Существуют системы, признанные всем миром, тысячекратными проверками и годами практики доказавшие свою состоятельность и дееспособность. В театральном мире таковой является система Станиславского. Но когда я о ней слышу, то всегда вздрагиваю.
И вот почему. То ли в восьмом, то ли в девятом классе средней школы я как-то неожиданно сам для себя выиграл конкурс чтецов стихов Маяковского. Потом, ещё более неожиданно, выиграл городской конкурс и был направлен на всесоюзное соревнование чтецов.
Комиссия, оценившая меня в Москве, заявила: "нам очень понравилось не то, как вы читали, а то, как вы говорили стихи. Такая простота, в общем-то, подкупает. Но теперь вам придётся поработать с нашим сотрудником". После чего меня прикрепили к специалисту по технике речи. По всей видимости, то была выпускница либо ГИТИСа, либо Института Культуры, ещё не реализовавшая себя. Поэтому вся мощь её творческой энергии обрушилась на меня: "Вы читали неплохо, но "Птичку Божию" мы брать не будем, работать начнём над другим стихотворением. Вот, "Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру". Берите текст, с завтрашнего дня начнём", — сказала она мне.
На следующий день я пришёл в назначенный час к моему режиссёру и на её просьбу прочитать стих, сразу стал рассказывать его, выученный наизусть. "Вы что, его уже выучили?" — в недоумении спросила меня режиссёр, — "что вы наделали? Вам же никто не разрешал учить это стихотворение! Вы всё испортили! Теперь вам не удастся ничего правильно произнести! У нас должен был только-только начаться застольный разбор, где мы бы разобрали предлагаемое обстоятельство, поняли бы сквозное действие и сверхзадачу этого произведения! А вы уже выучили". Тут она слегка сменила тон, будто бы превратившись из режиссёра в преподавателя: "Никто из великих чтецов или актёров не начинает работу над ролью с зубрёжки текста. К этому приходят, преодолевая горы побочного материала. Не знаю, что теперь у вас получится. Ну, попробуйте, прочтите".
Я, потеряв долю уверенности, начал читать. Чувствую, что стали появляться фальшивые нотки. Режиссёр досадно протянула: "Видите, ничего не получается. Вы не понимаете, о чём вы читаете. Что, скажите, происходит в этом стихотворении?". Помедлив, я ответил: "человек получил квартиру, это было его давней мечтой, он счастлив, горд и за себя, и за страну". Режиссёр будто бы того только и ждала: "Ничего подобного! Это всё поверхностное представление! Что происходит, в чём суть? Вы что, думаете, Маяковский писал про квартиру, про ванную, от которой рабочий в восторге, и имел в виду именно их? Такой гений подразумевал совсем другое! Это только внешняя канва, а главное, что происходит в стихе — не так просто увидеть". Блеснув очами, режиссер сказала: "Свершилось то, о чём мечтали десятки поколений наших людей, то, о чём говорится в сказках, в былинах, в преданиях. Произошло не просто получение квартиры, а торжество справедливости, всепобеждающая сила добра востор- жествовала! Именно это и надо читать! Вот, что главное в произведении, а не квартира, ванна и вода. Вы должны увидеть свет, который сопутствует герою. Ощутить и радоваться ему. Попробуйте прочитать свет!".
Я начал читать, чувствуя, что начинаю забывать текст. Слова стали какими-то путаными, в моей голове — мысль про свет, забываю про ванну, в конечном итоге кое-как дочитал. "Нет, это никуда не годится", — говорит режиссёр, "вы опять вспоминаете про какую-то квартиру. О чём произведение?". Я протянул, уже порядочно запутавшись: "О вековой мечте человечества". Режиссёр посмотрела на меня и сказала: "Да! И нет. Ведь что это такое? Говорится как бы о прообразе рая. Человек как бы оказался в раю. Вы знаете, что такое рай?". Я подумал и ответил: "Догадываюсь в какой-то степени". Режиссёр не отставала, продолжая обсыпать меня слабо противоречивыми высказываниями.
Затем мне снова было предложено прочитать текст. Я почувствовал, что текст стал мне совсем чужим, всё развалилось, рай, вековая мечта человечества, квартира слились в сознании и вызвали там диссонанс. Через час репетиции я не мог вымолвить и слова.
"Поглядите", — сказала режиссёр, "вот, что вы натворили своей совершенно ненужной самостоятельностью. Давайте пойдём другим путём. Станиславский, для того, чтобы актёры поняли предлагаемые обстоятельства, погружал их в атмосферу происходящих событий. Поступим так. Вы не понимаете, что ванна — не просто предмет, а настоящий рай. Но вам придётся это понять. Сейчас на улице мороз. Идите, походите долго-долго, а потом вернитесь домой и сразу же в горячую ванну! Вот тогда только можно понять, что это такое — ванная, как земля обетованная!", — сказала она.
Договорились. Я выполнил всё точно. Ходил даже не четыре, а пять часов по заснеженной Москве. Для большего эффекта ел снег. Наконец, совершенно окоченевший, пришёл домой и погрузился в ванную. В голове сразу как-то помутнело, в глазах плыло. А ночью выяснилось, что у меня двухстороннее воспаление лёгких. Целых полтора месяца я не ходил в школу. Естественно, конкурс прошёл без меня, а при словосочетании "система Станиславского" я впредь постоянно вздрагивал. На этом и закончились мои актёрские подвиги.
