отменил взаимное прикрепление крестьян и помещиков: помещики обязаны служить государству, а за это крестьяне обязаны служить помещикам. Дворяне, освобождённые от службы, начали «чудить», читать Вольтера и Руссо, увлекаться либеральными идеями вместо службы и усовершенствования земледелия, что составляло их сословный долг. Бомба под российское государство была заложена в 1762 г.
По-видимому, в нашей огромной, холодной и тяжёлой для жизни стране нельзя жить и идти вперёд без географического и социального закрепления людей. Пока люди не будут неким образом «крепки» своему месту жительства и работы – дело у нас не пойдёт. Нравится нам это или нет.
На такие мысли наводит статья Меньшикова и, в первую очередь, непосредственные наблюдения жизни.
Я сделала некоторые выписки из статьи Меньшикова «В деревне». Написано в 1909 г. А читается - словно писано сегодня. Лучше, конечно, прочитать статью целиком; это поучительное чтение.
"Мне кажется, оценивать события следует по их последствиям.
Одновременно с драками, стрельбой, поножовщиной замечается странная апатия тех же мужиков у себя дома и на поле. Работают все хуже и хуже.
Если бы высший класс был на высоте своей роли, он не выпустил бы из рук своих культурной власти над народом, не перестал бы быть двигателем народной силы и организатором ее.
Одновременно с безоглядочной раздачей государственных имуществ начинается мотовство помещиков, распущенный, пьяный, бездельный образ их жизни.
Оторвать парня от дому бывало так же для него больно, как оторвать от тела живой орган. Куда бы ни забрасывала человека судьба, он мечтал, как о высшем счастье, о возможности попасть домой. Теперь не то. Теперь деревня разбредается, расползается по городам, разлезается, как гнилая ветошь. Парней и даже девок ничем не удержишь дома. Дома начинают тосковать, как прежде тосковали на чужой стороне. Города русские, не выполнив своей культурной миссии - просветить деревню, - начинают действовать антикультурно, развращая деревню. Как мошек на огонь, крестьянскую молодежь тянет на легкие хлеба, на городские промыслы, на веселую жизнь фабрик, трактиров, публичных домов.
Молодая деревня тем охотнее бежит с разорённой родины, из невылазной грязи, из неудачнического, доведенного местами до идиотизма, хозяйства. Города наши затопляются полчищами безработных. Это люди хуже, чем не имеющие работы. Чаще всего они - не умеющие работать, бежавшие из деревни от своего неуменья, от странной лени, от неохоты жить, от неспособности ухватиться за что-нибудь и зацепиться. Вероятно, значительную часть громадной переселенческой волны составляют эти же "неприспособившиеся". Как ни быстро спивается с круга и погибает их полчище, оно представляет главную угрозу государству.
Пьют по-прежнему, по-скотски пьют, погано и безобразно.
В результате падения крепостного права через 50 лет после его отмены вы видите ограбленную природу и опустошенного человека. Одичание деревни идёт, мне кажется, большими шагами. Как его остановить - придумать трудно».
