Во Франции прошёл первый тур выборов: действующий президент Эмманюэль Макрон и «антисистемная» кандидатка от правой оппозиционной партии "Национальное объединение" прошли во второй тур, который пройдёт 24 апреля.
Обычно выборы в том или ином центре политического влияния служат индикатором изменения настроений в обществе и, как следствие, помогают предсказать тенденции, которые в следующие несколько лет будут превалировать в политике какого-либо региона. Выборы во Франции стали исключением – настроения как во французском, так и в европейском обществе сейчас видно невооружённым глазом, а направление, куда весело шагает вся Европа, подчёркивает антироссийский угар, в котором бьются брюссельские чиновники. Французские выборы, несмотря на всю их предсказуемость, важны как признак перелома миропорядка, ведь слишком много событий органично вплелись в контекст переизбрания Макрона.
Имя Макрона будет носить во французской истории эпоха, когда глобальное влияние недавней колониальной державы ускользнуло из рук Парижа. Разумеется, это будет так же несправедливо, как обвинения Байдена в американской рецессии или Шольца в затухании германской промышленности – им просто не повезло оказаться на проблемном посту на пике кризиса, вызревавшего долгие десятилетия. Но Макрон особенно ярко проиллюстрировал перевод Франции с рельс глобальной силы на путь регионального лидера, зажатого между британскими и германскими амбициями. В прошлом году шуму наделало учреждение США, Австралией и Британией альянса AUKUS, куда Францию демонстративно не пригласили, да ещё и столь же демонстративно «отжали» у французской верфи контракт на постройку подлодок для Австралии. Самодовольство и наглость англофонов аукнулись Макрону, которого внутри Франции принялись обвинять в ущербе интересам Парижа. Другим крайне болезненным для французской национальной гордости моментом стал наметившийся курс на вытеснение Парижа из Африки. За симпатиями к России, возникшими в Мали стихийно и неожиданно в первую очередь для самой России, стоит прежде всего давнее желание республики (и ряда других стран региона) выйти из орбиты постколониального влияния Франции. Франция это желание прекрасно осознаёт, в связи с чем с начала 2010-х французские военные придумали миллион поводов остаться как конкретно в Мали, так и в Западной Африке в общем. Имитировалась бурная деятельность в виде напряжённой борьбы с террористами, а заодно совершенно случайно обеспечивался контроль французских компаний над сочными ресурсами региона. Прошлой осенью власти Мали велели французам убираться, после чего показательно обратились за помощью к наёмникам из «Группы Вагнера». Такая наглость подняла дикий вой во французских СМИ и среди европейских чиновников. Министры обороны Британии, Нидерландов, Бельгии, Испании, Италии, Португалии, Финляндии, Норвегии и Дании принялись осуждать решение Мали, а крупные газеты разожгли истерику по поводу русского следа во всех французских проблемах. Эта истерика, достигшая пика в конце прошлого сентября, ненадолго вспыхнула в феврале, когда Макрон объявил о том, что вынужден вывести войска из республики, а затем получила неожиданное продолжение на минувшей неделе. СМИ сообщили, что в городе Мура, находящемся в центре Мали, правительственные войска вместе с вагнеровцами убили 300 человек. Это немедленно вызвало решительное осуждение всего мирового сообщества (ограниченного французской дипломатией) и требования допустить в Мали силы ООН – которая, разумеется, выразила готовность выдать мандат на действия от своего имени французским войскам. Сходство с недавними событиями в Киевской области поразительное – точно так же никто ничего не видел, но всем с места стало ясно, что виновата Россия. Сходство становится тем ироничнее, что Буча была выбрана американскими продюсерами для кровавого спектакля из-за созвучия с английским «butcher» (мясник), а Муру французские постановщики избрали из-за сходства со словом, обозначающим во французском смерть, чем тут же воспользовались газетчики. Тема пошумела пару дней и затихла – кого интересуют какие-то там малийцы, когда на Украине горят сотни миллиардов европейских инвестиций? Макрон, созванивающийся с Путиным по каждой мелочи, беседующий с ним чаще, чем со своей престарелой супругой и тщательно строящий образ президента-миротворца (никого не умиротворившего), и за весь второй срок не отмоется от репутации человека, деклассировавшего внешнюю политику Франции.
Марин Ле Пен, бывшая главной конкуренткой Макрона на выборах 2017 года, не является ни сколь бы то ни было серьёзной угрозой для французского (и уж тем паче, европейского) истеблишмента, ни вариантом, выгодным Кремлю, как это пытаются представить европейские и почему-то российские СМИ. В идеальном мире громких лозунгов и ярких слоганов Марин – французская националистка. Националисты Западной Европы ненавидят друг друга, но сходятся лишь в своём желании уничтожить Россию, низвести её до пары десятков Ингрий и прочих Идель-Уралов, чтобы качать из неё углеводороды, пищу и дешёвую рабочую силу. К счастью, Ле Пен не большая националистка, чем был новопреставившийся Владимир Вольфович – кандидатка в президенты является донельзя верным Елисейскому дворцу активом, призванным направлять шовинизм и гнев (в этих вещах обычные французы дадут фору даже самым безумным из немцев) в комфортное для государства русло. Марин продолжает традиции своего отца Жана-Мари, которого прогрессивная пресса называла «ультранационалистом» и «ксенофобом». Победа Ле Пен не изменила бы ровным счётом ничего, ведь «глобальная Клинтон», наученная Де Голлем, заблаговременно взрастила во Франции верную себе элиту. Данные Ле Пен обещания реформировать Евросоюз, призывы наладить диалог с Россией и требования избавиться от влияния США не нужно воспринимать всерьёз – на двуличную лживость французских потомственных бюрократов здесь накладывается фактическая неспособность президента что-либо изменить. Но все разговоры о перспективах Ле Пен-президента напоминают разговоры схоластиков о мотивах Бога или размышления физиков о природе чёрных дыр – на практике это никак не проверить. Дело в том, что избирательная система Пятой Республики конструировалась крайне расчётливыми людьми в период наивысшего расцвета красной угрозы. Время шло, эпоха красной угрозы миновала, но парижская бюрократия ничуть не спешила позволять глупому плебсу принимать важные для страны решения. И по сей день внесистемным кандидатам (к коим Ле Пен, конечно, относится лишь в пропагандистских мечтах правоцентристской прессы) почти невозможно выдвинуться. Нужно собрать деньги на кампанию, организовать сложнейший механизм взаимодействия с избирателями и журналистами, выдержать страшное давление со стороны прессы и многочисленных «изнасилованных нью-йоркских горничных» и получить минимум 500 поимённых подписей действующих чиновников – депутатов, мэров, глав департаментов и советников – среди которых, как ни странно, мало кто хочет открыто прослыть сторонником антисистемного кандидата. По-настоящему антисистемный кандидат не наберёт больше половины голосов – такое во Франции условие победы на выборах – как максимум он может рассчитывать на выход во второй тур. На выборах 2022 года во второй тур не вышел ни один антисистемный кандидат – Эрик Земмур, наделавший по ходу кампании больше всего шума, набрал символические 7% и призвал своих сторонников голосовать за Ле Пен. Остальные же кандидаты, признавшие своё поражение – Жадо, Руссель, Пекресс, Идальго (не запоминайте эти имена, не пригодится) – призвали голосовать за Макрона или хотя бы не голосовать за Ле Пен, как призвал «антисистемный» кандидат с левого фланга Меленшон. В связи с этим исход второго тура вполне понятен. Тем более сейчас у прессы не будет страшного праворадикального жупела в виде «нациста» Земмура, так что журналисты достанут с пыльных полок лежащие там с 2017 года методички и живо изобразят из парижской номенклатурщицы Гитлера в юбке. До этого Гитлером – не в юбке, к счастью – изображался Земмур, кстати, являющийся евреем, что, как нам объяснили западные СМИ, должно защищать от любых обвинений в нацизме.
Простим российской прессе любовь к Ле Пен – в конце концов, на Западе мало политиков, активно высказывающих симпатии к РФ, а французская подлость и хитрость нам в силу исторических причин знакома куда хуже, чем аналогичные свойства англофонов. Всё чаще от наших публицистов и журналистов слышны речи о том, что в разрушенном Мариуполе, где-то в подвалах "Азовстали", среди рядов недобитых нацистов, западных инструкторов и американских биоинженеров, прячутся французские шпионы. Поимка этих шпионов, демонстрация их мерзких шпионских деяний на весь мир прольёт свет на подлость Макрона, после чего шокированные этим французы стройными рядами побегут голосовать за Ле Пен, которая, став президентом, первым делом упразднит Евросоюз, а вторым делом наладит отношения России и Запада. Едва ли стоит всерьёз воспринимать подобные теории, как и что-либо, что связано с Марин Ле Пен. Макрон, гарантировавший себе переизбрание даже в условиях полного отсутствия предвыборной кампании, представляет куда больший интерес. Парижский уж на сковороде, активно призывающий наказать Россию за военные преступления, строящий из себя европейского «ястреба», вынашивающий планы создания единой европейской армии, энергосети, бюрократического пространства и транспортной системы, тщательно маскирует свои подлинные намерения громкими заявлениями, позволяющими причислить его к любой радикальной политической силе. Ни архитектор брекзита и отдаления от Европы Борис Николаевич Джонсон, ни невнятный пиджак Олаф Шольц не могут сравниться с Макроном в способности олицетворять Европу. Самодовольный и склонный к самоуничтожению, упорный и ещё не до конца осознавший фатальную неправильность выбранных позиций, противоречивый и злопамятный Старый Свет превратил птенца глобалистской бюрократии Макрона во флюгер всего европейского мироощущения.
