«ЗАВТРА». Сергей Борисович, за последнее время в области энергетики произошли события, которые требуют вашего комментария. Из негативных: на нефтепроводе «Дружба» произошла утечка нефти – то ли из-за аварии, то ли из-за очередной диверсии. Из позитивных: на четвёртом блоке Белоярской АЭС впервые произвели запуск БН-800 (ядерного реактора на быстрых нейтронах), полностью заправленного МОКС-топливом. Окажут ли эти разноплановые события влияние на баланс в мировой энергетике?
Сергей ПЕРЕСЛЕГИН. Произошедшее на Белоярской АЭС – исключительно важное событие. Ещё лет 10–12 назад мысль о том, что реактор на быстрых нейтронах может быть полностью загружен МОКС-топливом и оно будет перерабатываться в реакторе, в том числе и с расширенным коэффициентом воспроизводства, воспринималась учёными как некий святой Грааль – это была многолетняя мечта физиков-ядерщиков.
Суть в том, что стандартные реакторы используют медленные нейтроны, соответственно, применяются стержни, состоящие из обогащённого урана. В процессе работы уран-235 сгорает, выделяя энергию, а уран-238 практически не затрагивается энергетическими процессами. С другой стороны, уран-238 регулярно ловит нейтроны, происходит множество химических реакций, в результате чего стержень, который первоначально был фактически чистым ураном, превращается в смесь самых разнообразных актинидов – тяжёлых расщепляющихся элементов, становится крайне радиоактивно грязным. К тому же стержни меняют свою физическую форму – раздуваются, искривляются, и их дальнейшее использование оказывается невозможным. Любой стержень, задействованный на обычном реакторе, со временем становится отработанным ядерным топливом (ОЯТ). Реакторов много, следовательно, и ОЯТ – сотни ядовитых тонн.
Атомная энергия реактора на медленных нейтронах отягощена двумя проблемами. Первая: если бы атомщиков заставляли платить за ОЯТ и эту цену включали бы в стоимость генерации атомной энергии, то её просто никто не покупал бы – очень дорого. Вторая. В природе примерно 99,7% урана-238 и 0,3% урана-235. Уран-235 сжигается, уран-238 остаётся либо как обеднённый уран, либо в виде смеси разного рода актинидов. В результате месторождение ископаемого очень быстро вырабатывается, поскольку используется лишь 0,3% добытого вещества – причём не исходной руды, а уже чистого урана. А всё остальное остаётся лежать. Обеднённый уран в обычных реакторах использоваться не может, это всё равно что топить печь не дровами, а головками спичек.
Реакторы, работающие на МОКС-топливе, решают обе задачи. С одной стороны, они позволяют дожигать отработанное ядерное топливо, хоть и не в полном объёме. А с другой стороны, в таком реакторе из урана-238 (природного урана), который сам по себе не участвует в реакции, производятся активные делящиеся компоненты. Из-за этого быстрые реакторы называют «размножителями». Условно говоря, из 100 кг урана-235 получается примерно 130 кг делящегося изотопа, пригодного для ядерного топлива, – то есть вы начинаете сжигать уже дрова, а не только спички, и ваша энергетика становится гораздо более эффективной. Ещё лет 15 назад считалось, что нам нужны и реакторы медленных нейтронов, которые будут создавать отработанное ядерное топливо, и реакторы на быстрых нейтронах для переработки их отходов и производства для них горючего. Но до недавних времён в мире был всего один реактор на быстрых нейтронах – БН-600, и он никогда не работал на МОКС-топливе. А БН-800 изначально строили под эту задачу, и положенные в его основу расчёты вполне подтвердились.
«ЗАВТРА». Россия в этом вопросе задаёт тон?
Сергей ПЕРЕСЛЕГИН. Да. «Росатом», например, начал сборку реактора «Брест». Он тоже будет работать на быстрых нейтронах со свинцовым теплоносителем и естественной безопасностью. Разница в том, что БН-реакторы требуют отдельного блока по переработке ядерного топлива, а на реакторах типа «Брест» рассматривается возможность переработки прямо на станции.
То есть в России уже происходит переход на четвёртое поколение ядерных реакторов – это коренная революция в атомной энергетике. Запад же планомерно сокращает производство ядерной энергии.
«ЗАВТРА». Там, кстати, всё чаще сетуют на недальновидность в принятых решениях по энергетике, например, в Германии уже высказывают сожаления о закрытии своих АЭС.
Сергей ПЕРЕСЛЕГИН. Европе сегодня не хватает всех видов энергии. Есть проблемы с газом, который европейцы отказываются получать из России. Атомную энергетику прикрыли. Угольная – не очень экологически полезна, плюс к этому логистика: уголь надо возить, в отличие от удобной во всех отношениях газовой или атомной энергии. Естественно, что сегодня на Западе сетуют по поводу отказа от АЭС. Хотя многие энергетики предупреждали о последствиях такого шага – в Швейцарии, Швеции, Германии, Японии. Только Франция этого избежала, но там возникли другие проблемы – инженерные: французы своевременно не модернизировали свои атомные реакторы, и большое их количество подходит к предельному сроку эксплуатации. Проблему решить сложно, учитывая, что в Европе ядерные станции строятся медленно.
Сегодня ЕС приходится расплачиваться за вчерашнюю непродуманную экологическую повестку. При этом, заметьте, газа и нефти в мире достаточно, и можно было бы без труда нормализовать сложившуюся ситуацию. Правда, после объявления жёстких санкций Россия уже не готова торговать газом и нефтью за «нолики» на условных счетах, которые к тому же в любой момент могут быть конфискованы.
«ЗАВТРА». Что тогда Европа готова отдавать за энергию?
Сергей ПЕРЕСЛЕГИН. Пока неясно. Энергоносители, как и продовольствие, – товары неэластичного спроса, как бы ни поднималась на них цена, платить всё равно придётся. Европейские управленцы в какой-то момент решили развивать только экономику услуг. Она, конечно, давала высокую норму прибыли, но оказалось, что у неё не было ни энергетического, ни продовольственного основания. Сейчас ЕС с этим впрямую столкнулся. Для европейцев, особенно за последние 50 лет, это не совсем обычный модус вивенди, они так жить не привыкли. Сейчас им придётся многому научиться.
«ЗАВТРА». В условиях энергетического кризиса не совсем понятно происшествие с нефтепроводом «Дружба». Это простое совпадение с диверсией на «Северном потоке – 2»?
Сергей ПЕРЕСЛЕГИН. Если ситуация с «Северными потоками» совершенно однозначна, то пока никто не доказал, что на «Дружбе» был совершён теракт. Нефтепроводы и без посторонней помощи иногда выходят из строя. Поэтому случившееся – не совпадение, а, скорее, скрипты. Когда вышли из строя ветки «Северного потока» и остальные каналы связи по энергии стали крайне важны, именно с точки зрения скрипта резко повысилась вероятность их выхода из строя. Это всегда так работает. Например, Советский Союз при Горбачёве вступил в эпоху лавинообразного износа. Одновременно разразились вроде бы абсолютно не связанные друг с другом катастрофы: гибель пассажирского парохода «Адмирал Нахимов», крупная авиакатастрофа Ту-154 под Учкудуком, когда погибли около 200 человек, страшное крушение теплохода «Александр Суворов» на Волге (случившееся раньше, в 1983 году, но его тоже можно записать в этот ряд) – тоже с сотнями жертв, гигантское Спитакское землетрясение. Бессмысленно искать здесь взаимосвязь событий. Это можно сравнить с резко постаревшим человеком, на которого вдруг обрушалось сразу множество болезней, хотя вроде бы каждая из них случайна и с другими не связана. Сейчас у Европы та же ситуация в энергетике: у неё начинает всё «болеть» одновременно. Такое сюжетное явление.
«ЗАВТРА». Сюжет развивается многовекторно. С одной стороны, говорится о необходимости введения потолка цены на нефть, с другой – следует заявление ОПЕК по ограничению её добычи…
Сергей ПЕРЕСЛЕГИН. ОПЕК, действительно, сократил производство нефти. При этом президент Путин чётко заявил, что Россия не будет продавать нефть странам, поддержавшим "нефтяной коридор". Вводить ценовой потолок сейчас совершенно бессмысленно, поскольку мы находимся под санкциями, и брать за нефть той же монетой, что и раньше, для нас нецелесообразно. При этом у России остаётся возможность и вовсе не поставлять её в Европу. Поэтому действия Запада не означают его гарантированной победы.
Беседовала Наталья Луковникова
